— А напрасно. Записки могли бы стать хорошим подспорьем такому неизлечимому лжецу, как вы, мистер Кин. Одним вы говорите, что вы военный, другим, что инженер, а на деле просто любите прислушиваться к тому, что делается за чужими дверями!

— Ха! Можно подумать, что вы этим не занимаетесь!

— Никогда.

— В таком случае из вас никогда не выйдет хорошего детектива. Поверьте человеку, который занимается этим делом достаточно давно и имеет все основания гордиться достигнутым.

— Занимается этим делом? — от удивления инспектор едва не потерял дар речи. — Так вы… Вы работаете в полиции?

— Еще чего! — усмехнулся Кин. — Я работаю на частную компанию в Сан-Франциско. Надеюсь, что вы не станете болтать об этом на каждом углу.

— А, так вы являетесь частным детективом, — наконец, понял Чарли.

— Являюсь, — с вызовом подтвердил Кин. — И не считаю, что мы хоть в чем-то хуже вашей полиции. Говорю вам об этом только для того, чтобы вы не тратили на меня понапрасну свое время. Меня наняли по заказу мистера Спайсера. Похоже, что Ирен успела ему изрядно надоесть, и он мечтает о жене классом повыше. Для развода ему требуются доказательства супружеской неверности. От меня требуется добыть эти доказательства. Точка.

— Ну и как, вас можно поздравить с успехом? — поинтересовался китаец. Его ничуть не растрогала забота Кина о напрасной трате времени. Сыщик ли, инженер или капитан, — этот человек оставался для инспектора Чена прежде всего профессиональным лгуном.

— Успехов никаких. Фиаско, с первого дня до сегодняшнего. Может, потому, что Вивиан подозревает, на кого я работаю, и не желает портить отношения со Спайсером. В любом случае, добрых чувств он ко мне не питает. Как-то пообещал мне шею свернуть, если еще раз увидит меня поблизости от Ирен. А моя шея, знаете ли, мне очень дорога. Я не хочу, чтобы ее сворачивали. Да и какие доказательства супружеской неверности можно собрать, если эта пара только и делает, что устраивает скандалы по пустякам? После той ссоры за бриджем она вообще перестала с ним разговаривать! Я, можно считать остался без работы. Может, возьмете меня в долю? Не пожалеете! Сколько вам светит за поимку убийцы?

— Нет награды выше торжества справедливости, — невозмутимо ответил инспектор.

— Э, о справедливости рассказывайте кому другому! Уверен, что вас с приятелем наняла внучка Дрейка, которая в своем деде души не чаяла. А что если я предложу собственные услуги непосредственно ей? Возьму и скажу, что готов уступить ей свою информацию за половину того, что потребовали от нее вы, а? Что вы тогда запоете? Давайте сговоримся по-хорошему: половина вам, половина мне, и дальше мы работаем сообща!

— Нам не о чем сговариваться, мистер Кин, ни по-плохому, ни по-хорошему, — не скрывая брезгливости, ответил инспектор. — Могу только посоветовать еще раз присмотреться к тому, какое прекрасное сегодня утро. Всего доброго!

— Вы еще пожалеете, что упустили мое предложение, мистер Чен, — бросил ему вслед Кин и снова зажмурился с выражением полного безразличия ко всему происходящему вокруг.

Прошел второй, а затем и третий день плавания. Все внимание Чарли сконцентрировалось на скрытом калькуттской наклейкой ключе, но неутомимый Кашимо раз за разом доносил, что к наклейке никто не прикасался. Некоторое разнообразие в течение событий внесла внезапная идея Макса Минчина устроить для всех участников кругосветного тура прощальный ужин. К некоторому удивлению самого Макса эта идея была встречена с энтузиазмом даже теми, кто поначалу открыто избегал компании недавнего гангстера. Как философски заметил по этому поводу инспектор, «море сближает не только далекие страны, но и далеких людей». Сам инспектор удостоился чести быть приглашенным на ужин лично супругой Макса: Сэди пришла в ужас от мысли, что за столом сядет тринадцать людей и решила, что в качестве четырнадцатого инспектор полиции будет ничуть не хуже любого другого. Макс встретил это решение так, как и положено образцовому супругу.

— В принципе, я ничего против фараонов не имею, — дружески пояснил он инспектору. — Они такие же люди, как все. К тому же в Чикаго я уже устраивал большой прием в честь полиции, и все остались довольны. Смокинг можете не надевать, мистер Чен: я терпеть не могу все эти дурацкие формальности.

— О, меня они тоже не смущают, — заверил его Чарли. — А вот не смутит ли вас, если разговор на вечеринке вдруг зайдет об убийстве?

— Не понял? — озадаченно уставился на него Макс.

— Хочу попробовать, чтобы люди вспомнили о том печальном происшествии в отеле Брума, так сказать, в непосредственной обстановке. Возможно, они сумеют вспомнить что-то такое, о чем предпочли забыть при официальном допросе. Как вы думаете?

— Черт его знает, — протянул Макс. — Вообще-то я предпочел бы не говорить о делах. Их у нас по горло хватит в Америке. Мы с женой хотим, чтобы люди просто повеселились, как следует поели, как следует выпили — вот и все. Но… раз уж вам так необходимо… Никто не скажет, что за столом у Макса Минчина кому-то пытались заткнуть рот. Только учтите: наручники за столом у Макса тоже никому надевать не будут, даже если кто-то действительно сболтнет за выпивкой лишнее. Потом делайте с ним, что хотите, но этот вечер — мой! По рукам, инспектор?

— По рукам, мистер Минчин! — Чарли крепко пожал протянутую ему сильную ладонь.

Стол, за которым не затыкают ртов и не надевают наручников, был накрыт в застекленном кормовом кафе и буквально ломился от бутылок и всевозможных закусок. Гости воздали должное и тому, и другому, но Макс не давал столу пустеть, поминутно гоняя официантов за все новым и новым подкреплением. Смех и шутки не смолкали весь вечер, и это убедило Макса, что ужин проходит под счастливой звездой. Когда подали кофе, он встал.

— Друзья мои, — растроганно сказал он, — леди и джентльмены! Мы приближаемся к концу долгого пути вокруг целого света. Иногда нам бывало лучше, иногда хуже, но у меня лично всегда было хорошо на душе. Думаю, это потому, что у нас был такой отличный опекун, как доктор Лофтон! Предлагаю выпить всем за здоровье нашего замечательного шефа! Ура!

Тост Минчина оказался для доктора полной неожиданностью. Общие аплодисменты смутили его еще больше, так что слова для ответного спича пришли к нему лишь после некоторой паузы.

— Спасибо всем вам, — взволнованно сказал он. — Вы, конечно, знаете, что в туристском бизнесе я работаю уже много лет, удивить меня чем-либо трудно. И все же в этом путешествии я почти непрерывно удивляюсь. Удивляюсь тому, что, вопреки известным обстоятельствам, вы мне не изменили. И не доставили никаких из ряда вон выдающихся хлопот — хотя могли бы. Даже в тот далекий уже от нас трагический день в отеле Брума, — ради Бога, простите, что я нечаянно о нем вспомнил, — даже в тот день вы показали себя достойными людьми, выказав редкий такт, понимание и дисциплину. Словом, вы были настоящими американскими туристами. Ваше здоровье, друзья!

— Браво, доктор! — выкрикнул среди аплодисментов Минчин. — Отлично сказано. Что ж, наш шеф помянул о том трагическом дне и хочу сказать, что для всех нас это действительно было трагическим переживанием. Но раз уж зашла речь о таких делах, то я не могу не вспомнить о нашем почетном госте, мистере Чарли Чене, полицейском из Гонолулу. Я повидал на своем веку немало ребят его профессии, но ни разу мне не доводилось желать им удачи. Сегодня Макс Минчин рискнет изменить этому правилу: хочу от всей души пожелать мистеру Чену удачи в его деле! В конце концов, можно сказать, что это и наше дело!

Чарли с достоинством встал и, поблагодарив Макса за поддержку легким поклоном, сказал:

— В свою очередь я хочу от всей души поблагодарить нашего гостеприимного хозяина и его супругу, красота которой намного превосходит все ее бриллианты и сапфиры (счастливая Сэди смущенно потупилась), за добрые слова и незабываемый прием. Его пожелание удачи наполняет мужеством мое сердце, хотя до сих пор удача ни разу не улыбнулась ни мне, ни моему другу из Скотленд Ярда. В Китае в таких случаях склоняют голову и говорят: «Судьба есть судьба». Но я слишком долго жил среди американцев, чтобы бессильно склонять свою голову даже перед судьбой. Поэтому, леди и джентльмены, я хочу поднять этот бокал за то, чтобы в битве с несправедливостью нам не изменили ни мужество, ни удача!