– Я ему никто. Учусь в Москве в экономическом институте. Общежитие место не ахти какое, вот комнату у Ярослава Дормидонтовича снимаю. Сдаёт за мои труды по чистоте и приготовлению обедов. А вы что подумали?

– Ничего. Просто знаю, что он одинок и у него нет никаких родственников.

– Я в курсе. Он мне рассказывал, когда болел и лежал в постели с простудой, что он родился на Хитровке и его носили женщины попрошайки, а когда пришла революция он был беговым, то есть убегал с ворованным и передаваемым ему кошельком или сумочкой.

– Вы давно у него живёте?- Скоблев вошёл в зал и увидел, что там царит божественный порядок.

– Уже четыре года и четыре месяца,- ответила девушка.- Меня звать Рита. Рита Андреевна Богомаз.

– Вас кто-то познакомил или случайность?

– Ни то, ни другое,- она рассмеялась.- Он со странностями мне показался сначала, но когда обжилась, поняла, что он абсолютно нормальный человек, очень интеллигентный, а с "мухами" мы с вами все. Извините за откровенность. Вы его давно знаете?

– Ответьте мне на мой вопрос, а я на ваш?

– А! Хорошо. Вы только не подумайте, что я интересуюсь, просто говорить надо о чём-то пока он не пришёл. Вы за четыре года, что я тут живу – первый посетитель. Он меня, когда я экзамены сдавала, приметил. Мы с мамой приезжали. Он подошёл, скромно так одетый, поздоровался, представился и предложил комнату. Сразу предупредил, что денег ему не надо, но нужна чистота в доме и обеды на двоих. Я готовлю с вечера, он встаёт к обеду, разогревает и ждёт меня. Тут ведь рядом. Так и живём. Ваш черёд.

– Скоблев Анатолий Давыдович, бывший генерал-майор КГБ. Пенсионер. В прошлом начальник службы охраны Верховного Совета СССР,- ответил Скоблев, хоть в такой должности он никогда не состоял.

– Вот и он,- она вышла в коридор встретить хозяина.

– У нас гости?- послышался голос Воробьёва.

– Да,- ответила ему Рита.

– Не говори кто, я сам посмотрю, кого принесло так неожиданно,- зашаркали тапочки и появился Дормидонтович.- Ого!- воскликнул он.- Вот так гость! Толя Скоблев, только совсем седой,- они обнялись.- Присаживайся не стой,- сказал он Давыдовичу и сам плюхнулся в кресло.- Я слышал, что ты уволился по состоянию здоровья, но, вижу, крепкий ещё.

– До тебя, Ярослав Дормидонтович, мне не дотянуться,- ответил Скоблев.- И до лет таких не дожить.

– Не каркай, Толя, а то сглазишь. Бегаю ещё. Меня жизнь заставляет. Как Викторович умер, третья вот уже у меня студентка вуз заканчивает, а это я тебе скажу не хухры-мухры. Грех жаловаться, но ещё есть что продать. Стал торговать на старость лет. Продаю библиотеку. Сам. Беру и иду на рынок. Там у меня своё местечко имеется. Давай, если есть чем, приходи, рядом будешь,- Воробьёв тонко и с сипом захохотал. Скоблев тоже стал смеяться.

Вошла Рита и пояснила.

– Вы не думайте, Анатолий Давыдович, он и в самом деле продаёт. Были бы у меня деньги, я бы библиотеку такую себе купила.

– Да ты, Ритуля, ему сказки не трави. Это же волк сыска. Он в КГБ бандитов ловил. Генерал по заслугам, а не за красивые глазки. Ты нам чайку организуй.

– Уже готово,- ответила Рита.

– Так что он знает, где я обитаю. И пришёл он не зря, надо ему что-то от меня. Вон, вишь, как глазом косит и прищуривается,- Воробьёв опять пустился хохотать.- Рождённого на Хитровке черта-с два проведёшь.

– Да я не скрываю, что пришёл не так просто,- ответил Скоблев.- Не надо было б, я и не пришёл бы совсем, даже на похороны бы не явился, будь у меня приглашение.

Перед приходом к Воробьёву Давыдович два часа инструктировался Миком по радиотелефону и тот посоветовал резать правду-матку без опасений, ибо у старика великолепное чувство юмора и чёткое понимание реальности.

– Спасибо, Толя, за откровение,- улыбаясь, сказал Воробьёв.- Ты не изменился. Тогда говори, что тебя сюда привело, но не крути, а то я мигом учую. Я чистоту по словам чувствую и глазами фиксирую.

– Ярослав Дормидонтович, куда вам чай подать?

– А ты с нами не откушаешь?

– Мне на курсы пора,- ответила Рита.

– Как, Толя?

– Лучше на кухне. Чего сюда тащить, грязь наводить,- поднимаясь из кресла, сказал Скоблев.

– Вот, Толя, я Риту устроил к своей старой портнихе Людвиговне, помнишь?

– Ну, кто ж её не знает. Она всему Верховному Совету шила. Я у неё заказывал не раз. Мастер.

– Вот-вот. Сама-то уже не шьёт, две дочери её занимаются. Риту я и пристроил к ним ученицей. Профессия нужная, чуть что, прокормит всегда. Она не хотела, а теперь бегает в охотку. Я ей говорю, что твои знания экономики и диплом тебе могут и не пригодиться в жизни. В такой стране живём, а специальность портнихи это вечное. И в семье своей всё сладишь сама, и подругам пошьёшь, и деткам, и мужу. Ныне не накупишься. Да и кусок хлеба всегда заработаешь.

– Да ну вас,- у Риты от стыда покраснели щёки.

– Не нукай. Мне видней. Я век почти отмерял и что почём знаю не по слухам, собственной шкурой чувствовать довелось. Получишь диплом, я тебе к нему в подарок слажу "Зингер". Слово даю.

– Где же вы столько денег возьмёте? Он же стоит тысячу долларов.

– Это моя забота доллары добыть, не твоя.

– Лучше бы подарили мне книги, чем продавать.

– Больше продавать не буду. Теперь деньги иметь стану и на машинку тебе хватит, и на все остальные удовольствия. Я правильно понял твой приход, Анатолий?

– Ох, Дормидонтович! И язва же ты,- расплывшись в улыбке, ответил Скоблев.- Действительно Хитрованец.

– Я так на пупе искручусь, что ты мне деньги сам предложишь,- выговорил Воробьёв и стал хохотать.

– До свидания,- попрощалась со Скоблевым Рита.- Я пошла,- и она выскользнула в двери.

– Идём, Толя, торговаться,- Воробьёв подтолкнул Скоблева.- Чтобы ты стал более щедрым, я тебе налью стопочку настойки.

– А сам?

– Выпью, раз уж случай представился. Настойку сам делаю. Мне соседка спиртика дарует, у неё сноха в медицине где-то работает, а я настаиваю на рябине,- он вытащил из холодильника бутылку.- Пятьдесят пять градусов,- предупредил он Скоблева.- Ты, Толя, налей, а то у меня руки трясутся от старости. Она даром не приходит. Ходил месяц назад в поликлинику, так сердце в состоянии хорошем, отсюда и моя резвость, но кости нет-нет да и ломит. Ну, давай! Рад, что ты ко мне заглянул. Хоть и по делу, но всё равно рад,- сказал Воробьёв и они выпили.

– Вах!- крякнул Скоблев.- Хороша!!

– А я тебе про что?- улыбнулся Воробьёв.- Лучше свою пить, чем заграничное дерьмо. Дам тебе рецепт, если есть желание. Ты погоди, она сейчас в кровь пойдёт и в глазах просветлеет. Не настойка – чудо.

– Хитрован ты, Дормидонтович, ей-богу. Я ведь и правда знаю, что ты библиотеку продаёшь,- начал Давыдович, но Воробьёв его прервал.

– Толя, не валандай, не надо из далёкого далёка. Всё несущественное отбрось к чертям собачьим. Мне оно ни к чему, да и тебе не надо. Мы друг друга знаем, чего колесом ходить. Приходили тут ко мне двое проходимцев. Один из них следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре. Выпытывали про золото партии.

– Вона как!- причмокнул Скоблев.

– Именно. Тебя, наверное, это тоже интересует?

– В каком-то смысле да, но не периода правления Леонида Ильича Брежнева. Они тебе ничего не подсунули часом?

– Это по твоей части. Если опасаешься, то ищи, я не против. Только твой приход сюда всё равно известен будет. Пёс в подъезде тебя видел и узнал. Мне доложился. У него спросят, и он за сто рубликов сдаст. Швейцар он и есть швейцар.

– Я прибором,- Скоблев извлёк из кейса аппарат и быстро обошёл квартиру. Вернувшись, сказал:- Пусто.

– Меня давно списали. Да и шишкой я не был. Чего мою старческую болтовню слушать.

– Включённым оставлю,- предупредил Скоблев.- Могут через стекло оконное из соседнего дома записать.

– Пусть работает. А как оповестит?

– Пищать начнёт.

– Ты смотри, до чего додумались. Ты, Толя, стало быть, от дел не отошёл?