Изменить стиль страницы

Если колдун или ведьма действительно знали старинные заговоры и секреты траволечения, а также прочие методы нетрадиционной медицины, Старик мог расщедриться, изготовить своими руками парочку амулетов и вручить их своим подопечным. Заодно он погружал их в транс и с помощью телепатии вкладывал в их голову такие знания колдовства и магии, которые они не могли почерпнуть больше ни из каких других источников. Насколько я знаю, и по сей день некоторые колдуны и ведьмы как в России, так и в Макумбе, почитают своим духовным отцом кто Черного Сэма, а кто Белого Бена. Мне же такой славы не было дано вкусить, хотя я как раз и есть и Черный Сэм, и Белый Бен в одном лице, но об этом, Джейн, я вам расскажу немного позднее. Пока что слушайте, что с нами происходило дальше.

Вымывшись под горячим душем, я переоделся в домашнее, а свою одежонку, всю перепачканную солидолом и чужой кровью, затолкал в стиральную машину. Прежде, чем прийти к Ольге на кухню, я постелил в кубрике постель и проверил, как обстоят дела на поверхности, после чего включил и настроил компьютер на автоматическое слежение за обстановкой. Ольга уже приготовила обильный завтрак и теперь поджидала меня сидя за столом. Достав из холодильника бутылку шампанского, я подсел к столику. Пока я возился с пробкой Ольга, загадочно улыбаясь мне, достала с полки две больших чайных фарфоровых чашки, фужеров в бункере тоже не было. Разлив вино по чашкам, я поднял свою и предложил тост:

– За нашу победу.

– О, нет, Оорк, за нашу с тобой любовь и за нашу встречу, любимый. – Со счастливой улыбкой предложила Ольга.

Меня снова охватило смутное беспокойство. Что-то внутри, предупреждало меня об опасности. Тряхнув головой, я нарочито весело и беспечно, сказал, поднимая чашку:

– Тогда за нашу встречу и за любовь, которая привела нас к победе, моя Вирати!

Поддерживая тост, предложенный Ольгой, мне, почему-то было очень приятно называть этим именем. В нем была какая-то странная, музыкальная поэтичность, отзывавшаяся в моей душе радостью и счастьем. После завтрака, во время которого мы обменялись всего лишь несколькими, ничего не значащими фразами, я остался мыть посуду, а Ольга пошла в душ. Когда я вошел в кубрик, она уже лежала обнаженной, раскинув руки, на широкой софе, покрытой белоснежной простыней. Её длинные, каштановые волосы были распущены и разметались по подушке, а глаза плотно зажмурены. Тело Ольги было напряжено, похоже, что и она тоже ощущала тревогу и страх перед тем, что сейчас должно было произойти. Сбросив с ног комнатные тапочки и стянув с тела свитер, я лег рядом, положив голову на её руку.

До этого дня мои отношения с женщинами строились весьма сложным образом, точнее они строились моим Стариком так, чтобы у меня вообще не было никаких отношений с женщинами. Весь мой опыт общения с женщинами относился к промежутку между шестнадцатью и семнадцатью годами, да, и то все мои встречи всегда проходили под полным контролем Старика. В какой-то мере это выглядит чудовищно, но так оно и было. В отличие от других юношей, пребывающих в этом возрасте, Старик быстро разрушил все мои иллюзии по части любви, брака, семьи и всех прочих общечеловеческих ценностей. Джейн, возможно вы не поверите, но у меня не было ни первого свидания под луной, ни восторженных глаз, ни юношеского томления в предвкушении очередной встречи с предметом своего обожания, все было куда проще.

Как только я из мальчика превратился в юношу, мой Старик привез из Москвы двух довольно симпатичных проституток и велел им в течении недели посвятить меня во все тайны секса. Через две недели все повторилось, но проституток уже было пятеро и так длилось целый год, после чего Старик сказал мне, что теперь я должен забыть о женщинах до тех пор, пока для меня не настанет день стать отцом, то есть до тридцати трех лет. При этом совершенно неважно, кто будет матерью моего сына, главное чтобы мальчик, мой первенец был всегда с нами. Ему мы должны были передать весь свой жизненный опыт, вырастить и воспитать его сильным, ловким, бесстрашным и находчивым, способным позаботиться о том, что бы линия первенцев в нашем роду никогда не прерывалась.

Все дети, родившиеся от меня потом, уже не имели особенного значения и будет лучше, если у меня вообще родится только один ребенок, но если какая-то женщина захочет иметь от меня ребенка, то это уже будет для меня дело пятое и совершенно незначительное. Старик сказал мне, что он сам найдет мать для моего будущего сына и что он сможет точно определить, годится ли эта женщина для рождения ребенка. На мой вопрос, что произойдет если я нарушу это правило, Старик сказал, что тогда мы все погибнем и прервется та линия, которая существует от самого начала времен уже тысячи лет. Поначалу мне было трудно смирить свою плоть, но со временем у меня установилось внутренне равновесие. Признаться, это было трудно, тем более, что я видел, как напропалую флиртует с женщинами мой Старик. Даже став калекой, он умудрялся затаскивать в постель молодых, очаровательных женщин и ни одна из них не уходила от него обиженной и если бы он захотел, то, наверняка, смог бы иметь целый гарем.

Лежа в одной кровати, я, тем не менее боялся, прикоснуться к Ольге потому, что меня охватывал ужас. А меня тем временем тянуло к ней все сильнее и сильнее. Когда я повернулся на бок, то увидел, что Ольга крепко стиснула зубы и старается дышать ровно, чтобы хоть немного расслабиться. Прикоснувшись к её телу, я почувствовал, как она мгновенно напряглась, словно в ожидании удара. Убрав руку, я спросил её:

– Ты боишься меня, Вирати?

– Да, Оорк, я боюсь что погублю тебя и себя. – Ответила она мне и, обняв меня за шею, решительно вернула мою руку на свою грудь.

Наши первые прикосновения дуг к другу были робкие и какие-то беспомощные, неловкие. Долгое время мы испытывали страх и даже какой-то ужас, навалившийся на нас в предчувствии надвигающейся близости, но вскоре мы все же преодолели его и, наконец, слились в страстных объятьях. Потом очень скоро выяснилось, что мы оба были очень опытными и изощренными любовниками и умели извлекать из нашей близости массу удовольствия, так что дни вынужденного затвор не были для нас слишком томительным. То, что над нами была толща земли, песка и глины нисколько не довлело над нашим сознанием, нам было также уютно и покойно, как могло быть на каком-то райском островке под ясным, синим небом в обрамлении зеленых пальмовых листьев.

Ольга рассказала мне все о своей прежней жизни и я удивился, как наши семьи были похожи и какими разными мы в были в своей сути. Самое главное, что она, как и я, чувствовала себя человеком не от мира сего и так же, как и я сам, не была привязана к остальным людям, хотя и относилась к ним менее враждебно, нежели я. Я также рассказал Ольге все без утайки и о своих погибших Старике и Патриархе, и о том дне, которого мы ждем. Правда, теперь я ждал его один.

От Ольги я услышал историю, подобную моей собственной, но во многом её жизнь отличалась от моей. В отличии от меня она называла свою мать Наставницей, бабку Защитницей, а себя Хранительницей и еще все они знали, что любая Хранительница это всегда Вирати, хотя и не знали, что это означает. Еще они знали, что однажды Вирати найдет Оорка. Вот они и искали Оорка не смотря на то, что им было запрещено его искать, так как тогда погибнут оба и Вирати, и Оорк, но в этом был вызов судьбе и они продолжали искать.

Мать Ольги, Элиза Браво, жила в Марселе со своим любовником, но была готова в любой момент примчаться к ней на помощь, возглавляя взвод, а то и целую роту своих собственных, настоящих и бывших, любовников вкупе с примкнувшими к этой армии, бывшими любовниками своей дочери. Ольге было двадцать семь лет и она уже сменила добрые три дюжины мужчин, но знала, что в любой момент может вернуться к любому из них и будет принята без каких-либо слов только потому, что женщины из их рода было давно легко повелевать мужчинами и те готовы пойти ради них на любое безрассудство.

Ее первый любовник пришел к ней пешком, кромешной ночью, в грозу через горное ущелье, когда ей было четырнадцать лет, но Наставница вскоре отвергла его, так как он был слишком богат, чтобы Хранительница Вирати могла спокойно родить впоследствии от него дочь и сама стать Наставницей. В семьях такого рода подчеркнуто серьезно относятся к браку и терпеть не могут таких девиц, как Ольга. Подобно Патриархам и Старикам в нашей семье, их женщины, становясь, Наставницами после рождения Хранительницы Вирати также рожали еще несколько детей, которых они оставляли на попечение своих мужей и любовников, делая это по их просьбе. Еще не один мужчина не смог завоевать ни одну Вирати, но зато если Вирати хотела покорить мужчину, против её чар уже не мог устоять даже святой. Ольга рассказывала об этом спокойно и без малейшей тени смущения, зная, что не вызовет этим во мне ревности. Мне было интересно слушать её рассказ о себе и в итоге, я, хохоча во весь голос, сказал Ольге: