Изменить стиль страницы

8

Иногда Антонина Ивановна спрашивала себя: не преувеличивает ли она значения мелких житейских невзгод, не создает ли она из пустяка трагедию? И в самом деле: если не удается приспособить к себе среду, почему бы самой не приспособиться к ней? Если она не может любить мужа, почему ей не уважать его, как и всякого другого человека?

Но все эти мысли разлетались, как только ей приходило в голову, что она является тяжелым бременем для Алимянов, и а особенности, когда в глазах Смбата она улавливала едва сдерживаемую ненависть.

Антонина Ивановна часто задавала себе вопрос: как случилось, что она связала свою судьбу с ним? И всегда приходила к одному и тому же выводу: случайность, игра судьбы. Какой-то злой дух на мгновение омрачил ее рассудок и толкнул в объятия человека, которого она как следует еще не знала. Ей тогда казалось, что любовь Смбата может длиться вечно. Ей думалось: вот кого она давно искала, вот кому можно придать, как воску, любую форму. Но нашла коса на камень. Она встретила натуру такую же неподатливую, столь же несогласную поступиться многими предрассудками. Оба образованные и разумные, они шли под разными знаменами, – не в этом ли была главная причина их постоянных столкновений? Когда супруги узнали друг друга, вскрылось множество противоречий. Мелкие ссоры участились, открылась бездна, окончательно разобщившая двух по характеру совершенно противоположных людей.

Почем знать: быть может, Антонина Ивановна и продолжала бы любить Смбата, если б была любима. Но как только она почувствовала холодность мужа, в ней заговорила гордость. Позже, когда Смбат уже без стеснения напоминал ей об ее возрасте, уязвленное самолюбие пробудило в ней вражду. Что же, она только на два-три года старше мужа и уже стара для него?

– Раз я стара, так найди себе женщину помоложе, – бросила она ему еще пять лет назад.

Смбат раскаялся в необдуманных словах. Гоняться за женщинами было не в его характере. Он признался, что обманулся и готов нести последствия своей ошибки.

«Обманулся» – эти слова как острые шипы вонзились в сердце Антонины Ивановны. Нет, она сама обманулась, и только она!

В Москве, в ее родной среде, они кое-как тянули совместную жизнь ради детей. Там Смбат был гораздо уступчивее, мягче. Там, по крайней мере, он был единственным судьей Антонины Ивановны. А тут она окружена людьми, совершенно чуждыми ей по духу и культуре. Легко ли ей, иноплеменнице, переносить их нападки?

– Мне кажется, образование в очень слабой степени повлияло на вас. Ваши взгляды как будто ничем не отличаются от взглядов вашей среды. Вместо того, чтобы бороться с ветхой стариной и предрассудками, вы выступаете в роли защитника. Вместо того, чтобы распространять вокруг себя свет, вы сами погружаетесь во тьму. Меня преследует старая фанатичка, а вы косвенно поощряете ее. Где же ваше образование и развитие?.. Простительно ли быть таким фанатиком?..

Так говорила Антонина Ивановна в первую субботу великого поста, когда детей отвели в русскую церковь причащаться. Это был один из горчайших дней для вдовы Воскехат. Она проливала слезы, что дети ее сына оторваны от родной церкви, и сцепилась с Смбатом в присутствии невестки. Антонина Ивановна дала ей отпор. Невестка и свекровь наговорили друг другу массу обидных слов. Смбат ни на чью сторону не встал. Лишь потом, наедине с Антониной Ивановной, он сказал ей, что мать по-своему права, что иначе мыслить она не может. Это и обидело Антонину Ивановну и заставило ее заговорить о «фанатичных взглядах» мужа.

– Удивительные требования вы предъявляете мне, – заметил Смбат с едкой усмешкой. – Вам угодно, чтобы я был уступчив, великодушен и забывчив. Если образование и развитие могут вытравить следы вековых традиций, почему они не уничтожили их у вас? Почему вы боретесь с фанатичной старой женщиной ее же оружием, от меня же требуете беспрекословного подчинения вашим собственным традициям? Сложите ваше оружие, сложу и я свое. Я пожертвовал сущностью, пожертвуйте вы формой. Не будьте упрямы, перестану быть упрямым и я. Обоюдная уступчивость – вот чего я хочу. Вы настаиваете на своем, почему бы и мне не следовать вашему примеру? Почему вы злоупотребляете вашим оружием?

– Сила применяется против упрямства. Я не фанатичка, но, сталкиваясь с фанатизмом, прибегаю к своему оружию. Я бы не стала перечить, сочла бы даже глупостью подобное препирательство, если бы ваша мать, ваша сестра и вся родня относились ко мне не как к чужой. Между тем не только они, но и все ваше общество втайне презирает меня, считая недостойной вас. Я мало бывала в этом обществе, но перечувствовала многое. Под его внешним, показным уважением я замечала глубокую ненависть.

– Потому, что вы мнительны и у вас отравленное воображение…

– Нет, в данном случае сердце не обманывает меня. Надо быть глупым, чтобы не понять того, что я чувствую. Можете вы поклясться детьми, что я ошибаюсь?

Смбат промолчал. В словах жены он почувствовал долю правды.

Полчаса спустя Антонина Ивановна изливалась перед братом. Собственно Алексея Ивановича она считала неспособным помочь ей разумным советом, тем не менее частенько обращалась к нему, – другого близкого человека, с кем можно поделиться, у нее не было.

– А знаешь что, – начал Алексей Иванович, придавая лицу философическое выражение, – хочешь – сердись, хочешь – ругай меня, все же я скажу: ты в людях не разбираешься, ты, так сказать, не психолог. Эти азиаты – народ чрезвычайно упрямый, а с упрямыми упрямством не возьмешь. Повлиять на них можно лишь, так сказать, любовью да лаской. Ни ты, ни Смбат Маркович с детьми не расстанетесь. Советую выслушать и выполнить мой проект.

– Твой проект? – повторила Антонина Ивановна, оживляясь.

– Да, мой проект, дорогая сестрица. Составил я его для тебя.

Алексей Иванович, поправил пенсне, уселся против сестры, закинув ногу на ногу, и продолжал:

– В наш железный век борьба за существование находится, так сказать, в зените. Нынче может жить только тот, у кого есть одно из современных трех оружий – деньги, талант и изобретательность. Денег у тебя нет, то есть своих собственных, – это, во-первых, таланта ты лишена, – во-вторых. Остается изобретательность. Изобретательность бывает, дорогая моя, разная; среди различных родов ее, по моему мнению, первейшее место занимает изобретательность, так сказать, житейская. Этого замечательного дара ты тоже лишена. Вот почему я хочу прийти тебе на помощь со своим планом. Выслушай, дорогая; понравится – прими, нет – оставайся при своем мнении.