– Понимаю, – сказал Бестер. – Я буду воплощением благоразумия.

– Господи боже, – сказал Бестер. – Что это?

– Мы не уверены. Мы думаем, это корабль.

Оно было больше, чем он когда-либо воображал. Корабль? Нет. Это был падший ангел. Один его вид терзал подкорку, ту ее часть, что помнила дни, когда жизнь еще не выползла из океанов, когда штуки вроде этой пожирали его червеобразных, беспозвоночных предков. Вот что породило пауков у Ендры, которая никогда не видела паука. Это довело МакДвайра до безумия Шляпника из "Алисы".

Сцена вспыхнула у него за сетчаткой, такая живая и дезориентирующая, что он чуть не споткнулся. Ему шесть, он перед директором Васитом. Каждая деталь ясна, как на фотографии. "Следи за Тенями", сказал Васит. "Следи и остерегайся".

Дрожь пробрала его до мозга костей.

Даже наполовину отрытый, корабль был громаден. Его кожа была черна, но всех оттенков черного – не отсутствие цвета, но его перверсия. Он двигался, он менялся. И его можно было ощущать.

– Оно живое?

– Да. Живое. Или, во всяком случае, мы так думаем.

– Восприимчиво?

– Это-то мы и пытались выяснить, когда МакДвайр коснулся его. Ты видел полученный нами ответ.

– Да уж. Давно это здесь?

– Мы не знаем. Оно было захоронено, а не покрыто естественными отложениями. Мы думаем, может быть, две тысячи лет, может, больше.

– Оно в каком-то смысле красиво.

– Меня от него трясет, – признался Пьер-Луи.

– Красота должна потрясать, Обри. Оно должно потрясать тебя до сердцевины.

– Очень милая философия, но, если на то пошло, я за простоту и уродство, спасибо. Обойдусь без ночных кошмаров.

– Что вы собираетесь с этим делать?

– Изучать. Посмотрим, как он заводится. Оно очевидно более совершенно, чем все, чем располагает любая известная нам раса, за исключением, вероятно, ворлонцев, – а тут, конечно, мы основываемся на слухах.

– И Корпус обладает этим. Замечательно. Правительство Земли знает?

– Эл… На самом деле ты не хочешь знать, кому известно об этой штуке. Совсем-совсем не хочешь.

– Поверю тебе на слово. Но… нельзя ли работать отныне чуть поусидчивей? Ты администратор. Это твоя работа – обеспечивать будущее Корпуса. Моя работа – ловить мятежников, раскрывать преступления, охранять мир. Если эти дела пересекутся, как сегодня, нам следует общаться. В других случаях я постараюсь не лезть в твой огород. Согласен?

– Согласен.

Бестер оглянулся на корабль.

– Думаю, я начинаю соглашаться с тобой насчет этой штуки. Почему бы мне не угостить тебя?

– Неплохое предложение.

Бестер ушел с чувством, что он ступил на край очень глубокой пропасти, балансировал на грани, а затем ретировался невредимый.

Настала пора лечь на дно. Бретт выразил подозрения насчет "пропростецкой" гегемонии в высших эшелонах Корпуса. Даже если они безосновательны – а Бретт так не думал – все равно неблагоразумно привлекать излишнее внимание. Особенно теперь. Потому что правота Бретта очевидна, по крайней мере, в одном: грядут большие события, очень большие. Бестер решил участвовать в них, но ему следовало быть терпеливым.

"Через несколько дней станет ясно, не зашел ли я слишком далеко", подумал он и мысленно скрестил пальцы.

Глава 3

Три дня спустя ему позвонил заместитель директора Менендес. У директора было четверо заместителей – Бестер обычно имел дело с Кауфманом, из марсианского отделения. С Менендесом он ни разу не разговаривал. На экране тот выглядел ужасно молодо, почти младенчески.

– Колония Бета? – вежливо повторил Бестер.

– Да. Самая важная.

Бестер рассматривал Менендеса с минуту.

– Я могу подготовить мою эскадрилью "Черных Омег" за четыре часа.

– Отрицательно. "Черная Омега" нужна на Марсе.

Бестер моргнул.

– Это моя эскадрилья. Я годами бился, чтобы сформировать ее.

– М-р Бестер, какую бы роль ни сыграли вы в формировании "Черной Омеги", они – как и вы – принадлежат Корпусу.

– Конечно. Но я их командир. Вы снимаете меня с этой должности?

– Нет, м-р Бестер, не снимаю. Времена нынче непростые. Вы нужны нам в колонии Бета, и нам нужна ваша эскадрилья возле Марса, наготове.

– Вы ожидаете неприятностей?

– Быть может.

– Тогда что ж. Как я попаду в Колонию Бета?

– Как все попадают, м-р Бестер. Мы купили вам билеты на коммерческий транспорт.

– А сколько моих охотников я могу взять?

– Нам нужен на Бете следователь, а не целое подразделение. Бета не очень-то… дружественна… к Корпусу, так что мы должны обойтись без большого вторжения. Местное отделение снабдит вас всеми людьми, какие вам понадобятся.

– При всем уважении, мне лучше работается с моими собственными людьми.

– Уверен в этом. Но так не получится.

Бестер пожал плечами.

– Если так сложилось… Когда я отбываю?

– У вас есть два часа.

Всю дорогу домой, и даже собираясь, он бунтовал против такого произвола, рассматривая перспективу. Они хотели, чтобы он был один, далеко от своих отрядов. Если бы его просто послали в Колонию Бета, он бы рассматривал это как развлечение, что-то, на время уводящее его с Марса, – и от черного корабля. Но так… что ж, он, должно быть, просчитался. В конце концов, он, должно быть, зашел слишком далеко.

Он пожалел, на минуту, что отложил назначение, которое планировал. Правда, он хотел выбрать самый подходящий момент, но…

Неважно. Он это переживет. Время придет достаточно скоро. Это неизбежно; это судьба.

Кое-чего у Эла Бестера, может, и не было – настоящей любви, глубокой дружбы, благостных отношений со счастливым космосом – но что у него было, так это судьба.

– Что ж, топонимика неподвластна моде, – объяснял Бестер соседу-пассажиру. Это был мужчина, вступивший в средний возраст, представившийся страховым брокером. – Учтите исторический контекст.

– Какой может быть исторический контекст при четырнадцати колониях "Бета" в освоенном людьми пространстве?

– Ну, вы ведь из Северной Америки?

– Соединенные Штаты, – сказал тот с оттенком гордости в голосе.

"Ага. Романтик, даже потенциально национальный сепаратист", подумал Бестер и отложил это в сторону для будущего рассмотрения. Никогда не знаешь, с этими простецами.

– Ну, подумайте. Почти в каждом штате Соединенных Штатов есть, по крайней мере, один "Колумб" или "Колумбия", один "Франклин", один "Мэдисон" – обычно больше одного. Эти имена неожиданно возникают повсюду, потому что являются частью коллективного бессознательного евро-американских поселенцев.

– Ага, но те места названы в честь людей.

– Что же, подумайте о Весенних Долинах, Дубовых Рощах, Озерных Городах.

– Все-таки Бета…?

– Думаю, тут два обстоятельства. Во-первых, мы возвращаемся к Греции. Это символизирует для нас определенные вещи – демократию, эрудицию, литературу, образование. Неважно, что греки были, по большей части, очень недемократичны и не особенно начитаны или развиты в сравнении, скажем, с современным им Китаем – символизм остается. О, греки вышли из моды – Санскрит и Мандарин были последним ее криком в прошлом веке. В начале этого столетия в зените недолго были центавриане. Затем, новое же оживление греков – я думаю, в ответ на страх затопления нашей культуры чуждыми влияниями. Греки, латиняне, шумеры – все снова стали весьма популярны. Спорю, у вас есть хотя бы один дед по имени Ахиллес и один по имени Гильгамеш.

Мужчина кивнул.

– Забавно, – продолжил Бестер, – что центавриане тоже подхватили это. Если вспомните, одно время они пытались убедить нас, что мы – их утраченная колония. Они начали использовать греческие и римские имена, а в их текстах появились переводы названий их планет и звездных систем. Довольно странно, куча их колониальных миров в итоге оказались "бета" там и тут, потому что в их обитаемой системе может быть только одна "альфа" – Прима Центавра.

Это – второе, конечно. Со временем, когда мы начали заселять колонии, "бета" стало почти слэнговым словом для "маловажной колонии". Это не систематика – взгляните на любую звездную систему с более чем одной колонией. Есть шансы, что вы не увидите колоний Альфа, Гамма или Дельта – но больше шансов, что, по крайней мере, город где-нибудь будут называться "Бета".