Изменить стиль страницы

Подобно священной горе — "хозяйке местности" — которая считалась лестницей, связующей Небо и Землю, в человеческом теле также обитает "хозяин местности", божество, угнездившееся в темени, откуда исходит вервие му (на плечах помещались «бог-защитник» и "бог человека"). Лестница му именуется также "лестницей ветров", а "конь ветров" воплощает жизненную силу человека. Понятие «ветер» аналогично пране индийской традиции. "Это одновременно и вдыхаемый воздух, и духовная энергия".[725] "Восхождение ввысь" совершается с помощью вервия му. Весьма вероятно, что данное учение возникло под влиянием ламаизма. По крайней мере, ламаистская методика освобождения перекликается с мифом о растворении первых царей в вервии му:[726] святой перед смертью способен мысленно пережить то, что мифические цари осуществляли in concrete до несчастья, приключившегося с Дригумом (сходный мотив присутствует в североазиатских мифах, повествующих об «упадке» современного шаманизма: первые шаманы восходили на небеса во плоти; ср. § 246).

Мы еще вернемся к роли Света в тибетской традиции. А пока лишь добавим, что уже известная нам гомология "Космос — жилище — тело" в традиционной религии предполагает также и некоторую симметрию между людьми и богами. Иногда понятия «душа» (bid) и «бог» (lha) вообще не различаются; тибетцы в речи их нередко путают. «Одушевленными» могут быть деревья, скалы, а равно и любые обиталища богов.[727] С другой стороны, нам известно, что "хозяева местностей" и боги-защитники могут обитать как в природной среде, так и в человеческом теле.

Иными словами, будучи духовным существом, человек причастен божественной природе и, следовательно, разделяет с богами ответственность за судьбу мироздания. Этим объяснялось обилие разнообразных ритуальных состязаний, от конных ристалищ и различных атлетических соревнований до "конкурсов красоты", состязаний в стрельбе из лука, доении коров, красноречии. Изобиловал соревнованиями новогодний мифо-ритуальный комплекс. Главной его темой было сражение небесных богов с демонами; символом каждого из начал выступала гора. Как и в аналогичных ритуальных сценариях, победа богов означала обновление жизни. "Боги присутствуют на празднике и веселятся вместе с людьми. Разгадывание загадок, оглашение мифов и эпических преданий благотворно влияет па будущий урожай и плодовитость скота. Совместное участие богов и людей в широких празднествах служит залогом прочности общественной структуры и одновременно смягчает социальные противоречия. Актуализовав связь со своим прошлым (происхождение мира, предки) и местом своего обитания (первопредки-горы), сообщество обретает новые силы".[728]

Очевидное влияние иранской традиции на сценарий тибетского новогоднего праздника отнюдь не исключает архаического происхождения последнего. Аналоги ему обнаруживаются во многих традиционных религиях. Одним словом, речь идет о широко распространенном по всему миру религиозном учении,[729] согласно которому Космос и Бытие, как божественное, так и человеческое, подчиняются единому циклическому ритму, который стимулируют два противоборствующие, но и взаимодополняющие космические начала, периодически приходящие в состояние согласия, образуя своего рода coincidentia oppositorum. Подобным тибетским концепциям соответствуют начала ян и инь, периодически сливающиеся в дао (ср. § 132). В любом случае, автохтонная религия, существование которой на Тибете обнаружили первые буддийские миссионеры, оказалась отнюдь не "сумбуром магико-религиозных представлений […], но именно религией, ритуалы и институции которой образовывали структуру, основывавшуюся на теологии, решительно расходящейся с буддийской".[730]

§ 314. Религия бон: эклектизм и синкретизм

Правомерен вопрос: "чем руководствовались поздние тибетские историки, замалчивая исконную религию, от которой не сохранилось даже названия (gcug), и подменив ее религией бон, окончательно сложившейся не ранее XI в.? Относительно адептов бон ответ прост: чтобы поднять престиж собственной религии, они стремились приписать ей большую древность".[731] Что же касается историков-буддистов, то им претили кровавые жертвоприношения и эсхатологические воззрения, свойственные автохтонной тибетской религии, поэтому они относили их к бонским верованиям и «магической» практике.

Затруднительно описывать бон, игнорируя распространение в регионе буддизма. Начиная с первого соприкосновения, эти две традиции взаимообогащались; каждая из них поочередно поддерживалась или преследовалась местными суверенами; и наконец, начиная с XII в., "обращенный бон" (agiur bori) усвоил теологию, терминологию, а также институции ламаизма. И в то же время несомненно, что приверженцы религии бон, а также следовавшие данной традиции гадатели и «колдуны» существовали на Тибете еще до проникновения в регион буддийских миссионеров. Но все-таки имеет смысл описать бон прежде ламаизма, что позволит нам получить представление о разнообразии и значении инородных элементов, питавших тибетский религиозный синкретизм. Действительно, по крайней мере некоторые категории bon-ро — безусловно иноземного происхождения. Считается, что «иноземный» бон проник на Тибет из Шаншуна (юго-западный Тибет) или Тагзига (Иран). Это объясняет присутствие в бонской теологии иранских заимствований, а также не исключает влияния индуизма (в первую очередь, шиваизма), предшествующего буддийскому.

Уже древнейшие источники свидетельствуют о наличии в бонской религиозной практике разнообразных духовных «специализаций»: жрецы, в том числе совершавшие жертвоприношения, гадатели, заклинатели, колдуны и т. д. Несомненно, что к XI в. религия бон уже обладала стройной структурой духовных институций. Священнослужители использовали особый «инструментарий», из которого наиболее характерны «загоны» для уловления злых духов и особенно барабаны, помогавшие колдунам взойти на небо, по функциям подобные шаманским бубнам. Обязательным атрибутом адептов религии бол была матерчатая шапочка, которую, согласно преданию, носил легендарный основатель традиции Шенраб-мибо, скрывавший под пей свои ослиные уши (показательная деталь, свидетельствующая о западных влияниях, восходящих к мифу о царе Мидасе).[732] Кроме священнослужителей, в бонской обрядовой практике значительную роль играли племенные вожди и родовые старейшины. Особенно важным было их участие в погребальных обрядах (в первую очередь, связанных с погребением царей). Считается, что они провожают души умерших в загробный мир, а также способны их вызывать и заклинать.

Более поздние источники, кроме разнообразных космологических и теологических представлений, содержат и достаточно разработанную метафизику. Очевидное влияние индийской, в первую очередь, буддийской традиции отнюдь не исключает оригинальности бонской метафизики. Весьма вероятно, что «теоретики» (генеалоги, мифографы, теологи) в течение долгого времени сосуществовали с «практиками» — жрецами и колдунами. Поздние бонские авторы повествуют о зарождении традиции следующим образом: основателем религии был Шенраб-мибо (человек-жрец shen, "совершенный"). История его рождения и события жизни заставляют вспомнить мифологизированные жизнеописания Шакьямуни и Падмасамбхавы (см. ниже, § 315). Шенраб избрал местом своего рождения «запад» (Шаншун или Иран). Белый луч света в виде стрелы (носитель мужского семени) вонзился в темя его отца, и одновременно красный луч (женское начало, кровь) — в голову матери. Согласно другой, более древней версии мифа, Шенраб сошел на землю из небесного дворца в образе пятицветной радуги. Обернувшись птицей, он присел на голову своей будущей матери, и два луча, белый и красный, изошедшие из его гениталий, проникли сквозь темя в тело женщины.[733] Уже на земле Шенраб, вступив в схватку с властителем демонов, одолел его и с помощью своих магических способностей подчинил себе злых духов. В качестве гарантии своей покорности демоны признались, какие заклинания и предметы служат источником их силы; следовательно, демоны оказываются хранителями бонского учения и ритуала.[734] Таким образом, именно Шенраб научил последователей религии бон молиться богам и заклинать демонов. Распространив бон в Тибете и Китае, Шенраб удалился от мира и, практикуя аскезу, подобно Будде, обрел нирвану. Однако его сын еще в течение трех лет проповедовал учение.

вернуться

725

Stein, p. 189

вернуться

726

О подобном синкретизме свидетельствуют уже источники XI в. Миларепа повествует о «перерезании веревки-лестницы, при помощи которой святой достигает освобождения»; Леш, р. 189.

вернуться

727

Ibid., р. 193.

вернуться

728

A.A. Stein. Recherches sur l'épopée et le barde au Tibet, pp. 140–141.

вернуться

729

Ср. наше исследование «Заметки о религиозном дуализме: диады и противоположности» (переиздано в кн.: «La nostalgie des origins», pp. 231–311).

вернуться

730

Ср.: A. Macdonald, p. 367.

вернуться

731

A.M. Blondeau. Les religions du Tibet, p. 245. Действительно, буддизм «не мог одобрить жертвоприношения животных, a fortiori, людей. Более того, представление о царе-боге, поддерживающем миропорядок, вера в бессмертие души и посмертное блаженство, изображаемое наподобие земного, что увеличивает ценность земного существования, противоречили самым основам буддийской доктрины. Основополагающими для нее были представления о зыбкости всего сущего, включая вселенную, о страдании, сопровождающем существование в мире, о переселение душ (сансара), о воздаянии за грехи, совершенные в этой или прошлой жизни (карма). Действительно, целью религиозной практики gcug были социальная справедливость, счастье, а отнюдь не духовное совершенство» (ibid.).

вернуться

732

Ср.: R. Stein. Recherches sur l'épopée et le barde au Tibet, p. 381 sq.

вернуться

733

Stein. Civ. tib., pp. 205–206. Согласно тибетским воззрениям, в момент зачатия душа младенца проникает в голову матери сквозь sutura frontalis и через то же самое отверстие покидает тело после смерти; см. наш очерк «Дух, свет и семя» (в кн.: «Occultisme, sorcellerie et modes culturelles», pp. 125–166), p. 137.

вернуться

734

См. источники, процитированные в кн.: Tucci. Les religions du Tibet, p. 304. Тот же мотив встречается в биографии легендарного Падмасамбхавы: здесь бонских божеств покоряет буддийский наставник.