Он присел, но был, видимо, столь изможден, что почти лег на стол. Несколько тонких седых волосков топорщилось на его макушке. Внезапно она с ужасом поняла, что он умирает точно так же, как и Брет Сент-Клэр. Поэтому он здесь и появился. Чтобы расспросить ее о конце Брета.
Она придвинула к нему один из корнуоллских пирогов Дженис.
– Попробуйте кусочек. И может быть, когда вернется Питер, вы поужинаете с нами?
Он снова улыбнулся:
– Все зависит от вас. Я остановился в «Костгад», но, уж раз вы предлагаете, я с великим удовольствием поем здесь.
Было время, когда незванный гость мог показаться ей обузой. Но сейчас она ответно улыбнулась, налила ему чаю и поинтересовалась, на каком поезде он приехал и как сейчас выглядит Артур Бауринг. Так они и болтали, пока в маленьком чайнике не кончилась заварка.
Потом он произнес:
– Я написал пьесу, миссис Сноу. О женщине, которая узнает, что ее муж – голубой. О том, как ей удается выстоять. Ее зовут Марта Катфорт. И пьеса называется «Марта Катфорт». Мне бы хотелось, чтобы вы сыграли Марту.
Она почувствовала, как у нее широко раскрылся рот, и постаралась поскорее его захлопнуть, но своим лицом она не владела. Если уж Хью Деверо написал пьесу, то ставить ее будут в Лондоне, в Вест-Энде. Он был из таких людей.
Она откашлялась.
– Я? Ну разумеется… какая возможность! Но… почему я? – Как ни беспомощно это звучало, она должна была быть с ним честна. Да у нее просто не было нужного опыта.
Он слегка пожал плечами.
– Я видел вас в Бирмингеме. Вы играли Порцию. В вашей игре было нечто особенное. Сдержанность. Почти мука. Марта Катфорт и должна быть сдержанной, скрывающей свою муку.
– Я никогда не играла в современных пьесах.
– Вы актриса, – снова пожал он плечами.
– Прямо не знаю… – Неожиданно для себя, она начинала нервничать. – А Питер? Да и дети. Думаю, что это нарушило бы наш мир. А мы так счастливы.
Долго, заставляя ее еще более нервничать, вглядывался он в нее. Потом произнес:
– В таком случае я умолкаю. Счастье – это все. – Он поднялся. – В конце концов, мне сосем не надо дожидаться вашего мужа. Он может увидеть во мне угрозу.
– Ах нет. Ни в коем случае. Ни капли… А вы не хотите узнать о Брете? Знаете, я ведь была рядом с ним до самой его смерти.
Он ухватился за край стола, уронив голову. Потом выпрямился.
– Мы с ним познакомились в армии. А потом встречались изредка все эти годы. Один раз я даже репетировал у него главную роль. Хотя из этого ничего и не вышло. И это страшно его разозлило. Я извинялся, сказал, что можно еще восстановить спектакль, но он заявил, что уже поздно, у него обнаружили рак, но что мне следует присмотреться к некоей Миранде Пэтч. Потому что однажды она станет великой актрисой, и ему приятно думать, что это он помог ей пробиться. – Он поднял на нее глаза. – Даже и это не переменит вашего решения?
– То есть вы предлагаете мне роль как извинение перед Бретом? – прямо спросила она.
– Может, так и было. Но когда я увидел вас… Нет, дело не в этом. Я бы никогда не рискнул доверить роль в моей пьесе кому-то, кто мне не нравится. Но я видел вашу игру несколько раз и восхищаюсь вами. – Он наклонился вперед. – Послушайте. Мне уже предложили ставить фильм. Если вы справитесь с ролью на сцене, то вы получите ее и в фильме. А это было бы так приятно Брету.
Питер и слышать не хотел, чтобы она отвергла предложение. Миранда уехала в Лондон вместе с Хью Деверо и на время репетиций остановилась на квартире в Сассекс Гарденс. Премьера «Марты Катфорт» должна была состояться восьмого ноября в Вест-Энде. Питер привез на спектакль детей и сделал так, чтобы они расселись между ним и Мэг.
После того как опустили занавес, Миранду вызывали раз десять. Было ясно, что пьеса Хью Деверо станет гвоздем сезона 1982 года.
Потом, в квартире Коваков, они сдвинули мебель и долго хохотали. Чарльз открыл шампанское.
– В тридцать восемь лет, но я сделала это! – воскликнула Миранда, торжественно пожимая руку Питера.
Он улыбался, прекрасно владея собой. Спали они в старой комнате Мэг.
– Именно этого я и желал для тебя, Миранда, – ласково прошептал он. – Я уже не верил, что это случится. Именно этого я и желал для тебя.
Она не могла понять, почему ей так тревожно. Разве не того же самого желала и она? Они вновь были под одной крышей, их семья снова обрела единство. И когда он повернулся и лег так, как они обычно лежали раньше, положив ее голову себе на плечо, она уверилась в том, что все хорошо.
– Ты была восхитительна, любовь моя. И знаешь, ты не смогла бы справиться с этой ролью, если бы ты не знала Брета Сент-Клэра.
– Это правда. – Ей страшно хотелось спать. Она совершенно вымоталась за последние полгода.
А потом, словно из ниоткуда, донесся его голос:
– Любимая, как ты думаешь, сможем ли мы когда-нибудь сказать Эми правду?
Сон мгновенно слетел с нее. Она осторожно сказала:
– А зачем вообще ей что-то говорить? Если только вдруг Мэг решит признаться…
– Я просто подумал… Они так близки с Себом.
– Разумеется, они близки. – Она вдруг поняла, что он имеет в виду, и вздохнула. – Ах. Ясно. Ну да. Возможно. – Она приподнялась на локте и вгляделась в него в темноте. – Только очень маленькими шажками, дорогой. Подождем, посмотрим.
Она нежно поцеловала его и обвила рукой его за шею. Он слегка повернул голову, и ее волосы коснулись его лица. Но она смотрела на невидимый в ночной тьме потолок и думала о завтрашнем спектакле.
Шторм начался девятнадцатого декабря, в субботу. У детей уже начались рождественские каникулы, и они уехали к Мэг в Лондон. Поскольку Питер был теперь официально членом спасательной команды, он сразу же направился на спасательную станцию и примкнул к Билли Мэйджеру и остальным спасателям. Сигнал о помощи раздался в восемь вечера, когда ветер задувал уже с небывалой силой. «Царь Соломон» вышел на помощь панамскому каботажному судну водоизмещением 1400 тонн, терпящему бедствие. У него отказал мотор в восьми милях от Волчьей скалы. Других кораблей поблизости не оказалось. Сообщения шли через Тринити Хаус, и в семье Питера их перечитывали все последующие недели.
«Ветер поднялся с юга и, дуя на восток, усилился к двенадцати часам, сила его достигала 90 узлов. Волнение моря у берега было таким, что волны достигали высоты 60 футов. Сквозь проливной дождь видимость была очень слабой. «Звезда Атлантики» попала в ловушку возле Маунтс-Бэй в южной части шторма, дрейфуя к скалам в четырех милях на юго-запад от спасательной станции. На борту судна восемь человек. Вертолет спасателей смог приблизиться к терпящему бедствие судну через полчаса после того, как были пущены первые ракеты. Судно трижды кидало на скалы, но разбилось оно в девять часов. Судно стало погружаться, вертолет не смог приблизиться даже к его мачтам. Сесть было невозможно. «Царь Соломон» прибыл к месту катастрофы в девять ноль пять. Дважды он приближался к палубе «Звезды Атлантики», но его отбрасывало прочь. Было видно, как четверо людей перебрались на судно спасателей. Последнее радиосообщение было получено в девять двадцать одну, оно подтверждало, что спасено четверо людей. Больше радиоконтактов не было, огни «Царя Соломона» перестали быть видны через десять минут. К этому времени «Звезда Атлантики» перевернулась и затонула между скалами. Спасатели из береговой службы прибыли на место катастрофы, пытаясь обнаружить оставшихся в живых. Спустя неделю обломки «Царя Соломона» прибило в бухте Ланна. Местные рыболовные суденышки, несмотря на ужасную погоду, весь следующий день провели в море. В этой части моря шторм принес кораблекрушения и опустошение, дорога завалена галькой, над морем кружатся вертолеты…»
Утром в воскресенье, прежде чем им стало известно больше чем про исчезновение членов двух экипажей, Мэг и Миранда наблюдали за разбушевавшимся морем из машины Чарльза. Миранду трясло.
– Это была его последняя картина. Он как знал.