И снова «Цедефошрию» залил равномерный мертвенно-белый свет множества прожекторов. На экранах снова возникла ложа Счётной комиссии: красная, как свёкла, Офелия встала, она вращалась, как флюгер, во все стороны, с грацией ящерки кланяясь и принимая букеты цветов и поздравления. Над Офелией возвышался Тимми Пительман и со своей обаятельной улыбкой принимал из её рук цветы и запихивал их в большую корзину. Его лапища нежно и сладострастно поглаживала её спину и почти незаметно направляла её поклоны. И это тоже отразили бесстрастные телеэкраны, установленные перед каждым сектором. …Ввинтилась силонокулл-пауза…

На сцену вышли улыбающиеся Гилад и Ронен с гитарами в руках. Ширли, сидя между папой и мамой, с затаённой радостью наблюдала, как просто, не ломаясь, держатся оба артиста. Если бы и ребята смогли так же! — как было бы замечательно!

Раздались радостные и приветственные возгласы с разных концов «Цедефошрии»: оказалось, что дуэт «Хайханим» знают и любят не только фиолетовые, но многие в Арцене. В ответ раздался оглушительный свист и презрительные вопли со стороны далетариев. Разумеется, в насмешливых репликах далетарии не обошли своим вниманием и форму одежды обоих артистов. Тиму пришлось сделать знак устроившимся неподалёку от сцены дубонам, чтобы они снизили накал несвоевременного возмущения.

Гилад объявил: «Дуэт «Хайханим»!" — и улыбнулся. Улыбнулся и Ронен.

Вдруг погасли прожектора, фонари и даже маленькие лампочки на столиках. Только кнопочки войтероматов перемигивались на столиках тусклым разноцветьем. Шмулик и Рувик вытащили ницафоны из кармана и включили их, как фонарики, направив слабые лучики на сцену. Но по сцене уже заметались и завертелись пронзительные лучи прожекторов, норовя попасть в глаза артистам. Гилад и Ронен вскинули гитары и запели. Не успели они пропеть первые такты, как их голоса неожиданно зазвучали глухо и тускло, а под конец и вовсе — как из бочки. Аккорды гитар словно бы канули, как в мутную речку топором… Шмулик тихо и упрямо, так, что его слышали только друзья, собравшиеся неподалёку от сцены, проговорил: «Наши всё равно нажмут фиолетовую кнопку! Мы и так их знаем, нам ни к чему этот дурацкий Турнир…» Рувик кивнул, потом шёпотом спросил брата: «Ведь мы не знали, что шофар запретят, правда?» Шмулик блеснул глазами: «Что? Ты о чём? Где ты видел у нас шофар? — и подмигнул Цвике. — Ты же слышал, что сказал Ронен! Мы подчиняемся правилам, экстренно и непредвиденно объявленным жюри перед самым выступлением!» Несмотря ни на что Гилад и Ронен всё-таки довели свою программу до конца, когда, к радости поклонников известного дуэта, их голоса и аккорды гитары вновь зазвучали красиво и мощно. Артисты улыбнулись зрителям, опустили свои гитары и поклонились, медленно направляясь за кулисы.

Шмулик и Рувик поманили Цвику с Нахуми за собой, и все четверо потянулись к лестнице.

На пути подростков выросла шеренга высоких, широкоплечих дубонов. Мальчишки разминулись с Гиладом и Роненом, поэтому им никак не удавалось объяснить, что они — заявленный на Турнир квартет мальчиков и сейчас должны выступать. Дубоны не стали слушать мальчишек, просто принялись грубо отталкивать их от лестницы, ведущей на сцену. Рувик и Цвика упали, Шмулику и Нахуми с трудом удалось удержаться на ногах. Рувик вскочил и помог подняться Цвике. Оба они крепко удерживали каждый свой инструмент. К счастью, ни гитара Рувика, ни угав Цвики не пострадали, и каким-то чудом даже удалось не привлечь к инструментам внимания дубонов; впрочем, на первый взгляд, угав был похож на очень большую свирель. По решительному и агрессивному настрою дубонов, вставших у мальчишек на пути, было ясно, что настаивать не только бесполезно, но и небезопасно. Ребята в растерянности остановились. Они не знали, что дубоны получили относительно них особые инструкции. Гилад и Ронен, спускавшиеся со сцены, не сразу почуяли неладное. Чисто случайно Ронен увидел: цепочка как бы стеклянных глаз дубонов, стоящих сплочённым строем — локти вперёд, кулаки сжаты, на лицах свирепая решимость, — против четырёх мальчишек с растерянными и отчаянными лицами.

Шмулик понял: вот он, момент, о котором говорил Максим. Он чуть заметно тронул брата за локоть, и они почти одновременно запустили такринаторы ницафонов, не вынимая их из карманов. По другую сторону сцены раздался тихий, медленно возрастающий напевный звук — это означало, что двойной сигнал близнецов принят.

Дубоны рванули туда, оставив вход на сцену без присмотра. На лицах четверых сверкнули озорные улыбки.

Это произошло в момент, когда Ронен уже готов был ринуться ребятам на помощь.

Для него явился неожиданностью тихий, щемяще-заунывный звук, который поманил дубонов к противоположному выходу со сцены. Гилад с Роненом сначала оторопели, потом улыбнулись друг другу: мальчишки уже гуськом поднимались на сцену — впереди Шмулик, замыкающий Рувик, между ними Цвика и Нахуми.

Гилад подошёл к самому краю сцены и, стараясь перекрыть очередную силонокулл-паузу, громко заговорил: «Сейчас, согласно утверждённой конкурсной программе, выступает ансамбль подростков «Типуль Нимрац»!" Но тут голос Гилада как бы увяз в рыхлой вате — это Тим с некоторым опозданием запустил на фелиофоне уже опробованную в первом отделении программу, которой он только что придумал название — zalal-kol.

Сигнал проследовал к фанфарматору, тот словно очнулся — и сработал, как от него требовалось. Но через секунду-две откуда-то из глубины «Цедефошрии» прозвучало еле слышное, коротенькое ткуа — и Ронен закончил: «И вот они перед вами, наши юные артисты… Прошу внимания!» — и оба артиста спокойно ретировались, скрывшись в нервно колышущихся драпировках.

В ложе Жюри пронзительно зазвенел усиленный цакцаконом, взволнованный, пронзительный голосок Офелии Тишкер. Он гремел полными благородного возмущения фанфарами: «Вот, хаверим, образчик — не побоюсь этого слова! — фиолетового хулиганства на нашем Турнире! Мало того, что безголосые и бесталанные так называемые артисты (а по-нашему — шаманствующие халтурщики!) вторглись к нам со своими претензиями представлять на Турнире низкопробное трюкачество. Они ещё захотели внести в Турнир смуту и беспорядок, нагло качая права и подстроив проникновение на нашу сцену одурманенных шофарами малолетних хулиганов, известных своими безобразиями на всю Эранию! Неужели мы допустим это на нашем Турнире?!» Со стороны Далета раздались усиленные фанфарматором крики далетариев:

«Во-о-о-он! Пусть убираются! Задержать! Куда смотрят блюстители порядка и законности?!!» Галь вскочил — и попал в конус, освещаемый прожекторами. Взмахнув рукой, он громко завопил сорванным тенором: «Дубоны, за мной!!! Силонокулл и законность в опасности!» Вскочило ещё несколько дубонов, потрясая кулаками.

Казалось, потасовки не избежать… Тим тут же связался с Кошелем, коротко бросив:

«Не время, хавер…» Парни послушно уселись обратно на свои места.

Поднялся Мезимотес и, сделав успокаивающий жест, проникновенно произнёс: «Хасидский дуэт «Хайханим» был своевременно заявлен на наш Турнир, и поэтому он может продолжать своё выступление… если, конечно, им ещё не очевиден их безусловный провал. На мой взгляд, было бы честнее признать своё поражение и навсегда избавить нашу престижную сцену от своих… э-э-э… Но… Их право, раз уж их допустили до Турнира, додержаться до логического и отнюдь не победного конца.

Что же до подозрительной подростковой группировки, ёрнически назвавшей себя «Типуль Нимрац», то на них я не припоминаю никакой заявки. О-кей! Раз уж они на сцене…

Мы потом выясним, как им удалось это противозаконное внедрение. Сейчас мы не будем срывать Турнир. Позволим им сыграть несколько коротеньких песенок — мы же либералы и демократы! Пусть лишний раз продемонстрируют свой позор!»

Четвёрка, получив милостивое и высочайшее соизволение исполнить несколько коротеньких песенок, выстроилась дугой посреди сцены. Рувик и Нахуми вскинули гитары, Шмулик приложил к губам серебристый угав… И полилась мелодия: Цвика пел, Рувик подпевал на квинту ниже, подыгрывая на гитаре, спустя некоторое время к нему присоединился Нахуми. Цвика почти без паузы перешёл на флейту, которая красиво перекликалась с угавом Шмулика. Впервые над «Цедефошрией» звучали необычные звуковые сочетания: в мелодию флейты вплетались то аккорды гитар, то россыпь staccatto, издаваемая неведомым инструментом, внешне похожим на огромную свирель…