— Нами разработан специальный циркуляр, кроме того, цензуре специально указано… — опять жестко сказал Бердяев, весь напрягаясь: последние слова обер-полицмейстера прозвучали хоть и не прямым, но явным, но все-таки укором…

— Да, кстати, Николай Сергеевич! — словно бы случайно вспомнив о чем-то, воскликнул Юрковский. — Как обстоят дела с этим… э-э-э… «Русско-кавказским кружком»?.. Так как будто он вами именуется?..

— Именно так, ваше превосходительство, — Бердяев слегка кивнул. — Дело это… дозревает. Разумеется, при самом пристальнейшем контроле с нашей стороны.

— Не перезрело бы! А? — Юрковский слегка ткнул кончиками пальцев широкое колено Бердяева. — Хитроумность, само собой, необходима в нашем деле, но…

— Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство… — нажимая на «ваше превосходительство», ответил Бердяев и едва заметно отстранился от собеседника, дышавшего, говорившего почти в самое лицо ему. Запахи от обер-полицмейстера исходили отнюдь не великопостные…

— А кружок универсантов?..

— Вы имеете в виду кружок Кашинского?

— Да, Кашинского… и… этих…

— Круковского — Мандельштама?

— Да, их самых…

— Как раз намечается слияние всех этих кружков… Думаю, что мы не должны помешать этому…

— А может, Николай Сергеевич… — Юрковский выставил перед собой пухлую белую руку ладонью кверху, хлопнул по ней другой рукой, — все-таки, не мешкая слишком-то, прихлопнуть бы всго эту компанию разом, и — дело с концом?! А?..

— Считаю, что рано. Нам нужно настоящее поличное. Пока его нет. Думаю, что ждать осталось недолго. Нe далее как вчера мне было доложено нашим шефом наружного наблюдения о возвращении в Москву из второй уже поездки в Варшаву руководителя «Русско-кавказского кружка» Михаила Егупова. Обе его поездки были совершены под нашим контролем. Выявлен целый ряд адресов в Варшаве, Риге и Люблине. Кроме того, при Егупове у нас есть свой человек. Некто Михаил Петров — мелкий банковский служащий, тоже, как и сам Eгупов, бывший студент Ново-Александрийского института. Так что мы — в курсе всего! Идет очень интересная игра, которая должна дать хорошие результаты. Расстраивать, обрывать эту игру в настоящее время нельзя… Нецелесообразно!

— Разумеется, разумеется, коли так все у вас складно получается… — покивал Юрковский…

— Кстати, ваше превосходительство, — продолжал Бердяев, — о голоде в России выпущена за границей брошюрка эмигранта Плеханова. Несколько экземпляров ее привез с собой из Варшавы все тот же Егупов.

— Вновь, стало быть, зашевелились писаки!.. Ясное дело: чем у нас тут тяжелей, тем им там легче! Для них наш российский голод — такая возможность для ловли «рыбки в мутной воде»! Сами и намутят, сами и ловить будут… А тут еще наши собственные возмутители… Ведь дай такому вот, как этот ваш Егупов, волю, он всю Европу обежит, размахивая бомбой и вопя во всю глотку… И откуда только берутся такие жалоносные людишки?! — Юрковский тяжко вздохнул. — Нет бы с сочувствием отнестись к бедствиям своей страны, они — наоборот, они лишь возликуют!..

— Все не так просто, ваше превосходительство. Мы проявляем удивительное непонимание всей сложности и опасности своего положения. Нам все кажется, что в стране действуют лишь ничтожные кружки и группки, возникающие сами по себе, стихийно, и не представляющие собой ничего по-настоящему грозного. Политики Запада уже давно уразумели, какая великая сила стоит за всеми этими группками. Причем надо иметь в виду, что действия, уловки этой силы меняются. Ныне она всеми средствами и путями втягивает в свои мировые козни простых пролетариев. Вот на что мы должны теперь обратить самое пристальное внимание. Это по-настоящему грозно! Группки бомбометателей-террористов к дьявольской игре этой тайной силы отходят на второй план, ныне она стремится использовать в своих, далеко простирающихся интересах мирового пролетария. Призыв, венчающий «Манифест Коммунистической партии», звучит однозначно: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Соединяйтесь для чего? Для того, чтоб диктовать свою волю и сокрушать государственные устои! Этот призыв, разумеется, услышан раньше не самими пролетариями, а той самой тайной и коварной силой, которая, само собой, оставит пролетариату возможность сокрушать государственные устои… Европа уже знает, что такое организованные выступления рабочих, что такое рабочие конгрессы, манифестации, демонстрации… Это уже проникает и к нам…

— Да, да… — Юрковский в задумчивости остановился у среднего окна, вглядываясь в февральскую Москву. — Как тут не вспомнишь забастовку на Морозовской мануфактуре в январе восемьдесят пятого?.. Каких-то семь лет назад… Вот я и говорю: надо сегодня ухо держать востро!.. Не дай бог ежели в такое время опять что-нибудь заварится!.. Кстати, Николай Сергеевич, — он повернулся к Бердяеву, — я имею сведения, что у литератора Астырева проводятся всевозможные собрания, журфиксы, диспуты, на которых говорятся весьма крамольные вещи…

— С этим будет покончено, очевидно, в самое ближайшее время, ваше превосходительство! — опять жестко сказал Бердяев.

— И полноте, Николай Сергеевич! Что это вы все как официально! — воркотливо заговорил Юрковский, осторожно приложив руку к широкой груди Бердяева. — Давайте-ка попросту. Я, кажется, подаю вам пример! Забудьте вы свое «ваше превосходительство»! На людях — другое дело! А тут мы — тет-а-тет… Зачем же?!.

— Привык чтить субординацию! — усмехнувшись едва заметно, сказал Бердяев, и вновь его лицо стало лицом чиновника, находящегося «при исполнении…». — С астыровской компанией — дело довольно простое, Евгений Корнилович… Действует она почти в открытую. Единственная сложность заключается тут в том, что необходимо избежать шума так называемой «общественности…». В теперешней ситуации это крайне нежелательно. Потому надо выбрать подходящий момент. Поймать их на чем-нибудь явном, чтоб опять-таки было настоящее поличное. У нас и там имеются свои глаза и уши, так что в нужный момент мы будем извещены… Мы тут тоже ие очень спешим: надо довыяснить еще кое-какие связи астыревского кружка с кружками Кашинского и Егупова… Да еще появился в Москве не так давно один инженер-технолог, вступивший в контакты и с Кашинским, и с Астыревьм. Бруснев его фамилия. По нашим запросам установлено: ранее вращался в столичных студенческих кружках, имел связи с людьми весьма сомнительных умонастроений. За участие в студенческих беспорядках подвергался аресту. Упоминавшийся мною агент, со слов Егупова, уже наслышанного об этом технологе, характеризует его как весьма сильного марксиста… Пока что сам Егупов на него не вышел, но завтра вечером должна состояться их встреча на квартире этого технолога… Будет там и Кашинский… Речь якобы пойдет об объединении кружков. Что ж, пускай объединяются… — Бердяев усмехнулся. — Легче будет наблюдать за ними!.. Пусть сбиваются в кучу!..