Из цеха то и дело выезжали какие-то грубо сколоченные тележки на валиках вместо колес. Каждую тележку толкали два тристанца. Они везли готовые изделия, а может, полуфабрикаты. Похоже, это завод пластмасс, только выпускаемые изделия отличались особой прочностью.

Доктор бесцеремонно протянул руку к одной тележке и, взяв изделие, подошел к нам. Рабочие не возражали.

Это был прозрачный и довольно эластичный цилиндрический сосуд литра на два с трубкой на дне.

— Ну, что? — спросил доктор.

— Где я мог его видеть? — вслух подумал я.

— Совершенно верно, — сказал доктор. — Точно такие штуки торчали в озере из камыша, там, где мы в первый раз заночевали.

— Верно, верно, стеклянные цветы…

— Думаю, что это были вовсе не цветы…

Здания давно превратились в темные силуэты, пламя печей над нашими головами бросало вниз мрачные отблески. Мы решили вернуться к дископлану. На сегодня разведка окончена.

— Опять придется в потемках искать место для ночевки, — с упреком сказал Марлен, как только мы подошли к аппарату.

— А ты собираешься сегодня лететь куда-то?

— Уж не хочешь ли ты сказать, что мы будем ночевать здесь? — встревожился Марлен.

— Разумеется!

Мы поужинали в темноте, не спуская глаз с загадочного завода. Алые отблески его огней казались особенно яркими во мраке.

«Как в аду», — подумал я. Во времена моего детства у меня была точно такая картинка в книжке.

Работа на заводе не прекращалась. На тускло освещенном фоне медленно двигались темные фигуры. Рабы… Мне снова пришло в голову это сравнение.

— Такой каторжный труд вряд ли может быть привычкой, сказал я доктору. — По-моему, это просто рабы. Но в таком случае где-то рядом с ними должны быть и рабовладельцы. А их здесь не видно, никто не сторожит рабочих, не погоняет…

— И никто не лодырничает, — прервал меня доктор. — Знаешь, у меня возникла идея… бывают же такие нелепые ассоциации… есть что-то общее… эта апатия… Мне почему-то вспомнились наши монтажники там… на базе… Разумеется, чисто внешнее сходство, случайная аналогия, но, ты только подумай хорошенько, эта апатия… словно бы у них есть что-то общее…

— В таком случае предлагаю назвать их «равнодушниками», усердно жуя, предложил Марлен.

Мы промолчали.

— И ты хочешь сказать… — начал я.

— Пока я ничего не хочу сказать. Поэтому-то я сижу здесь и жду. Жду, когда же появятся хозяева.

Время летело незаметно. Нас окружала тьма, пронизанная алыми всполохами огня. Из входа в здание струился слабый свет. Томясь в ожидании, мы попытались установить радиосвязь с базой, но тщетно — наши попытки не увенчались успехом. Пока мы возились с рацией, сзади блеснула вспышка ало-синеватого света и тотчас погасла. Мы обернулись. На рабочей площадке было темно, отблески печей стали слабее, освещение в цеху погасло, воцарилась тишина и ночное спокойствие. Но когда наши глаза привыкли к темноте, мы заметили какое-то движение: вот на темном фоне промелькнули черные тени… Минута — и вновь ничего не видно. Тристанцы скрылись в загадочных зданиях.

Мы с опаской уставились в недвижную тьму. Около дископлана не видно было ни зги. Внезапно Хольст вскочил с места.

— Дайте свет!

В суматохе мы никак не могли вспомнить, куда делся фонарик, пока не оказалось, что он в руке у Марлена.

— Когда мне что-нибудь нужно, я не ору, — сказал тот в свою защиту. — В этом смысле тристанцы куда симпатичнее.

Сноп света рассек темноту, рассеиваясь и слабея вдали. Нам показалось, будто там, на площадке, что-то блеснуло и метнулось в сторону… А может быть, это игра нашего воображения? Луч фонарика пошарил во мраке — вновь что-то блеснуло, и вновь пустота и кромешная тьма.

— Включить прожектор!

Ослепительный свет пронизал пространство, мы зажмурились, выжидая, пока привыкнут глаза. Постепенно мы различили стены зданий… заводскую площадку… Но там никого не было!

— Что это… черт подери!

— Это были не те тристанцы, которых мы видели! — Марлен от волнения забыл придуманное им прозвище «равнодушники».

— Откуда ты знаешь?

В отблесках света я увидел сосредоточенное лицо Хольста и встревоженное — Марлена. Но вот напряженность исчезла.

— Там уже никого нет, — сказал Марлен, проводя рукой по лбу.

Я перевел дыхание. Хольст оглянулся. Мы почувствовали себя спокойнее.

— Ну, так что, доктор? Переночуем здесь и подождем, когда они снова выйдут на работу?

Доктор сосредоточенно смотрел в темноту. Он все еще не мог прийти в себя, его словно подменили.

— Далеко отсюда до реки? — вдруг спросил он.

— Два шага.

— Тогда лучше перебраться подальше… Так будет спокойнее.

Мы переглянулись.

— Да что ты, доктор, ну не все ли равно?

— Садись за штурвал и не спорь, — резко приказал мне доктор.

Через несколько минут дископлан поднялся вверх.

Утром мы опустились прямо на берег реки. Доктор торопливо зашагал к воде.

— Соленая, — кратко объявил он, словно и не ждал ничего иного.

— Соленая вода в озере, соленая вода в реке… — вслух размышлял Хольст.

— В канале, — поправил я.

— Что-о?

— В канале. Погляди.

Я был рад, что мне удалось открыть то, чего не заметили мои товарищи: берега поросли какими-то сероватыми метелочками, а под водой дно было выложено каменными плитами.

Доктор пристально посмотрел на нас.

— Разгадка тайны здесь, — он кивнул в сторону канала.

Мы молча вернулись к дископлану.

— Сколько дней ты не высовывал носа из кабины? — спросил я Марлена.

— Я же черчу для вас карту, — сердито возразил он. Он и в самом деле набрасывал план города, который мы обнаружили в нескольких километрах отсюда. Судя по всему, это был уже не исторический памятник, а вполне современный город. Но без жителей.

Продолговатые, похожие на туннели здания обветшали. Необычной формы окна напоминали глаза слепца, обращенные к небу. Заглядывая внутрь, мы видели остатки домашней утвари, но не рискнули рассмотреть их повнимательнее — дома вот-вот могли обрушиться.

Еще одна загадка… Но доктор тогда не дал нам поразмыслить, он торопил Хольста к реке. А теперь, попробовав воду, казалось, успокоился, но стал еще неразговорчивее.

— Итак, что будем делать дальше?

— В нашем распоряжении только день, — решительно сказал Хольст. — Вечером вылетаем обратно на базу. Во-первых, я дал обещание начальнику экспедиции, во-вторых, у нас на исходе горючее.

— Как же мы используем последний день? Доктор, что ты на это скажешь?

Доктор предложил спуститься пониже над территорией завода и внимательно приглядеться ко всему, что может хоть как-то навести нас на правильный след.

— Если мы сейчас не выясним, в чем здесь дело, то всем нашим догадкам грош цена.

Я сел за штурвал, доктор пристроился рядом. Дископлан повис метрах в двадцати-тридцати над заводским двором, где было полно тристанцев. Никто из них не поднял головы.

— Так и в самом деле можно поверить, что они работают без всякого принуждения, — заметил я.

— И без принуждения, добровольно, покинули свои города? — тут же отозвался доктор.

— А что, если весь секрет кроется в определенном ритме работы? — произнес сидевший позади Хольст. — У нас на Земле привычное чередование: четыре с половиной дня работаем, два с половиной дня отдыхаем. А здесь, возможно, работают… ну, скажем, полгода без перерыва, а потом на полгода отправляются отдыхать?

— А тем временем их жилища превращаются в развалины? — с иронией сказал доктор.

И эта гипотеза отпала.

Мы летели над каналом.

— Смотрите!

Сделав круг, мы спустились ниже. Прямо под нами двигались какие-то транспортеры, по шесть в ряд, и на них были установлены те самые прозрачные, словно из стекла, изделия, которые мы уже видели, и еще какие-то предметы, которые мы с ходу не успели рассмотреть. Нас заинтересовало другое: все транспортеры с берета вела прямо в воду. Изделия медленно исчезали в ней, легкая зыбь… н все! По крайней мере нам так казалось.