Работая совместно со своими командами поддержки, операторы могли рассчитать координаты для так называемого «запуска ПРС в пристыкованном состоянии» - запуска посадочной реактивной системы с пристыкованным командно-сервисным модулем, который планировался, но никогда не испытывался. Этот маневр был беспрецедентным, но, как говорили Бостик и Дейтерих, относительно простым. На расстоянии четверти миллиона миль в космосе поправка к траектории заключалась в легком толчке двигателя, что позволяло нацелить корабль на 40 тысяч миль ближе к Земле. При громадной протяженности межпланетного пространства, которое отделяло корабль от дома, изменение ориентации всего в доли градуса в начале путешествия вызывало отклонение в тысячи миль на другом конце пути. Сейчас «Одиссей» и «Водолей» летели на скорости 3000 миль в час или 1340 м/сек. Для поправки к траектории, которую разработали Бостик, Дейтерих с остальными специалистами, требовалось ускорить корабли всего на 5 метров в секунду, чтобы не пролететь мимо Земли, а безопасно спланировать в океан.

Операторы были уверены в возможности выполнения этого маневра, и они, как и Крафт, знали, что вскоре придется попытаться. Чем позже они произведут запуск двигателя для возврата к Земле, тем дольше придется ему работать. Но прежде, чем пытаться запускать двигатель, они обязаны доложить об этой идее Ланни. Прежде, чем Ланни согласится, он сообщит Кранцу и Крафту. Операторы, не находившиеся на дежурстве, подталкивали друг друга, чтобы кто-нибудь решился на доклад начальству.

– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, это ДИНАМИКА, - сказал Билл Бун, офицер полетной динамики из команды Ланни.

– Слушаю, - ответил Ланни.

– Разрешите доложить вам то, чем мы сейчас занимаемся. Мы рассчитываем маневр, который, по нашему мнению, переведет корабль на свободный возврат.

– М-м-м, - произнес Ланни уклончиво.

– Наши команды поддержки сейчас готовят все параметры, и через десять минут я получу готовый маневр, который мы сможем выполнить на отметке 61:30 полетного времени.

Ланни посмотрел на стену, где часы показывали полетное время. Полет продолжался 59 часов 23 минуты, примерно три с половиной часа после аварии.

– И это будет свободный возврат? - спросил Ланни.

– Так точно, - заверил его Бун, - Это будет запуск с коррекцией на 5 метров в секунду. Вы можете использовать это значение.

Ланни ничего не сказал. Бун с нетерпением ожидал, а на директорском терминале зеленая лампочка офицера навигации переключилась на желтый цвет, вызывая на переговоры.

– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, это НАВИГАЦИЯ, - сказал Гэри Реник.

– Слушаю, НАВИГАЦИЯ.

– Мы только что получили хорошие данные для ориентации и навигации, - сказал Реник, - и у нас, возможно, получится удачный запуск двигателя, который переведет нас на свободный возврат.

– Принято.

Ланни снова замолчал на линии внутренней связи. Он все еще не знал деталей предстоящего запуска двигателя, но он знал, что это ему и не надо. Он понимал, что это было работой ребят из службы навигации - знать всю специфику любого маневра, и если они сказали, что у них есть все данные для запуска, то, возможно, это так. Его работа заключалась просто в том, чтобы дать им добро на попытку.

Однако во время экспедиции, подобной этой, Ланни, несмотря на его директорское всемогущество, не мог дать добро без консультаций. Убрав микрофон от лица, он повернулся в проход позади своего кресла, где за последние десять минут собралась небольшая группа. Помимо Кранца и Крафта здесь были директор Космического Центра Гилруф, директор космических экспедиций Джордж Лоу и руководитель отряда астронавтов Дик Слэйтон. Пятеро мужчин разговаривали друг с другом, а когда Ланни повернулся к ним, вдруг быстро приблизились и, оживленно беседуя, встали вокруг него тесным кругом. По всей комнате полетные операторы с напряжением вслушивались в свои наушники, но ни слова не было слышно из этого совещания, продолжавшегося в проходе. Они вытягивали шеи, чтобы рассмотреть, но вид шестерых мужчин давал не больше информации, чем молчание на линии. Через несколько минут Ланни вызывал по внутренней связи:

– ДИНАМИКА, это ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ.

– Слушаю, ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, - откликнулся Бун.

– Ответьте, сколько времени займет выполнение того маневра свободного возврата? Можно его произвести в 61 вместо 61:30?

– О, я понял, - сказал Бун, - Я могу. Остается вопрос в выборе курса.

Ланни повернулся кругом. И снова на несколько минут воцарилось молчание на линии и оживленная беседа позади терминала. Наконец, руководитель полета вернулся на связь.

– Господа, - произнес Ланни на весь зал, - Мы собираемся выполнить маневр выхода на свободный возврат с коррекцией 5 метров в секунду на отметке 61 час. Первым делом, мы хотим вернуться на свободный возврат, а потом выполнить «ПК+2». ДИНАМИКА, немедленно предоставьте данные для отметки 61 час и еще два запасных варианта с шагом 15 минут после нее на случай, если у нас не получится первый.

– Принято, - сказал ДИНАМИКА.

– ОРИЕНТАЦИЯ, сообщите мне курсы для всех вариантов.

– Принято, - ответил ОРИЕНТАЦИЯ.

– УПРАВЛЕНИЕ, рассчитайте контрольные точки этих маневров.

– Принято.

– И, КЭПКОМ, - сказал Ланни, - Почему вы не информируете экипаж о предстоящем маневре?

Сидя во втором ряду терминалов, Лусма потянулся к переключателю, чтобы донести эту информацию - или, лучше сказать, новости - до экипажа, но, прежде чем он успел начать, в его наушниках вдруг раздались слова из корабля. В течение последних нескольких минут индикаторы ориентации на терминале офицера УПРАВЛЕНИЯ показывали, что Лоувелл все еще манипулирует стабилизаторами так и сяк, пытаясь получить управление над кораблем. Судя по каналу связи, казалось, что командир делает свою работу в полной тишине, поскольку за это время не поступало никаких сообщений с «Водолея». Однако Лусма знал, что это не так.

Как и у КЭПКОМА, головные телефоны астронавтов были оснащены переключателями, при помощи которых они могли отключаться от линии связи с Землей. Поскольку щелкать ими было неудобно, экипаж редко их использовал. Кнопка микрофона предоставляла астронавтам некоторую возможность уединения, что нечасто встречается в космосе. Что более важно, она позволяла обсудить маневры и проблемы между собой, прежде чем привлекать к ним внимание Земли. Только в одном случае нарушался этот порядок: когда выполнялись сложные процедуры, руки экипажа были заняты, и связь с Землей должна была поддерживаться постоянно. В этих случаях астронавты переключали устройства связи в положение «микрофон включен» или «голос», когда звук их голоса активировал микрофон, который передавал каждое их слово непосредственно КЭПКОМу. Большую часть полета экипаж «Аполлона-13» оставлял свои микрофоны выключенными, но, казалось, минуту назад они случайно включили их, и переговоры, которые услышали на Земле, показали, что если операторы надеялись начать выполнение процедуры выхода на свободный возврат, то астронавты занимались стабилизацией положения корабля.