Близнецы тоже устроились на полу и сидели не шелохнувшись, слушая «свидетельские показания хорошего гражданина Зямы Ликуктуса». Шмулик зло бросил: «Его счастье, что у него только дочери! Был бы сын, я бы с ним разобрался!» — «А сын-то был бы при чём?» — воскликнул Рувик. Ренана тут же выкрикнула: «Его доченьки ничуть не лучше! Вспомнить только драку в «Шоко-Мамтоко»! — и в голосе её снова зазвенели слёзы. — Фанфаразматики украли ширлины рисунки и использовали их, сделав из них злую карикатуру! А дрянь Мерива над нею издевалась, говорила ей, что она продалась фанфаразматикам и свои рисунки продала… И некоторые девочки даже начали ей верить… Ихние зомбики распускали слухи, что у Ширли есть специальный прибор, что она с помощью обертонов девочек в ульпене одурманивает, а потом на них доносит…» Тут уж близнецы и Цвика с Нахуми не выдержали и саркастически усмехнулись: «Они хотя бы понимают, что такое — обертоны?» — «А им и понимать не надо! Сказали умное слово — и достаточно!.. Это они на нас штилей натравили!» — «Ренана, хватит об этом… — остановил её Ирми. — И плакать я тебе больше не разрешаю, портить свои красивые глазки…» — и он снова приблизился к ней и как бы нечаянно погладил по руке. Ноам тут же отвёл глаза, близнецы сделали вид, что пристально смотрят в экран. Только Магидовичи переглянулись и тихо прыснули.
В течение всей передачи Ренана то и дело повторяла: «Что с мамой будет, если она увидит… Ох, что с мамой будет…» — «Я надеюсь, ей не покажут… — с сомнением бормотал Ноам, исподлобья поглядывая то в экран, то на братьев, то на Ширли. — Бабушка с дедушкой очень её берегут…»
После антракта с оглушительной рекламой пришло время «гвоздя программы» (ради чего, собственно, она транслировалась в прямом эфире).
Офелия мгновенно натянула на лицо маску торжественной серьёзности и заговорила чрезвычайно проникновенным и драматическим голосом: «Дорогие зрители! У нас, у всех ещё свеж в памяти Большой музыкальный Турнир, не так давно состоявшийся в обновлённой «Цедефошрии». Все мы помним его потрясающие результаты, закономерность убедительной победы прогрессивного течения, покорившего эранийскую общественность! Это струя подобающей цветовой гаммы, она же силонокулл, и несколько столь же современных и прогрессивных ансамблей, творчески использующих традицию! Мы должны выразить нашу самую горячую благодарность эранийским далетариям, самому передовому их отряду — учащимся и выпускникам гимназии Галили, проживающим преимущественно в Эрании-Алеф-Цафон и Эрании-Далет. Это в их среде выросло несколько творческих коллективов, которые в конечно итоге объединились в одну рэп-группу «Шавшевет». Но вернёмся в день нынешний! Успех музыкальных коллективов новейшей струи подобающей цветовой гаммы на Турнире был безусловным и ошеломляющим, и это наш с вами успех! Он мог быть куда более радостным и жизнеутверждающим, если бы… — и тут она сделала многозначительную паузу, лихо поигрывая кнопками своего та-фона, после чего продолжила, и голос её драматически надломился, прервался, после чего загремел фанфарическими интонациями: — если бы не трагическая смерть нашего дорогого рош-ирия Эрании Ашлая Рошкатанкера… Если бы не попытка тёмных сил сорвать голосование! — снова сделав драматическую паузу, Офелия продолжила и зачастила нарочито небрежным тоном: — Впрочем, о драке, спровоцированной фиолетовыми в их же секторе, где серьёзно пострадали бойцы гвардии дубонов, поддерживающие порядок на Турнире, мы поговорим чуть позже…» — и Офелия снова замолкла, театрально прижав руки к груди. Снова заколыхались занавеси на заднем плане в такт с завыванием силонофона.
Наступила тишина, и Офелия твёрдым голосом заявила: «О смерти нашего дорогого адона Рошкатанкера мы уже много говорили. Но сейчас я предлагаю снова почтить светлую память этого человека. С тем, что явилось причиной его смерти, кто по сути его убил, всё ясно!» — в голосе звезды эранийского ПИАРа зазвучал такой пронзительный металл, что могло показаться — на каменный пол уронили груду ножей и вилок. Офелия снова выдержала эффектную паузу, тут же заполненную коротеньким и раздражающе-пронзительным пассажем силонофона.
Как только затих последний звук пассажа, загремел исполненный благородного гнева глас Офелии: «А теперь поговорим о том, что удалось выяснить нашим специалистам о злонамеренной попытке разрушить систему автоматического голосования! Вы ведь помните, как во время голосования мигал свет в «Цедефошрии»!" Офелия знала: публике запомнились мигания света и его бешеные пляски. Где уж тут отличить мигание от пляски!
«Это означало, что злоумышленники пытались внести сбой в автоматизированную систему голосования. Они не учли, что угишотрия, совершенная и надёжная система, с этой попыткой без труда справилась, её функционирование было восстановлено в считанные секунды. Мало того: нам удалось зафиксировать, откуда исходила злонамеренная попытка и каким образом она реализовывалась. Банда злоумышленников, направляемая ядром, окопавшимся в фиолетовом секторе, одновременно нажала фиолетовые кнопки на заранее выведенных ими из строя, возможно, даже тайно перемонтированных войтероматах. Ведь там тон задавали самые фанатичные фиолетовые. Не будем углубляться в технические подробности раскрытия злодейского замысла, который мог иметь очень серьёзные последствия — вплоть до превращения войтероматов в источник вредоносных звучаний. Наши специалисты склоняются к тому, что использовали так называемые «угавы», по меткому определению известного силоноведа Клима Мазикина, мультишофары! Те самые, которые убили нашего Ашлая!!!» — при этих словах Офелия драматически взвизгнула и приложила платочек к глазам.
Справа прозвучал голос Бенци: «Наукообразный баблат…» Офелия, не сводя глаз с объектива камеры, как бы машинально поигрывала кнопочками «цакцакона». Голос Бенци резко оборвался на полуслове. С экрана уже звучал бодрячески унылый похоронный марш, по экрану мельтешили одинаковые бараньи лики «Петеков», плавно перелившихся в прыгающих меж колышущимися драпировками «шавшеветов», громыхающих «стиральными досками ихних бабушек» и во весь голос орущих «Мы не дадим Офелию в обиду!». Впрочем, никто не вникал, от кого экзальтированные юнцы защищают свою покровительницу. Среди драпировок смутно маячила расплывшаяся громадная фигура отнюдь не виртуального Тумбеля, его крупная ухмылка как бы колыхалась вместе с драпировками.
Закончился очередной «музыкальный антракт», отзвучали и исчезли с экрана и «Петек Лаван», и «Шавшевет».
Снова тот же интерьер с нервно колышущимися драпировками, и Офелия, гордо восседающая в унитазо-кресле. Слева робко притулился Зяма Ликуктус, но камера, последний раз мельком показав его, окончательно переключилась на Офелию, чей указующий перст был грозно направлен на Бенци. Камера плавно спанорамировала от перста Офелии к Бенци, который спокойно сидел на всё том же низеньком стульчике.
Можно было только догадываться, каких душевных сил это стоило Бенци Дорону.
Глаза близнецов подозрительно заблестели, Ноам исподлобья уставился в экран, крепко закусив губу.
«Итак, адон Дорон, телезрители желали бы как можно больше узнать о вас, о вашем прошлом, о вашем настоящем, о семье, о вашем окружении!» — «Что ж! Извольте…» — спокойно произнёс Бенци, на его лице мелькнула улыбка (как видно, он её посылал своим близким и друзьям, которые, может быть, сейчас смотрели эту передачу). Глядя прямо в объектив камеры, он с задумчивым и мечтательным выражением лица рассказывал о своём детстве, о жене и детях, о любви к народной и хасидской музыке. На лице Офелии блуждало скучающе-полупрезрительное выражение.
Под конец Бенци сказал: «Любовь к этой музыке естественно восприняли и мои дети…» — «К вопросу о ваших детях, к тому, как и на чём вы их воспитываете, мы ещё вернёмся… — безмятежно, но со скрытой угрозой в голосе, произнесла Офелия. — А кто вы по профессии, где вы работаете?» — «Моя профессия — бухгалтерия, финансы и программирование, первая степень. Основная специализация — разработка финансовых блоков программ. До недавнего времени работал на фирме «Лулиания».