Курчавые волосы его уже припорошила седина, нос был вовсе не горбатым, как обычно у евреев, а скорее напоминал картошку. В глазу у него был монокль, который никак не хотел усидеть на месте. В общем и целом он был весьма элегантным, его национальность можно было определить скорее по говору, особенно, когда он волновался. Слегка наклонившись, он поцеловал мне руку словно эрцгерцог и при этом издал едва слышный стон, потому что у него, как оказалось, болела поясница. Вообще, он каждый день на что-нибудь жаловался. С Ферри он был на «ты». Лишь много позднее я узнала, что Иги водил дружбу со всем офицерским корпусом и одалживал крупные суммы, причем всегда под очень божеский процент. Ростовщиком он не был.

– Милостивая фрейлейн, я в восторге, что имею возможность познакомиться с вами!

Потом за трапезой он без устали сыпал шутками и очень оживлённо болтал. Как выяснилось, он хорошо ориентировался не только в деловой жизни Вены, но также в жизни аристократии и высших армейских чинов, и мне оставалось только удивляться, что он всё знает. Каждую секунду звучало «мой друг, их превосходительство... тогда граф Руди говорит мне... и барон пригласил меня поохотиться на вальдшнепов...» Он очень гордился своими знакомствами в кругах знати, и Ферри держался с ним крайне любезно, однако не воспринимал его, похоже, с полной серьёзностью. Затем господин Грюнштейн велел подать шампанского, и после второй бутылки Ферри был вызван куда-то старшим официантом, об этом, вероятно, договорились заранее. Ибо Грюнштейн тотчас же подвинулся поближе, глубоко вздохнул и погладил меня по руке, которую я к нему как бы невзначай придвинула. Желая придать ему мужества, я едва слышно спросила:

– Вы не совсем счастливы, господин директор?

– Моё дорогое, единственное дитя, если б вы только знали! Я бедный, измученный человек, к тому же вечно страдающий в одиночестве. И одиноким я останусь до скончания своих дней. Ах, с каким удовольствием я имел бы рядом любящее создание, которое хоть иногда развеяло мои заботы, и с которым можно было перемолвиться словом! Но мне, видимо, не суждено уже встретить его, не суждено!.. Простите меня, пожалуйста, что я докучаю вам своими проблемами!

– Ну что вы, совершенно нет, господин фон Грюнштейн, мне это даже очень интересно, я хотела бы помочь всем людям, которые обойдены счастьем! Стало быть, и у такого большого человека тоже есть свои скорби? Вы наверняка ещё найдёте себе подходящую женщину.

Теперь в глазах его появилось такое выражение, которое я уже знала по многим мужикам, будь то христиане или иудеи!

– Вы действительно в это верите? Вы сокровище! Да вознаградит вас бог! Может быть та, о которой идёт речь, уже на подходе?.. Я имею в виду, рядом?..

– Но господин фон Грюнштейн, зачем же так резво брать с места в карьер?

Я убрала его руку со своего колена.

– Божественная! Единственная! Позвольте мне увезти вас на несколько дней на Семмеринг, чтобы там излить свою душу?

– Дайте мне срок, господин фон Грюнштейн, будучи молодой дамой, я не могу сразу довериться любому мужчине, даже если он известен как достойный кавалер. Вы меня понимаете?..

– Всемилостивейшая, даю святое честное слово, я приглашаю вас без всяких задних мыслей как свою дочь! Как дочь!

В этот момент Ферри вернулся за столик, и Грюнштейн носовым платком вытер лоб, мы пили и провели остаток вечера в буйном веселье, а когда в двенадцать часов расставались, я дала согласие на три дня поехать с банкиром на перевал Семмеринг, сделав это с помощью записки, незаметно переданной под столом, Ферри ничего не должен был знать об этом. Иги страстно желал меня и потел точно лошадь, однако сдерживался и только безостановочно лобызал мне руки...

Затем я долгое время была любовницей Иги Грюнштейна, и всё для меня складывалось безукоризненно, я многому у него научилась и стала гораздо образованнее. Однако помучиться мне тоже пришлось достаточно, ибо в постели он часто ставил себя в очень комичное положение, точно несмышленый ребёнок. И был ревнивым как турецкий паша, я не смела даже взглянуть на другого мужчину! Он буквально осыпал меня красивыми вещами, и, выходя с ним в свет, я нередко выглядела как рождественская ёлка, настолько была перегружена украшениями. От ювелиров доставлялось всегда только самое дорогое и самое красивое, хотя хороший вкус при подборе вещей не всегда был на первом месте! Однажды в городском парке нам встретились двое «бродяг», и один из них заметил другому:

– Погляди, он всё что можно нацепил на свою Сару!

Тогда я, помнится, рассердилась, однако, надо признать, это соответствовало действительности! Евреи одевают своих жён или любовниц очень богато, чтобы все видели их достаток! Но с другой стороны они хотят, чтобы люди им всегда неизменно сочувствовали, и нередко выплескивают на человека своё «негодование» или дурное настроение, заставляя часами выслушивать своё нытьё! Иги часто приходил ко мне, начинал брюзжать и требовал к себе сочувствия, и я совершенно не знала, как поступить, чтобы он прекратил крутить эту шарманку. Голова просто раскалывалась от такого занудства! А ревность! Стоило кому-нибудь хоть мельком взглянуть на меня, как я потом неделями обвинялась в измене. Впрочем, этим страдают все пожилые мужчины, не только евреи, поскольку изводятся страхами, что «она» может удрать с молодым хреном! Однако случись мне ушибить пусть только пальчик, как Иги являлся с самым известным доктором и хлопотал так, будто я уже нахожусь на последнем издыхании. Наиболее забавным он был в постели и, вообще, во время совокупления! Сегодня, когда всё уже давно миновало, я лучше понимаю природу этого! С одной стороны, Иги гордился тем, что у него такая шикарная любовница, с другой стороны, все время конфузился, что сам при этом выглядит крайне невзрачно. Он наверняка был убеждён в собственной непривлекательности, и когда мы вместе отправлялись куда-нибудь, он всегда особо тщательно прихорашивался, а это потом только усугубляло проблему!

Итак, в субботу, едва поднялось солнце, мы поездом выехали из Вены в южном направлении, дорога была чудесной. Мы проезжали по высоким виадукам, густой еловый запах вторгался в приоткрытые окна, радуя свежестью, а далеко внизу, в долине, уютным порядком стояли крохотные крестьянские домики с красными крышами. На Семмеринге мы остановились в самой фешенебельной гостинице, в «Панхансе», естественно, в отдельных номерах! И на следующее утро мы отправились на прогулку в лес. Игнац по этому случаю вырядился в народный штирийский костюм, что совершенно не соответствовало его внешности. Короткие кожаные штаны держались на вышитых узором широких подтяжках, на нем также были зелёная шляпа и даже гольфы. Он, видимо, сам себе очень нравился, здоровался со всеми встречными и старался говорить на манер здешних крестьян, так что мне часто с трудом удавалась удержаться от смеха!

Углубившись недалеко в лес, мы присели передохнуть. Иги постелил на земле свой «лоден», накидку из непромокаемого грубошерстного сукна, я прилегла на него, подложила под голову руки и сделала вид, что уснула. Край юбки я намеренно подняла до колен, глубоко дышала и при этом незаметно подглядывала за своим новым кандидатом в любовники, что же он предпримет теперь. Дальше был просто театр! Долгое время он только вздыхал, сопел, фыркал и вытирал пот с затылка. Но ему опять и опять становилось жарко, не от тех считанных шагов, которые мы проделали, а потому, что мои полные, высоко вздымающиеся при дыхании груди, завлекательная кружевная кайма нижней юбки и округлые колени в туго облегающих чулках могли распалить воображение любого мужчины. В конце концов, он собрался с духом и принялся очень робко гладить меня по колену, это продолжалось, вероятно, четверть часа. Зуд и щекотка были такими, будто у меня под пёстрой рисунчатой тканью бегали муравьи! Я кашлянула точно во сне и, не открывая глаз, немного повернулась, чуть шире раздвинув при этом ноги. Более облегчить мужчине задачу было уже невозможно! Теперь Иги, который было мгновенно отдёрнул руку, опять возобновил нежные поглаживания моей ноги всё выше и выше до самой подвязки, он почти уже добрался до ворот рая, но, почувствовав плоть над краем чулка, не решался двигаться дальше. В этот момент что-то, вероятно, белка, прошуршало по стволу дерева, Иги испуганно съёжился, с опаской посмотрел на ветки и пробормотал: