— Что ты делаешь? — простонал Страйк, его мутило от выпитого спирта и полученных ударов.

Порывы ветра сбивали с ног, но Эрлиг упрямо тащил его вперед.

— Эй! Ты слышишь меня? — на этот раз голос Лаки звучал уже громче.

— Я хочу тебя убить, — пояснил свои действия Эрлиг, не прекращая движения.

— А что потом?

Блокатор задумался, разжал пальцы. Лаки упал лицом в лужу, захлебнулся грязной водой. Эрлиг навесил ему еще пару раз и присел на корточки рядом.

— Что потом? — переспросил он. — Потом я угоню мотоцикл и буду ехать только вперед, пока не забуду про все это дерьмо.

Только сейчас до Эрлига дошло, что он теряет кровь, и он, стянув с себя футболку, порвал ее на лоскутки и начал заматывать себе живот. Лаки утвердился на четвереньках, кое-как поднялся на ноги.

— Я думаю, нам действительно пора.

— Я тебя ненавижу.

— Взаимно.

— Я не пущу тебя в свою машину. Ты весь в грязи.

— На себя посмотри.

Когда они проходили мимо «Соплей», разбитое окно было уже загорожено столешницей, а из помещения доносился гул — рейдерская команда продолжала играть свою ненормальную музыку. Они забрались в машину и посмотрели друг на друга.

— Извини, — сказал Эрлиг. — Что-то нашло на меня. Дать тебе аптечку?

— Ты тоже меня прости.

— Это все шторм. Радио вот не работает… Как ты думаешь, Туакану уже смыло?

— Мне кажется, я знаю, где она.

— Туакана? — хмыкнул Эрлиг.

— Эль. — Лаки поглядел ему в глаза и повторил:

— Я знаю, где ее искать.

— Весь мир сошел с ума, — тяжело вздохнул Эрлиг. — О Темный Папа… Ладно, поехали!

РИЧИ ТОКАДА — 4

Вначале была тьма.

Если кто-то думает, что существует рай — это неправда. Тьма — это не сон и не забвенье. Тьма не бывает милосердной. Когда сознание начинает распадаться, она поглощает его, и тогда ты становишься эфиром. А потом материализуется Ад. Тьма — это мост между двумя мирами — плохим и очень плохим.

Я стоял на пороге бездны и стучал в открытую дверь. Если боль можно назвать существованием — да, я существовал. Тьма колотилась, как сердце, поле эфира сжималось до точки и расширялось до беспредельности, и все это было мной. Я собирался шагнуть в адское пламя, чтобы прекратить это безумие.

Ад существует, и это правда. Ад находится совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Ад — это не столько боль, сколько осознание боли. Он страшен тем, что милосердная смерть, приносящая короткие секунды анестезии, не придет и не щелкнет выключателем. Он вечен, и он делает вечным тебя.

Боль медленно отступала, и мне удалось открыть глаза. Правда, долго не удавалось сфокусировать взгляд. Потом я осознал, что смотрю в потолок. Я лежал на чем-то твердом и холодном, скорее всего, это был бетонный пол. Меня посетила мысль, что было бы неплохо повернуть голову и посмотреть на что-нибудь еще. Я попытался воспроизвести одно из ментальных упражнений, которым научил меня Лаки. Я пока не знал, что с моим телом, могу ли я двигаться, и что вообще происходит, я осторожно начал вдыхать, но поперхнулся и забился в припадке дикого кашля. Мне казалось, что мои легкие вот-вот вылетят наружу. Потом спазмы прошли. Потом вообще все проходит, надо только набраться терпения и ждать. Сознание услужливо отключилось.

Кажется, я приходил в себя несколько раз — ведь каждый раз потолок освещался по-разному… или мне так казалось? Кто-то подходил, стоял надо мной, и тогда я просил, чтобы он забрал меня, думая, что это — смерть. Я не умер и не сошел с ума, и однажды мне удалось поднять голову и осмотреться.

Я лежал на полу, рядом с железной полкой кровати. Мое тело было все еще парализовано, но пальцы уже могли шевелиться. Что именно у меня болело, я не понимал — настолько мне было плохо. А еще я не испытывал и тени страха.

Это открытие настолько поразило меня, что сердце застучало быстрее. Я вспомнил слова Лаки насчет того, что единственный способ прийти в себя после выстрела парализатора — это движение. Сердце должно работать как можно быстрее. Или он этого не говорил?.. Чем больше я дергался, тем легче мне становилось. Внутри моей головы носился поезд. Рельсы были надежно замкнуты в кольцо.

Я пытался построить ответвление, чтобы поезд уехал куда-нибудь еще, и постепенно что-то получалось. Теперь сердце колотилось настолько быстро, что становилось жарко. Сведенные судорогой мышцы расслабились, я начинал тонуть в липкой трясине поля. Холодный пол казался мне спасением. Кажется, я катался по нему, ускоряя темп, пока меня не подбросило серией спазмов.

А еще я с кристальной ясностью понимал все, что происходит. Поезд уезжал. Рельсы распадались. Вагоны с грохотом рушились под откос. Я бился головой об пол, меня подбрасывало, переворачивало, я слышал собственный беззвучный крик.

Когда первая волна прошла, моя одежда была мокрой от пота. Неожиданно все встало на свои места, и я вспомнил то, что нам говорили про парализаторы в лицее. Это оружие люди придумали сначала против себя самих, оно считалось щадящим. Оно даже не отключало сознания, просто лишало человека возможности двигаться, и после часа или двух, в зависимости от дозы воздействия, паралич проходил. Потом его опробовали на эмпи. Результаты потрясали. Если эмпи переносили огнестрельные и ножевые ранения с невероятной легкостью, выстрел из парализатора грозил летальным исходом, отправляя прямо в Ад.

В моем мире больше не было ни времени, ни пространства. Несколько раз кто-то приходил, и что-то менялось, возможно, меня кололи различными препаратами, я просто не помню этого. Реальность вернулась далеко не сразу. Я осознал себя в той же комнате, с тем же потолком и решеткой вентиляции вместо окна. На точно такой же полке у противоположной стены я заметил Страйка.

Сначала я решил, что он мертв, но потом вспомнил, что, вроде бы, он даже дрался с федералами, и ему, соответственно, начислили больше. Стабилизация у него даже не думала начинаться. Он пребывал в глубоком обмороке. «Вот и поглядим, на что это было похоже», — с некоторым удовлетворением подумал я. И завертел головой в поисках скрытых видеокамер. Ничего такого, естественно, не было видно, но это действие утомило меня настолько, что я провалился в сон.

— Что со мной? — хрипло спросил Лаки, уже в четвертый раз. Сначала, когда все еще только начиналось, я терпеливо затаскивал его обратно на полку. Потом конвульсии накатывали снова, он падал, и тогда я решил, что ему будет удобнее на полу. Сперва я еще пытался сдерживать рывки его тела, но это отнимало слишком много сил. Меня вырубало. Я сидел, привалившись к стене, и если бы не Лаки, голову которого я поддерживал, я бы точно замерз — стена была ледяной.

Потом Лаки наконец-то потерял сознание, можно было не опасаться того, что он размозжит себе голову об пол, и я залез на полку. Уже дважды ставень раздачи поднимался, и на подоконнике появлялась кружка воды. Признаться, у меня даже не возникало и мысли поделиться водой с другом, настолько мучительной была жажда. Стабилизация у Лаки пока не началась, и этим я объяснял тот факт, что никто не торопится ему помогать, как, к примеру, мне, потому что на своем локтевом сгибе я насчитал восемь следов от инъекций. А к нему никто не приходил и не делал никаких спасительных уколов. Лаки опять вырвало, он хрипло застонал.

— Что со мной… мать вашу…

Я отвернулся к стене, чтобы скрыть улыбку. Лаки Страйк не собирался сдаваться. В редкие моменты просветления на него накатывала ярость. Его швыряло из одного состояние в другое, все чаще и чаще. Пока что ему было хорошо.

— Шевелись, — сказал я. — Двигайся. Ты сможешь.

Он что-то прохрипел. Скорее всего, какое-то ругательство. Я заложил руки за голову, закрыл глаза и представил себе, что лежу в траве и гляжу в синее безмятежное небо, с идиотскими кучерявыми облаками… Дьявол! Но где же мы прокололись, где? Федералы вели себя так, будто заранее обо всем знали. Они ждали нас, пока мы, как идиоты, лазили туда-сюда. Здесь было всего два варианта. Либо они вышли на нас сами, после всей этой эпопеи с животными, либо «Истоки» были не просто водоочистительным комбинатом. И второй вариант от чего-то не казался мне безумием. Лаки, козлина, куда же ты меня притащил… А Ритка, вспомнил я вдруг, глупенькая Ритка, которая так любила Лаки и делала такой обалденный… Я вздохнул. Когда я, интересно, подержусь руками хоть за какую-нибудь женщину?..