Рути сидела, съёжившись, и потерянно глядела на его согнутые плечи, на его покрытый курчавыми седыми прядями затылок. Она вспоминала его густую, курчавую, чёрную, как смоль, шевелюру, его обаятельную улыбку, смешливые блестящие чёрные глаза, их встречи, прогулки по центральным бульварам Эрании их молодости, концерты, на которых они сидели, взявшись за руки и восторженно внимая прекрасным мелодиям…

Слишком поздно она поняла, что Тиму было нужно от их семьи… Слишком поздно…

Дверь палаты тихонько раскрылась, и в дверях показалась незнакомая высокая молодая женщина в медицинском халате. Рути вздрогнула и испуганно обернулась, Моти поднял на незнакомку вопросительный взгляд. Её лицо, а главное — пышная золотистая грива, прикрытая шапочкой в цвет халата, и яркие синие глаза, показались ему по-доброму знакомыми, но он никак не мог вспомнить, кого ему напоминает это лицо.

Незнакомка прошла прямо к кровати Моти, предварительно плотно прикрыв дверь, и негромко проговорила с английским акцентом: «Это вы будете Мордехай Блох?» — «Д-д-да, я…» — тут же резко приподнялся Моти, испуганно поглядев на женщину. Рути тут же встрепенулась: «Что случилось? Очередная проверка?» — «Нет, нет, гвирти… — и она вопросительно взглянула на Рути, которая ответила: «Рут…» — «Гвирти Рут.

Я врач из соседнего отделения, Рахель Неэман. Не бойтесь, не с 3-го этажа… — ласково тихим голосом проговорила Хели. — Вам привет от… — она понизила голос до шёпота и приблизила лицо к Рути: — от вашей дочки Ширли. Нет, нет, не надо никаких резких движений, никаких шумных эмоций, адони. Ничего не случилось — я просто пришла вас проведать… Моего брата Ирми Неэмана вы должны были знать…» При упоминании имени Ирми Моти с трудом, но вспомнил, откуда ему знакомы эти ярко-синие глаза с причудливой смесью строгости и озорства, эта светло-золотистая пышная грива. Такие же глаза, но более озорные, были у одного из программистов в группе Бенци, у высокого мощного «американца», Ирмиягу Неэмана. Он вздохнул, откинулся на подушки, закрыл глаза, снова открыл: «Но… но… где она сейчас? С кем?» — одновременно спросили Моти и Рути. — «Она со своими друзьями, в Меирии.

Это длинная история, и я бы не хотела… Мы хотим переправить их всех в Неве-Меирию, надеемся, что получится… Вопрос времени…» — «Как! — чуть слышно воскликнула Рути — И Цвика с Нахуми там же? А их семьи, мои родители?» — «Этим мы тоже занимаемся. Дело в том, что Юд-Гимель уже несколько дней, так сказать, зашивают в ракушатник. Трудно в таких условиях найти дорогу…» — «Ох! Что же это делается!» — запричитала Рути. — «Тихо, тихо, гвирти… Хорошо, что они все вместе, заботятся друг о друге». — «А что с учёбой?» — «Какая учёба, гвирти?!

Все учебные заведения в Эрании, не только в Юд-Гимеле, закрыли на каникулы. На самом деле — на пересмотр учебных программ. Их заменили домашние кружки по изучению… — девушка криво усмехнулась, — основ фанфарологии…» — «Но это же религиозные частные школы!.. Мы платили, за целый год внесли немалую сумму!» — «Ага!

Все платили, все внесли! Но Арпадофель заявил на всю Арцену, что это слишком дорого — субсидировать обучение в школах, где обучают мракобесным наукам, несовместимым с современностью и фанфарологией». — «Да какое там, к чёрту, субсидирование!» — закипел Моти. — «Тихо, тихо, больной, а то укол сделаю… успокоительный! — мягко, с притворной строгостью, прошептала Хели. — Это известно, но люди предпочитают верить тому, что Офелия пишет. Это же проще всего — верить тому, что написано, и ни о чём не думать! Короче, с учебными заведениями в Юд-Гимеле ясно, что произошло… после того, как там… случилось… сами знаете… Эту несчастную придётся очень долго лечить, но… травма на всю жизнь. Юные Дороны после ареста отца — не спрашивайте, как! — застряли в Меирии.

Хорошо, что они все вместе! Не буду говорить, как им удаётся скрываться под самым носом у дубонов».

Моти покраснел и отвернулся, Рути тоже вздрогнула. «Как?!.. — вскинулся Моти. — Моей девочке угрожает опасность?» — «Сейчас — нет. Есть защита, и пока она работает. Кстати, девочка ничего не знает о вашей болезни… Так, наверно, лучше — для её же безопасности… А теперь — самое главное: до вечера вам необходимо продержаться без приступов… — и Хели полушутливо погрозила Моти пальцем, ласково улыбнувшись. — Мы попытаемся вас потихоньку перевести отсюда: не стоит вам сейчас лежать в этой городской больнице. Со дня на день может выйти приказ по больнице, чтобы все непростые случаи перевели на 3 этаж. Понимаете? Учтите, гвирти: если придут, прикажут везти его на обследование, как угодно… но не отпускайте. Не думаю, что они смогут это сделать без вашего согласия, даже если бы больного держали за… э-э-э… недееспособного… Лучше спать, или прикинуться спящим — тогда, может, не тронут. Что хотите, делайте, но не давайте его увезти! Это очень важно!» Рути подняла глаза на Хели и, изо всех сил сдерживая волнение, пробормотала: «О, как мы вам благодарны! Моему мужу так важно было узнать, что наша девочка… беседер…» — «Да, они друг о друге заботятся. Словом, дождитесь вечера… Мы придём с моим женихом и его друзьями»,

— Хели улыбнулась и, помахав супругам рукой, вышла и осторожно прикрыла дверь.

Когда дверь за Хели закрылась, Рути молча посмотрела на мужа, прошептала: «Ну, вот, видишь…» — и вдруг осеклась: она увидела, что глаза Моти наполнились слезами, он тут же отвернулся, зарылся лицом в подушку. Рути испугалась: «Что ты, Мотеле! Нельзя так! Тебе нужен воздух! Не зарывайся! Открой лицо. Никого же нет!» Моти послушно лёг на спину, закрыл глаза. По щекам текли слёзы, а Рути вытирала ему щёки и глаза и приговаривала: «Ничего, дорогой, ничего… Всё будет хорошо…

Ты болен, но ты поправишься… Вечером эта милая докторша поможет нам… может, наконец-то, сможем домой вернуться…» «Она ничего не сказала нам о наших мальчиках…» — «Ну, я с нею поговорю…

Наверно, не знает…» — «Как же так… они-то знают, что я болен, знают, где я…» — «Они же на службе, командиры… дубонов, может, их не отпускают в увольнение».

— «Позор: мои сыновья — дубоны!.. За что нам такое?..» — «Успокойся, дорогой, успокойся…» — Рути взяла руку мужа в свою и гладила её, пока он не успокоился и не уснул.

За окном смеркалось. Рути устало прикрыла глаза, Моти лежал, глядя по сторонам, повернулся, лёг на бок, глядя на слепящие золотисто-лиловатыми бликами заходящего солнца окна здания напротив.

За дверью внезапно раздались громкие голоса. Рути вздрогнула и проснулась: «Что это! Мотеле! Ты беседер?» — «Да, я беседер. Но что там за шум? Может, эта милая доктор?..» — но не успел ничего добавить. Рути едва успела шепнуть: «Закрой глаза… Ты спишь…» Дверь со стуком распахнулась, и на пороге появились… близнецы Галь и Гай. Но в каком виде! — грязные, рваные рубашки непонятного, какого-то бурого оттенка стоят колом, чем-то непонятным заляпаны джинсы, их дорогие, шикарные кроссовки порваны. Волосы висят нечесаными тусклыми прядями непонятного цвета, словно бы свалялись, как грязная шерсть. Огромные серые глаза не сверкают льдом и сталью, а бегают по сторонам. Ни колечка, ни колокольчика на лице и на ушах, на щеках у Галя свежие царапины, у Гая уши распухшие, бесформенные, темно-лилового цвета…

Они бросились к кровати, на которой привстал на локоть в изумлении и испуге отец, толкаясь, попытались схватить его за руку: «Папа! Прости, папа! Мы пришли!..» — «Ну-ну-ну… Я простил… Всё хорошо… Я очень рад… Здорово, что пришли…» — слабо улыбнулся Моти, а по щеке скатилась слеза. Он не отрываясь глядел на усевшихся прямо на пол возле его кровати сыновей, неловко поглаживая их плечи и жёсткие, нечистые волосы. Рути отстранилась немного и вдруг спросила: «Что с вами такое? Что за вид? Что с вами случилось? Почему вы такие растрёпанные, грязные? Гай, что у тебя с ушами?» — «Ой, маманька, дорогая, ты не представляешь, что нам пришлось пережить! — со слезами в голосе заговорил Галь. — В общем-то, наша служба оказалась гораздо тяжелее, чем мы предполагали, чем Тимми нам расписывал, когда устраивал нас туда. Он же нам расписал море удовольствия, почёт, уважение. Шутка ли? Дубоны! Привилегированный отряд, охрана Зоны и шомроши у глав фанфаризаторов! А если важный визит… ну, вроде Клима Мазикина, или — представляешь? — Бизона Хэрпанса! Мы, собственно, ожидали прибытия Кулло Здоннерса на церемонию открытия уже полностью сформированной «Цедефошрии»…