Стемнело, ярко светила луна. Садайдзин попросил:
— Вакагими, сыграешь на кото? А ты, Химэгими, подыграй на флейте.
Уговорив Вакагими сыграть на кото, он протянул Химэгими флейту. Как всегда, звуки флейты были чисты и согласны, они поднимались в высокое небо. Вслушиваясь в эту гармонию и красоту, никто не мог сдержать слез. Кото не уступало флейте, музыка была неподражаема. Сайсё, который в это время по обыкновению бродил вокруг дома Вакагими, остановился и слушал: звуки флейты и кото — великолепны, и сестра, и брат обладают талантом, какого и не бывает, а внешность у обоих так же прекрасна, как их музыка. Сайсё не сдерживал слез, не в силах совладать с переживаниями. Он стал тихонько напевать «Затворенные двери» и вышел к горбатому мостику. Химэгими тут же сменил флейту на бива[9] и сыграл «Открытые двери». Сайсё с чувством прочел «Не жених ли в дом…», его сердце затрепетало. Однако Садайдзин сидел тут же с каменным и неприступным выражением лица, и Сайсё помрачнел, понимая, что ждать нечего, ничего не получится. Подходили сановники и придворные, они обменивались приветствиями, а у Сайсё в ушах все звучали звуки кото. Зачем ей ждать еще кого-то, когда рядом ее брат, который, без всякого сомнения, превосходит всех! Что нужно сделать Сайсё, чтобы звуки его музыки достигли ее сердца? Сайсё был раздосадован и решительно отказался играть на бива. И все-таки надо заметить, что многие женщины считали, что пусть Сайсё и уступает Советнику — сыну Садайдзина, но по сравнению с другими мужчинами Сайсё необыкновенно хорош, мил и привлекателен.
Хотя дочь Садайдзина — Распорядительница женских покоев — тоже жила теперь во дворце, и время от времени Сайсё мог слышать звуки ее кото, но, как говорится в стихах, «волны лишь бились о скалы». И он с грустью думал, что, видно, мечтам не суждено сбыться: ему не увидеть луны — небо затянуто облаками.
Как всегда, Сайсё потянуло к Советнику, чтобы найти утешение в беседе. Сайсё не взял с собой свиты — явился без шума и без сопровождающих. Против обыкновения в доме было тихо, слуга ответил: «Хозяин на ночном дежурстве во дворце».
Сайсё досадовал, что пришел зря. Он рассуждал, стоит ли ему теперь идти во дворец, но тут он услышал, как кто-то в доме наигрывает на кото. Сайсё прислушался и подумал, что это, должно быть, Ённокими — та, что так волновала когда-то его сердце, но растаяла как дым. И вот стоило ему вновь лишь подумать о ней, как душа его взволновалась, он приблизился к комнате, прячась от чужих глаз, и, приподняв занавеску, украдкой заглянул в щелку. Уже почти не прислушиваясь к звукам музыки, он смотрел на нее: при свете луны она казалась бестелесной в своих многослойных одеждах, она была такой трогательно-прекрасной и соблазнительной. Пусть о Распорядительнице женских покоев ходят легенды, но ведь не одна же она на целом свете. Да и можно ли превзойти Ённокими? О ее красоте тоже говорили много, но такого очарования Сайсё и представить себе не мог! Она поистине прекрасна, думал Сайсё, и ощутил, что значат слова «свою душу оставил в ее рукаве». Он понял, что просто не может покинуть ее и уйти. Он потерял рассудок — сегодня он во что бы то ни стало должен быть с ней. Стояла глубокая ночь, кто-то в доме уже успел улечься, кто-то спустился в сад, чтобы полюбоваться цветами. Ённокими была одна, она склонилась над кото, потом пристально посмотрела на луну и тихо прочла:
Ее отец и мать, хотя у них много детей, всегда заботятся о ней, а ее муж — такой необыкновенный и замечательный, он не посещает других женщин и предан только ей, но она все равно произнесла — «посланье печали». Сайсё было все труднее сдерживаться, он открыл дверь и решительно сделал шаг вперед. Думая, что это муж, Ённокими поначалу не испугалась. Резко приблизившись к ней, Сайсё прочел:
Тут Ённокими с ужасом поняла, что это вовсе не ее муж! Сайсё же, заключив в объятия закрывающую лицо женщину, повлек ее на постель. Ённокими закричала. Ее услышала находившаяся поблизости дочь кормилицы — Саэмон. Она подумала, что пришел господин, но все-таки удивилась и заглянула, чтобы узнать, что случилось. Саэмон застала Ённокими с мужчиной в таком положении, которое не вызывало сомнений. Ённокими тихонько всхлипывала.
«Отчего ты печальна! Ты так жестоко отвергала меня, но я все равно мечтал о тебе, это — судьба, от нее не уйти, только поэтому наша встреча и состоялась. Что бы ты ни подумала, это уже произошло. Только никому не рассказывай — будто бы ничего и не было», — успокаивал ее мужчина.
Теперь Саэмон знала, кто это. Она все слышала. То, что случилось, ужасно, но ведь и правда — ничего уже не поделаешь, теперь надо устроить так, чтобы никто ничего не узнал. «Сегодня ночью господин домой не вернется. Я останусь прислуживать госпоже. А вы полюбуйтесь луной и цветами», — сказала Саэмон служанкам, и девушки ушли развлекаться, напевая «Хочу встретить тебя…»
Ённокими, привыкшая к тому, как они проводили время с Советником, всерьез полагала, что супруги не делают ничего иного, кроме как тихо и скромно беседуют друг с другом. Поэтому после того, как Сайсё обошелся с ней так грубо и безжалостно, ей хотелось утонуть в слезах. Сайсё, расстроенный ее печалью, ясно понимал, что продолжить отношения будет непросто. Он был озадачен странностями мужа Ённокими. Сайсё всегда полагал, что его восхищавшая всех преданность жене идет оттого, что он обладает несгибаемой волей, но, видно, дело было в чем-то другом. Как странно! Может быть, он принес какой-нибудь обет? Сайсё терзался в сомнениях.
Ночь свидания никогда не бывает длинной, а весной и подавно — рассвет приходит слишком быстро. Саэмон затревожилась и стала торопить Сайсё. Он никак не мог заставить себя подняться, но — делать нечего — нужно было уходить. Он плакал и плакал, и лишь надежда на следующую встречу согревала его душу. Прошедшая ночь казалась ему сном.
— Какой прок делать вид, что ты не понимаешь, что произошло? — сказал Сайсё. Ённокими промолчала.
Переговорив с Саэмон, Сайсё отправился к себе, все еще сомневаясь, был ли он здесь наяву или во сне. Из его глаз медленно текли слезы.
Ённокими тем более не могла поверить в случившееся. Она совсем растерялась, ей хотелось умереть — она не могла заставить себя подняться с постели. «Госпожа расхворалась», — забеспокоились служанки.
Химэгими вернулся из дворца и вошел к жене. Как она сможет теперь смотреть ему в глаза! Ей стало еще хуже и она натянула на себя одеяло.
— Что с ней? — спросил Химэгими.
Ему ответили: «Госпоже еще с ночи как-то нездоровится».
Химэгими встревожился и прилег к жене. «Что случилось? До сих пор ты ни разу ни на что не жаловалась», — он обращался к ней так бережно и благородно, что Ённокими немедленно вспомнила, как грубо обошелся с ней Сайсё. Ее охватило волнение.
Мать Ённокими, обеспокоенная ее здоровьем, заказала читать молитвы. Химэгими никуда не отлучался, все время находясь при жене, поэтому Саэмон не могла передать Ённокими письма, которые — одно за другим — доставляли от Сайсё. Связь была прервана, Сайсё проводил в ожидании день за днем, ему становилось все тоскливее, не в силах справиться с печалью, он полагал, что жизнь кончена. Если бы раньше ему хоть раз в жизни было так плохо, вряд ли он дожил бы до этого дня. Он совсем потерялся, но что он мог сделать? Юной и неискушенной Саэмон было очень лестно, что Сайсё писал ее хозяйке по тысяче писем на дню, так что и на горе, названной Кладовой, не осталось бы места.[10] Сердце Саэмон запечатлело слезы Сайсё — ему было легче умереть, чем покинуть Ённокими в то утро. Саэмон думала о нем с жалостью и состраданием, ей так нестерпимо хотелось показать Ённокими этот нескончаемый поток посланий, но каждый раз ей приходилось отвечать, что после той невероятной ночи, Ённокими будто не в себе, недомогает, а муж все время при ней, так что нет никакой возможности передать письма.