Тут она впервые улыбнулась – выбит верхний клык, ага, наверное, поэтому она редко улыбается.

– Если вы тут один, я вас провожу домой, – сказала она. – От пары лесбиянок вы многого не добьетесь.

Джек представил, как он выглядит в ее глазах, крупным планом; потом понял, что она прочитала его мысль, а затем осознал, что очень устал и хочет подольше насладиться воспоминанием о ночи с Ингрид My.

– Не думайте, я не гожусь вам в матери, просто я выгляжу старше своего возраста, – сказала она.

– Это тут ни при чем, просто я устал с самолета, – сказал Джек. – Я много ездил в последнее время.

– Если вы оказались у нас, то это чистая правда.

– Принесите мне гольца, – попросил Джек.

– А что выпить?

– Я не пью.

– Я принесу вам пива, – сказала официантка. – А вы притворяйтесь, что пьете.

Мудрое решение – местные весь вечер поднимали в его честь бокалы. Тон, правда, был не дружеский, а мрачный, даже враждебный. Джек в ответ поднимал свой бокал и притворялся, что пьет; никто и не заметил, что уровень жидкости остается таким же, а может, им было просто наплевать. Если в Финляндии и были фанаты Джека Бернса, они хорошо умели скрывать свои чувства.

Джек не стал приглашать официантку с собой, она не обиделась, но велела не выходить из-за стола, пока не приедет такси; она отпустила Джека, лишь когда машина припарковалась у дверей. Для надежности она проводила его.

– Меня зовут Марианна. Вообще-то бывают финские имена и посложнее.

– Еще бы, – ответил Джек.

На прощание она дала ему черно-белую визитку, страшноватенькую на вид, от салона «Утиные татуировки». На визитке был весьма искусно изображен Утенок Дональд, только с косяком в клюве и красными глазами, ясно, что не просто под кайфом, у него реально поехала крыша, а вокруг шеи не шалью, а удавкой висит змея.

Еще на визитке был написан от руки номер телефона.

– Это мой домашний, – сказала Марианна, – у меня есть пара татуировок, с удовольствием их вам покажу, когда отдохнете.

– Спасибо, Марианна.

– Вам нужен татуировщик по имени Диего, – сказала она.

– Не очень-то финское имя.

– Он вообще-то итальянец, но родился здесь, – сказала Марианна. – Он уже пятнадцать лет в этом бизнесе.

Салон Диего располагался на улице Калеванкату, в десяти минутах от «Торни», как объяснил наутро Джеку портье. Он подсказал ему и спортзал близ отеля, «Кунтокескус Мотивус».

– Не мучайтесь, называйте его просто «Мотивус».

Чисто прибранное место, много удобных тренажеров, впрочем, Джек не смог сосредоточиться на тренировке – рядом занимались аэробикой беременные женщины, делали какие-то чудовищно опасные упражнения.

По дороге к Диего Джек миновал магазин с порнографией, в витрине его внимание привлек немецкий журнал «Беременные женщины» – в самом деле, внутри фотографии исключительно беременных, исполняют еще более опасные упражнения. Кажется, беременность стала у Джека темой дня – не слишком приятной.

Хельсинки показался ему одной большой стройплощадкой. В итоге он забрел в район, построенный русскими сто с лишним лет назад, «Утиные татуировки» располагались прямо напротив Русского военного госпиталя. Когда-то это был матросский район, куда ни плюнь – везде бары и рестораны для моряков вроде «Сальве», но в последние годы район делается все моднее и моднее, поведал Диего Джеку.

Низкорослый мужчина с добрыми глазами, эспаньолка, руки все в татуировках, одна – маленький портрет женщины, почти фотография, другая – куда менее «благородная дама», естественно, голая, а при ней утенок. У Диего были и другие татуировки, но Джеку лучше других запомнилась обнаженная с утенком.

Джеку понравился Диего; он не встречал Дочурку Алису, но слыхал о ней. У него трое детей, он нечасто ездит на слеты татуировщиков; учился у Фербера в Берлине, работал в Кейптауне, собирался в Таиланд за татуировкой ручной работы от монаха в буддийском монастыре.

– Татуировка на весь живот, – объяснил он.

Диего специализировался на «больших произведениях», недавно наколол кому-то на спине целую киноафишу.

С ним работали два подмастерья, один мускулистый в камуфляжных штанах и черной футболке с рекламой бурбона «Джек Дэниэльс», другая – блондинка по имени Тару, специалистка по пирсингу (у самой серебряная шпилька в языке). Еще там был приятель Диего по имени Нипа, который рассказал Джеку жуткую историю, как уронил в унитаз книгу, свой любимый роман; с тех пор он занят тем, что изобретает различные способы привести пострадавшую книгу в божеский вид.

Джек расспросил Диего про тесную связь татуировок и моря. У того первая лодка появилась в пятнадцать лет. «Блестки» в «Утиных татуировках» были отличные – индейские вожди, драконы, черепа, птицы, «харлеи» и бесконечные мультперсонажи, особенно утки, в самых разных видах.

Диего сказал, что не особенно любит кино, вот его трое детей другое дело, а также Тару и парень в камуфляже, они видели все фильмы с Джеком. Нипа больше любил читать, чем смотреть (ну, этот вывод можно было сделать уже из его туалетной катастрофы).

– А не делали ли вы татуировок некоему органисту по имени Уильям Бернс? – спросил Джек. – В мире ваших коллег он известен под прозвищем Партитурщик, я слышал, будто все его татуировки – это ноты. Говорят, у него все тело ими покрыто.

– Может быть, – сказал Диего. – Я его не татуировал, вообще ни разу не видел, но слышать слышал. Говорят, в самом деле белой кожи у него осталось совсем немного!

Вернувшись в «Торни», Джек попробовал написать письмо Мишель Махер. Она же дерматолог, наверное, она знает, почему людям с татуировками на всем теле холодно. Впрочем, начинать с такого вопроса письмо человеку, которого ты не видел пятнадцать лет, странно – более того, что, если людям, татуированным с ног до головы, только кажется, что им холодно? Может, это просто у них такая навязчивая идея и кожа тут совершенно ни при чем?

Сами татуировщики придерживались разных мнений по этому поводу; Алиса считала, что почти все люди с татуировками по всему телу чувствуют холод, но ее коллеги, с которыми Джек разговаривал у нее на поминках, сказали ему, что это все ерунда и татуированные ничем не отличаются от обычных людей.

– Тем, кому холодно, или всегда было холодно, или они просто сбрендили по дороге, только и всего, – сказал Дан из Северной Дакоты.

Но, с другой стороны, как еще начать Джеку письмо Мишель Махер после пятнадцати лет молчания?

Наверное, такое начало «чересчур странное». Джек скомкал листок и выбросил его в корзину. Лучше начать как-нибудь издалека.

Этот лист бумаги Джек тоже выкинул. В итоге он решил, что единственный способ открыть переговоры с Мишель – это притвориться, что у него кожное заболевание. Нет, постойте-ка! Про что она ему написала? А-а, пожелала удачи со сценарием по «Глотателю»! Вот оно! Мишель – фанатка книг Эммы Оустлер. Наверное, можно подойти с литературной стороны, это произведет нужное впечатление.