Пока принц Ёсино в смятении раздумывал обо всем этом, его тесть-министр от тоски заболел и больше не поднимался с постели. Так он и умер, а принц остался совсем без опоры. Теперь ему и вовсе не хотелось жить. Тем временем другие министры и сановники предполагали взять его в зятья, но, хоть он и знал об этом, принц не хотел видеть другую женщину своей женой, поэтому он не соглашался, и этим вызывал на себя гнев. Он даже слышал, что кто-то готовился убить его. Ему не было жаль своей жизни, но все-таки его брала досада — не погибать же на чужбине. В те времена, когда рядом с ним были люди, почитавшие и любившие его, он забыл про тот мир за морем, но теперь, когда ему было так мучительно и страшно, принц понял, что хочет вернуться. Теперь он печалился, что придется оставить дочерей. Ведь он слышал, что с тех далеких времен, как Нанисю не смогла переплыть Китайское море, а Сасэмаро благополучно пересек его, путь этот не покорялся женщинам. Но принц подумал: «Если царь-дракон остановит корабль, отдать жизнь под небом странствий будет не жаль».

Известив родственников покойного министра, принц Ёсино вместе с дочерями пустился в путь. Его отъезд был похож на бегство, но, верно, сердце злого царя-дракона смягчилось на этот раз, и корабль плыл без всяких помех, будто ветер нарочно дул туда, куда надо. Так они и приплыли в Японию. Принц не хотел, чтобы люди стали судачить, что вот, мол, девочки рождены китаянкой, а потому он вернулся в столицу, надежно спрятав дочерей. Родная земля стала теперь для него чужой. «И почудится вдруг…»[12]

Его думы были непередаваемо тяжелы и печальны. Храня память о жене, принц заботился о дочерях и даже не помышлял сблизиться с другими женщинами. Он жил одиноко, постоянно плача. Точные обстоятельства доподлинно не известны, но кто-то оклеветал его, сказав, что принц Ёсино замыслил мятеж и хочет сам стать правителем. А потому он должен быть сослан куда-нибудь подальше в горный край.

Когда принц узнал об этом, происходящее показалось ему сном. Все оттого, что он не хочет быть таким, как другие, оттого, что продолжает жить в мире, в душе уже отказавшись от него и относясь к нему с полным равнодушием! Он остался в этом мире только для того, чтобы воспитывать дочерей, и думал прожить так, пока они не станут разбираться в жизни, но его замысел обернулся одними неприятностями. И вот принц Ёсино постригся в монахи. У него была земля у подножья гор Ёсино, и он удалился туда вместе с дочерями — в столице никто не знал куда он отправился, никто не узнал его в дороге. Он похоронил себя в снегах пиков Ёсино, чтобы в тоске слушать лишь пение птиц и чтобы никто не нашел его.

- 23 -

Вот так — увы! — получилось, что красота дочерей принца Ёсино оказалась скрытой от людей. Никто не слышал их музицирования, а ведь понимающий человек мог бы оценить их игру на кото на китайский лад. Принц смотрел на дочерей с грустью и тоской, ему хотедось, чтобы его следы затерялись в глубине гор, но он не мог уйти из этого мира страданий, оставив своих прекрасных дочерей без покровителя. Принц очень беспокоился о них, но, обладая даром предвиденья, знал, что, независимо ни от чего, со временем появится человек, который укажет им путь. Так уж суждено. Поэтому он решил ждать того, кто назначен дочерям судьбой.

- 24 -

Химэгими все чаще и чаще приходили мысли о том, что ему нет места в этом мире. Любуясь цветами сакуры или осенними листьями клена в горах, он думал, что, верно, есть где-то неизвестное людям место, укромное пристанище в долине, где можно спрятаться, или же горная обитель, где он мог бы предаться своим сокровенным думам.

Химэгими лишь краем уха слышал о принце Ёсино, но однажды некий человек поведал о нем в подробностях:

— Его жилище действительно выглядит пристанищем отшельника, там чувствуешь себя далеко от этого мира, там горный поток и сами горы такие, к каким не привыкли в столице, в таком месте отдыхаешь мыслями — душа успокаивается.

Всем известно, что существуют люди, склонные к одиночеству, но повернуться к миру спиной, вот так решительно поселиться рядом с каким-нибудь отшельником и стать его учеником — это все-таки немного страшно и грустно. Но принц Ёсино был, похоже, совершенно необыкновенным человеком. Химэгими удивился, как раньше мысль о том, чтобы отправиться к принцу, не приходила ему в голову. Он спросил у своего собеседника:

— А откуда вам известны такие подробности?

— Мой дядя — ученик принца, он не расстается с ним ни ночью, ни днем, а поскольку я часто размышляю о пути Будды, временами я вижусь с дядей, — ответил тот.

— Замечательно! Уже с год я хочу познакомиться с ним и навестить его, научиться играть на семиструнном кото, на котором сейчас никто не играет, расспросить о трудных местах из старых книг, которые не могу сам растолковать, но принц живет так далеко и уединенно, что я даже не решался просить принять меня — ведь он мог счесть меня слишком назойливым. Но если он согласится, я буду счастлив скрытно посетить его, — проговорил Химэгими воодушевлено.

— Это очень просто устроить.

— Хорошо, если бы вы отправились туда как можно скорее, — сказал на прощание Химэгими.

Тот человек без утайки рассказал дяде о желании Советника. Так-то и так-то, Советник — сын господина Садайдзина — просил сказать то-то и то-то.

— Раньше разные люди сюда приезжали, спрашивали совета у принца, но он отвечал, что не хочет видеть их. Он не желал, чтобы люди думали, что он все еще хоть как-то связан с этим миром. Поэтому он и оставлял посетителей без внимания, а в последние четыре-пять лет никто его не навещал. Так что согласится ли он или нет — не знаю. Пойду к нему, спрошу.

Он рассказал принцу, что, мол, один влиятельный человек прислал его племянника с такой просьбой.

Принц Ёсино слегка задумался. «Этот сановник купается в роскоши, и сердце его должно быть открыто только бабочкам и цветам, тому, что утонченно и изящно, так с чего бы, узнав обо мне, ему отправляться в далекие горы? Должно быть, это как раз человек, предназначенный мне судьбой. Очень хорошо, пусть приходит».

Принц Ёсино обрадовался и согласился принять Советника. Священнику это показалось немного странным, но он подумал, что у принца имелся свой расчет.

— Я думал, что дело может оказаться трудным. Было бы жаль, если бы тебе пришлось уйти ни с чем, но принц ответил, что согласен.

Племянник священника вернулся с радостной вестью и обо всем рассказал Советнику. Тот несказанно обрадовался, предчувствуя, что его мечты наконец-то сбываются:

— Будьте осмотрительны, ничего никому не говорите, держите язык за зубами, — предупредил Химэгими посланца.

«Если я вот так сразу, после первой же встречи, покину этот мир, принц может подумать, что мой поступок необдуман, и это ему не понравится, лучше я сначала повидаюсь с ним и обменяюсь клятвой учителя и ученика на все жизни вперед. Потом же вернусь домой», — размышлял Химэгими.

— Я видел очень неспокойный сон, и толкователь сказал: чтобы очиститься, мне следует провести дней семь-восемь в горном храме. Если людям станет известно, где я, мне не дадут покоя, обязательно кто-нибудь приедет, а я хочу сосредоточиться на молитве, — туманно объяснял Химэгими.

Раньше, когда ему случалось уезжать, и они с Ённокими были вынуждены расстаться на несколько дней, перед расставанием они так грустно и нежно беседовали друг с другом — было сразу видно, что их соединяет глубокое чувство. Но после того, как его одурачили и тот человек занял его место в сердце Ённокими, все стало не так. Ённокими было стыдно и горько, да к тому же и она с тоской осознала, насколько глубока ее связь с другим. Это было так жестоко, и она полагала, что муж тоже должен был думать точно так же. Химэгими же просто отстранился, не зная, есть ли у него причина сердиться на нее, и то, что он выглядел таким равнодушным, вызывало в ней ревность.

вернуться

12

Строка стихотворения из романа «Гэндзи моногатари».

И почудится вдруг:
То не туча вдали, а дым
Костра погребального…
И таким неожиданно близким
Ночное покажется небо.

Перевод Т. Л. Соколовой-Делюсиной.