Изменить стиль страницы

В этот вечер у неё были какие-то съёмки на «Мосфильме», и я, памятуя, что такое съёмки у модели, не стал звонить ей раньше девяти, дабы не ранить себя каким-нибудь «не тем» её тоном, не услышать быстро-колючее «сейчас говорить не могу»... Однако всё было здорово, вечер оказался за мной, – неожиданно она освобождалась в полдесятого! Я прыгнул в машину, взрыл передними колёсами песок на асфальте и опять куда-то привычно понёсся сломя голову, договаривая уже на ходу, выясняя адрес, которого она не знала и потому, очень мило интерпретируя мои вопросы, синхронно переспрашивала у мамы. У мамы... «Так она там с мамой!! – задёргалось в голове. – Так знакомство с мамой сблизит ещё больше! Раз она уже доверяет меня маме, господь точно услышал меня...»

Это было где-то на Ленинградке, за Левобережьем, среди каких-то пустырей и при полном отсутствии такси, отчего я почувствовал себя по меньшей мере рыцарем, вызволяющим из восточного плена. (Где они есть точно, обещали разузнать и перезвонить через минуту.) Беззаботно мчась по западной стороне МКАД – ловя встречный тёплый ветер и любуясь необычным оранжево-лиловым закатом, – я тихо, спиною как-то, вдруг ощутил измену, – нет обещанного спасительного звонка!

Ну так и есть, сердце опустилось, что-то вдруг предательски случилось с телефоном (он и раньше барахлил), экран оживает почему-то наполовину, а номер... номер не набирается вообще и не высвечивается! И вот именно сегодня, именно сейчас, когда наконец-то она меня ждёт, она звонит мне, я ей нужен – а я... отключаюсь (используя то, что не знаю адрес, чтобы свинтить благовидно!) – я её бросаю, как предатель, не желающий помочь в беде, а скорей всего – попадаться на глаза маме!.. Ведь именно так, а не иначе выглядит с их стороны подобное малодушное поведение!..

У меня есть всего несколько минут на исправление ситуации, прежде чем на меня обидятся совсем. Я на МКАДе – у какого пролётного мерседеса попрошу я позвонить?! И тут же другая мысль обваливается на меня тёмным и совершенно непролазным горем: я не помню её мобильного номера, он же только в памяти телефона!! Больше того – я и домашнего уже не помню.

Вот как жизнь устроена. За минуту слетишь с Олимпа, ни за что ни про что, мелкие технические неполадки.

Я на обочине, я в кювете, я включаю аварийку, я произвожу безнадёжные манипуляции с действующей половиной экрана, вынимаю и вставляю SIM-карту... Так, спокойно! Действовать, как машина, быстро, хладнокровно, рассудительно, иначе конец – назад пути нет. Мне всего-то нужен сейчас любой другой мобильный, переставить карты да посмотреть, что получится... До первого бы кафе, что ли!.. Оно оказывается, на беду, с претензией, стиля деревянно-охотничьего, какое-то «Львиное сердце», и администратор в бордовой бабочке... Его слащавая улыбка «чегоизволите» натыкается на мою колючую нервозную напористость, да ещё и личного характера, не относящуюся к заведению, – ну, и получается, понятно, взрыв несоответствия интересов. И ещё всякие попутные нюансы отражаются у него на притворном лице: а не хочет ли какую манипуляцию произвести с чужим телефоном, а то и отвлечь да бомбу туда всунуть... Да и вообще, что можно делать у нас человеку, кроме как не покушать! У нас рябчики хорошие, вчера ещё летали...

– Ничем не могу помочь. У меня мобильного нет, директор отъехал. Я сожалею. – (Приглашение выйти!)

На-ко, выкуси. (Твой директор бы, кстати, расшибся, чтоб только угодить потенциальному клиенту.) Я сразу наглею в таких случаях. Вхожу в раж частного интереса, так сказать, разоблачаю себя от ненужной шелухи. Люди добрые, помогите! – Люди добрые сидят, кушают супчик, на меня тихонько посматривают – что за выяснение там? Ну, а я прямо к ним: приятного аппетита, человеку плохо, дайте телефон позвонить, то есть не то чтобы позвонить... А уже телефон-то чужой выключаю, достаю из него SIM-карту, вставляю её в свой и попутно объясняю, что, мол, не волнуйтесь, – она нужна для проверки... Хозяйке телефона тут уже, конечно, не до супа, администратор уже кивает охраннику, ну а я, как фокусник, але-гоп, вот сейчас-сейчас всё будет... Включаю – та же история. Теперь наоборот: моя SIM-карта – тётин телефон... И тогда – меня осеняет! – я смогу хотя бы вызвать из памяти последние звонки! А ситуация осложняется, сгущается, можно сказать, облачко непонимания и враждебности. Вот, смотрите – я уже со своей картой, свои деньги расходую... В чём, собственно, дело?.. – Дело жизни и смерти. Долго объяснять. Ну, наконец!!

– Алё, Светик!! Быстрей говори адрес, у меня телефон сломался!

– Быстрее адрес, мама, у него телефон сломался... – вторит Светик, устанавливает тройственную общность с таким радостным смыслом «ну, наконец!», что на секунду становится темно в глазах...

Я знаю одно, ребята: к вам я больше не приеду, рябчиков сами жуйте... А заката такой глубины, такой ясности Москва ещё и не видала, так густо тлеют алые поленья... – на скорости 150 начинает складываться стих и забивается волшебной прозой, стоящей в ушах: «Давай быстрее, Ро-о-омик, мы тут с мамой уже кругами ходим в парке – ждём тебя!»

Закоулистыми тёмными проулками добираются артисты и модели до подзабытого богом сумрачного здания. Рядом мглистый парк, ни фонарика. Затаившись, парк дышит Светиком. Я дышу вместе с парком. Ау-у-у-у!.. В непроглядной дали аллейка хохотнула, явив мне два пятна, которые подслеповатый глаз определил как две фиалки. Одна из них оторвалась, рассыпалась, засеменила длинными знакомыми стебельками – и скоро душно ткнулась наобум мне в губы, я обвил её рукой...

– Ну-у, долго как! Что там за история с телефоном?! – (Очень, очень приятные интонации – ревнивые?!) – Сейчас буду знакомить тебя с мамой!

Мама как мама, лет на десять (слава богу!) меня старше, чем-то неуловимо похожа на Светика. Приятное овечье лицо. (Только шерсти нету.) Фигурой – прямая противоположность, ну это ладно. По поводу дочки, чувствуется, весьма волнительная...

А в общем, уютная.

Я поцеловал ей ручку. Я подарил ей бордовую розу!

Светик тут же сверкнула в темноте глазищами.

– Рома, ничего, если мама с нами поедет – мы её у первого же метро выгрузим?

Так. Свете тут же преподаётся урок по обращению с мамой. Мама Анна, мы вас, конечно, отвезём до подъезда, но... были бы очень рады посидеть с вами где-нибудь в кафе!

Конечно, мама Анна отказывается, и где-то там, в зигзагах материнского чувствования, в неведомых подкорковых извилинах, Рома уже получает режим наибольшего благоприятствования.

Светик пристыжённо улыбается. Светик любит маму, она просто слишком тактична со мной. (Ничего не может с собой поделать.) Светик гордится мною перед мамой. Очарованно уже изучает мой, в безрукавной фуфайке, стыдливый бицепс. Ощупывает его – как саксофонистка.

– Здоровый какой! Мам, посмотри.

Как будто раньше не видела.

На «Мосфильме» снимали клип. Группа «Замуж пора». Песенка про моделей. Четыре молоденькие девчонки открывают рот, а вокруг всё модели, модели... Ну, можно себе представить. (Ага, то-то Светик чуть не с меня ростом – в немыслимых луноходах на пятнадцатисантиметровой платформе, пупочек хулиганский сверкает, ну а топик оттопырен, еле грудки прикрывает!)

– Там меня больше всех снимали!

– О чём там речь-то хоть в песне?

– А ни о чём. О том, что все модели б...

– Света!..

– Да всё нормально, Анна, – как раз хорошо, что ваша дочь понимает такие важные моменты...

– Ну хулиганка... Вам, Роман, конечно, интересно было бы посмотреть. Ей-богу, самых красивых девушек Москвы пригласили, – говорит почему-то мама.

– Да-а, интересно-интересно, Р-р-оман! – кивает головкой хулиганка, прищурясь. (Это она меня так ревнует.)

– Да мне зачем. Во-от моя самая красивая девушка.

Целую Свету в сладковатый висок. Бутон чайной розы вдруг появляется у её удивлённого лица, щекочет задранный носик...

– Ну, вообще! Мама, что мне делать – он мне каждый раз дарит розу, – он что, соблазнить меня хочет?..