В эту эпоху кровавых жертвоприношений и пособий по ars moriendi исключительную актуальность приобретает образ Скорбящей Богоматери, а также учение о Чистилище. Хотя существование Чистилища было официально признано папством лишь в 1259 г.,[561] народному религиозному сознанию издревле была свойственна вера в действенность заупокойной мессы.[562]

Состояние кризиса и безнадежности усилило стремление верующих к более искренней религиозной жизни. Поиск мистического опыта подчас приобретал гротескные формы. Религиозные фанатики Баварии, Эльзаса и Швейцарии объявили себя "друзьями Бога". Их влияние восприняли не только миряне различных сословий, но также и некоторые монастыри. Последователи Мейстера Экхарта Таулер и Сузо распространяли его учение в упрощенном виде, чтобы сделать доступным широкому кругу верующих и одновременно затушевать его сомнительные, с точки зрения церкви, положения.

Об Иогане Таулере (ок. 1300–1361) известно довольно мало, а традиционно приписывавшиеся ему сочинения, как выяснилось, принадлежат другим авторам.[563] Следуя учению Экхарта о рождении Бога в душе верующего, Таулер наставлял: нужно искоренить "собственную волю, не совершать никаких поступков, позволяя душе лишь кротко и простосердечно внимать Богу". Разуму следует погрузиться "во мрак Божественной тайны, и затем раствориться в простом и не имеющем образа Всеединстве, где теряются все различия, не существует ни объекта, ни чувств". Согласно Таулеру, подобное единство, а не поиск благодати, и есть конечная цель мистического опыта.

О жизни и сочинениях Генриха Сузо (1296–1366) сохранились более определенные сведения. Совсем юным он становится послушником доминиканского монастыря в Констанце и в 17 лет переживает свой первый экстаз.[564] В отличие от Мейстера Экхарта (своего духовника с 1320 г.), Сузо повествует о собственных экстатических состояниях. Он также выделяет несколько этапов мистического познания: "Тот, кто отрекся от себя, должен отстать от всего тварного и, слившись с Христом, преобразиться в божество".

Возможно, обнародование "Книги Истины", в которой Сузо отстаивает учение Экхарта, послужило причиной запрета его проповеднической деятельности. Сузо совершал путешествия в Швейцарию и Эльзас, где встречался с Таулером, а также с многочисленными "друзьями Бога". Поскольку его проповедь нашла отклик как среди мирян, так и в среде монашества, Сузо преследовала зависть и злобная клевета духовенства. Однако после смерти Сузо его трактаты получили широкое распространение.

Несмотря на свою беспощадную критику бегинок и адептов Свободного Духа, великий фламандский мистик Рюисбрук (1293–1381) также не избежал недоверия церковных властей.[565] Большая часть из одиннадцати достоверно принадлежащих его перу сочинений посвящена духовному познанию. Рюисбрук предостерегал от заблуждения «еретиков» и "ложных мистиков", путающих мистическую пустоту с unio mystica, так как истинное созерцание невозможно вне церкви. Согласно Рюисбруку, слияние с Богом обретается не «самовольно», а по благодати.

Чтобы избежать искажения своих взглядов, Рюисбрук не поощрял распространения некоторых собственных сочинений, предназначенных исключительно для проповедников, уже причастных Опыту созерцания.[566] И все же, не избежав неверного истолкования своего учения, Рюисбрук был подвергнут критике ректором Парижского университета Жаном Жерсоном. Даже столь горячий сторонник Рюисбрука, как Герхарт Грот, допускал возможность того, что способ изложения Рюисбруком собственных идей может повлечь за собой недоразумения. Действительно, Рюисбрук, подчеркивая необходимость духовной практики, утверждал, что опыт созерцания постигается только в сфере духа, и уточнял, что даже самое продуктивнее созерцание не приводит к "полному преображению в Бога, полному преодолению своей тварной природы" ("Сверкающий камень"[567]). Однако в результате духовной практики мистик вливается "в Божественное всеединство", когда его душа "охвачена Св. Троицей" ("Духовные свадьбы") Но Рюисбрук напоминает, что человек создан Богом по Его подобию, "словно живое зеркало, в котором Он запечатлел образ своей сущности". Согласно Рюисбруку, чтобы постичь эту глубокую и таинственную истину, человеку "необходимо умереть в себе и жить в Боге" (ibid., III, Пролог).

Некоторые духовные наставники старались избегать риска церковных гонений, которому, в конечном итоге, подвергались как мистические теологи, так и просто «энтузиасты» созерцания. К примеру, Герхарт Грот (1340–1384) стал основоположником аскетического движения "братьев общей жизни", чуравшегося и мистического богословия, и духовного созерцания. Члены братства были привержены devotio moderna, т. е. простодушной, человеколюбивой и веротерпимой религиозности, притом не противоречащей католической ортодоксии. Братья полагали, что размышление о Боговоплощении, явленном в таинстве евхаристии, более душеполезно, чем мистические спекуляции. На рубеже XIV–XV вв. движение "братьев общей жизни" привлекло множество адептов. Всеобщая глубокая и насущная потребность во внятном религиозном учении объясняет исключительный успех среди верующих "Подражания Христу" Фомы Кемпийского (1380–1571).

До сих пор не существует единой оценки значения и влиятельности данного пиетистского движения. Некоторые авторы видят в нем один из источников церковных реформ, имевших гуманистический характер, будь они католическими или протестантскими.[568] Охотно признавая, что движение в какой-то мере предвосхитило и стимулировало Реформацию, Стивен Озмент с полным основанием отмечает, что его "главное достижение — восстановление монашеских традиций накануне Реформации. Популярность devotio moderna свидетельствует о том, что стремление подражать Христу и Апостолам в их аскезе и благочестивой общинной жизни вдохновляло верующих на исходе средних веков не меньше, чем на заре христианства".[569]

§ 301. Николай Кузанский и закат средневековья

Николай Кребс родился в селении Куза в 1401 г. Учился в интернате "Братьев общей жизни". Некоторые авторы полагают, что подобное образование наложило отпечаток на всю духовную жизнь будущего кардинала.[570] Николай рано познакомился с сочинениями Мейстера Экхарта и Псевдо-Дионисия Ареопагита, которые оказали на него глубокое духовное и интеллектуальное влияние. Однако обширные познания (он изучил математику, право, историю, богословие, философию), исключительное своеобразие его метафизики и блестящая церковная карьера делают Николая Кузанского одной из наиболее выдающихся личностей в истории христианства.[571]

Тщетной оказалась бы попытка сжато, и притом полно, изложить его учение. Подчеркнем, в первую очередь, универсальность религиозной метафизики Николая Кузанского, нашедшую выражение уже в его ранних сочинениях "De Concordantia Catholica" (1433), "De Docta Ignorantia" (1440), "De pace fldei" (1453). Он стал первым из богословов, который признал concordantia универсальным свойством, присущим и церковной жизни, и человеческой истории, и мирозданию, и Божественной сущности.[572] Кузанец полагал, что concordantia может осуществиться не только между Папой и Собором, восточной и западной церквями, но также между христианством и другими великими религиями. Прийти к столь смелому заключению Николаю Кузанскому помогло апофатическое богословие Псевдо-Дионисия. Следуя принципу via negativa, он сочинил свой знаменитый трактат об "ученом незнании".