Помнишь, Макс как-то рассказывал, как они в детстве резвились? А тут явно не то!» — качнул головой Рувик. — «Ну, ещё бы! Я уверен, что все это поняли. Может, они и начинали с обычных гребёнок, но потом почему-то решили, что надёжнее губные гармоники. А уж они-то меня нисколько не вдохновляют… — вздохнул Шмулик. — У нас есть наши инструменты, нам достаточно!» Угас последний звук, извлечённый в унисон на границе нижнего регистра сразу всеми четырьмя «Петеками». Все четверо, как по команде, с одинаковым отсутствием выражения на лицах, одинаково чёткими и синхронными движениями лихо перекинули руки через гребёнку, запихнув её под мышки. Затем дружно щёлкнули каблуками, набычились, снова щёлкнули каблуками и дружно повернулись, и, по-военному чеканя шаг, вышли со сцены. Из секторов элитариев раздались неожиданно громкие аплодисменты. И снова невозможно было отделаться от мысли, что эти громкие, по-военному чёткие и размеренные аплодисменты, которыми будто кто-то дирижирует, — отдельный номер программы Турнира. Сообщённое им с Центропульта усиление вызвало ассоциацию с вздымающейся высоко под небеса грозной белёсой пеной на гребне волны.

Ирми громко прошептал: «Интересно, кто у «Петеков» главный? Они все до такой степени одинаково баранолики, что не разберёшь, кто у них главный баран?» Ноам промолчал, зато ответил Бенци, иронически усмехнувшись: «Мне ясно, кто заказывает и оплачивает эту музыку. И кто их за ниточки дёргает, тоже достаточно прозрачно. Неужели так уж важно, кто у них Главный бараноликий? Ты прав, Ирми: то, что они называют одной гребёнкой, просто хитро смонтированные губные гармоники. Вот только зачем?» — «Это-то ясно — легче играть, тем более в унисон, на губной гармонике…» — заметил Ирми. — «А как вам оратория, исполненная на ладошках элитариев? Этих не гасили, вы заметили?.. Никаких аварийных эффектов в помине не было…»

Сцену снова затопил океан слепящего света. Колыхнулись многочисленные драпировки, и это, вкупе с ниспадающими откуда-то сверху странными звуками, вызывало ассоциации с бульканьем и хлюпаньем болотной водицы. Рути чуть слышно, одними губами, прошелестела, наклонившись к уху Моти: «Как трюк, эти «Петеки», наверно, могут представлять интерес… в цирке… или, скажем, в ОФЕЛЬ-ШОУ. Но как МУЗЫКА??!..

Не по-ни-ма-ю…» — «И я не понимаю… Мне уже ясно: к музыке всё это шоу, почему-то названное Большим музыкальным Турниром, никакого отношения не имеет.

Но тогда… к чему?» На них зашикали с соседних столиков, потому что в этот момент на сцену выбежали, весело толкаясь, лохматые и раскрашенные юнцы со стиральными досками ихних бабушек в руках. Задиристое мелькание прожекторов не давало возможности понять — то ли на них плотно облегающие разрисованные трико цвета смуглого тела, то ли они до пояса голые, зато тела густо покрыты татуировкой. Естественно, далетарии прекрасно знали и любили эту вышедшую из их недр группу, помнили, что это «Шук Пишпишим»… Или «Шавшевет»? А может, всё-таки таинственные «Шампаньи», о которых по какой-то невнятной причине не рекомендуется лишний раз упоминать? По рядам тут же заколыхалось, что лидеры этих групп провели между собой силовое многоборье, чтобы определить лидера объединённого коллектива. Неоспоримым победителем борцовского многоборья оказался лидер группы «Шавшевет», который и объединил группы в одну, называемую отныне, естественно, «Шавшевет». По «Цедефошрии» прокатились оглушительные возгласы восторга: «Вот кого надо слушать, вот кто наc выражает!» Ори Мусаки-сан выпрыгнул на сцену упругим мячиком (как Виви Гуффи), выпрямился перед беспорядочно снующими по сцене юнцами и выкрикнул электронно-громовым голосом: «Наша новая, но уже снискавшая популярность и любовь группа, исполняющая в стиле далетарного рэппа песни протеста и защиты новейших культурных ценностей, «Шавшевет» в сопровождении стиральных досок ихних бабушек!

Почти премьера!» Один из «шавшеветов», судя по всему, лидер, длинный, худой, жилистый и мускулистый, юнец с лицом и причёской барашка, удивительно напоминал механическую конструкцию из набора туго надутых резиновых шлангов, соединённых шарнирами. Интересно, каким образом именно он, с такой комплекцией и физическими данными, оказался победителем лидеров двух других групп в силовой борьбе?

Неужели те оказались слабее? Но элитарная молодёжь безоговорочно приняла его победу в спортивно-силовом состязании, ни о чём не задумываясь.

Лидер группы «Шавшевет» выскочил вперёд и, потрясая своей стиральной доской, возопил высоким блеющим тенором, почти дискантом: «Наше выступление на Большом музыкальном Турнире мы посвящаем нашей любимой, талантливой и популярной звезде эранийской прессы, дорогой Офелии Тишкер! Прошу обратить внимание, что тексты наших песен протеста, исполняемых в стиле далетарного рэппа, целиком составлены из самых острых фраз её зажигательных статей в «Silonocool-News»! От имени всей нашей группы «Шавшевет» считаю своим долгом оповестить общественность Арцены и уважаемых гостей «Цедефошрии», что именно нашей дорогой Офелии мы обязаны своим рождением! Именно Офелия своим искросыпительным публицистическим творчеством вдохновила нас на наши композиции. И именно Офелии надлежит разделить с нами нашу славу, которая нас, вне всякого сомнения, ждёт в ближайшем и светлом будущем!» Экраны показали ложу Счётной комиссии, а потом крупным планом румяную от смущения и гордости геверет Тишкер.

По сцене бегали туда-сюда и забавно прыгали в синкопированном броуновском движении «шавшеветы». Это были бы очень симпатичные подростки, если бы они не выглядели такими прыщавыми, с нарочито взлохмаченными мелкими кудряшками, если бы их тела не вызывали причудливую ассоциацию с набором резиновых шлангов.

Как уже упоминалось, экраны, развешанные перед каждым сектором зрительского пространства, охотно и подробно показывали крупным планом участников самых престижных ансамблей, выступающих на Турнире. Разумеется, не были обойдены вниманием фанфарматоров Центропульта и «шавшеветы». Оставалось удивляться — когда их пытливо сверкающие глазёнки симпатичных мальчишек успели оловянно остекленеть до барано-ослиного выражения? Их броуновские перемещения постепенно становились всё быстрее и беспорядочней. Моти тихо прошептал прямо на ухо Рути:

«А я бы назвал этот ансамбль по-другому…» — «Точнее всего было бы «Хамороны»…" — откликнулась чуть слышно Рути. В этот момент юнцы застыли в самых причудливых позах, как будто превратились в замороженные абстрактные фигуры, и… начали скандировать знаменитый шлягер «Мы не дадим Офелию в обиду…». После этого они, не выходя из замороженного состояния, чётко отрэпповали одну из не самых скандальных (как со временем оказалось) статей Офелии. По сцене потерянно и лениво, создавая затейливый разнобой с ритмом, блуждали разноцветные блики.

Техника и в этот раз не подвела: не наблюдалось никаких странных явлений, каковыми сопровождались выступления коллективов традиционной музыки.

Шмулик тихо прошептал Рувику: «Если они наши ровесники, то ничего удивительного, что они поют в стиле рэпп: наверно, у них голоса всё ещё ломаются, вот они их и берегут!» — «А мне кажется, что голосов у них изначально не было… Ведь сейчас входит в моду отсутствие слуха и голоса, как символ музыкальной незамутнённости!» — прошептал, обняв обоих за плечи, Ронен; они вместе с Гиладом незаметно подошли к ребятам. — «А что такое — музыкальная незамутнённость?» — спросил Рувик, придав своему лицу невинное выражение. — «Не пытайтесь понять все эти слова, лучше подготовьтесь морально к вашему номеру, — отвечал Гилад. — И молодцы, что пришли пораньше. А нам пора на сцену…»

Доскандировав свой шлягер, юнцы разморозились и весело поматывая своими лихими кудряшками, подпрыгивая и подталкивая друг дружку, покинули сцену. Впрочем, их не раз, и не два вызывали, и они, толкаясь, резвыми мячиками выскакивали на сцену, запросто переплюнув в ловкости и прыгучести самого Виви Гуффи — сказывалось преимущество молодости. Так они откликнулись на зов своих друзей, которых, посредством суперсовременных технических средств, оказалось больше, чем мест во всей «Цедефошрии».