– Ты тоже умираешь? – спросил парень.

– Нет. Но я иду с тобой.

– Может, просто займешь мое место, если тебе так чертовски приспичило?

– Я думал, смерть – враг.

– Ага. Но тебя, кажется, здорово припекает.

– Так и есть.

– Почему?

– Я хочу увидеть, что по ту сторону. За этим.

Они достигли преддверия; Эл стал узнавать его, в какой бы то ни было форме. Дорога загибалась по краям, чем дальше, тем больше, черные стены становились все выше и выше, и, наконец, сомкнулись, став туннелем небытия. Их скорость была теперь фантастической, и молодой человек начинал расплываться, сверкать. Частицы его фигуры следовали за ним подобно хвосту кометы.

– Это не так уж плохо, – шепнул юноша. – Похоже, компания мне пригодится. Хочешь взять меня за руку?

Эл не хотел, но это казалось самым верным способом. Он протянул руку и сделал это, как раз когда направление, похоже, сменилось, горизонтальное движение стало вертикальным – вниз, похоже на падение к Марсу, как падение в ночном кошмаре. На мгновение он испытал абсолютнейший ужас, какой когда-либо знал. Затем вселенная, казалось, сплющилась, потому что весь он сжался в клочок, шарик, единственную, не имеющую размеров, точку – затем ничто, только гудение, словно бы ветер, и огни как звезды, и интереснейшее ощущение вывернутости наизнанку, будто носок.

Юноша пропал. Пропало всё. Но не он. Он, каким-то образом, оставался. И заговорил сам с собой.

Он заговорил с собой, но он говорил голосами. Сперва голосом Сандовала Бея.

"Что я надеялся найти здесь?"

А отвечал он голосом Элизабет Монтойя.

"Истину. Правду о моих родителях".

"Но я знаю правду", ответил голос Бея. Мне необязательно было приходить сюда для этого. И это неважно. Неважно, кем или чем были мои родители".

А теперь он говорил голосом Стивена Уолтерса, мятежника, которого он убил. "Здесь ничего нет. Единственная вещь здесь – то, что я принес с собой".

И самый старый голос, что он знал, голос женщины. Его матери. "Я принес сюда лишь то, что есть в моем сердце. Это все, что сохраняется за преддверием, то, что в сердце".

И, наконец, его собственный голос. "А здесь ничего нет. В моем сердце совсем ничего не осталось".

Ничего не было. Ничего не было. Его кожа – все, что оставалось, вывернутая, пустая.

Он очнулся с выгнутой спиной, хирург стоял над ним, взмокший, с упавшей маскою. Искристое онемение еще уходило через кончики пальцев ног, по-видимому, из-за сердечно-легочного стимулятора на его груди.

– Вытащил, – сказал хирург. – Будь оно проклято, я вас вытащил.

– Поздравляю, доктор, – сказал Эл устало, – мою жизнь вы таки спасли.

На другой день ему еще не позволили встать с постели, когда Алиша пришла его навестить.

– Здравствуй, дорогая, – сказал он, выпрямляясь на подушках.

– Ты в порядке? Что случилось?

– О… ничего такого. Я потерял контроль над сканированием. Полагаю, мне не следовало пытаться делать это так скоро после последнего.

– Тебе вообще не следовало пробовать снова.

Он похлопал ее по руке.

– Твое беспокойство трогательно. В самом деле. Но тут нечего бояться – я не стану делать этого снова.

– Надеюсь, что нет.

– Как ты оказалась здесь так быстро?

– Больница вызвала Корпус, а они сообщили мне. Я прилетела первым рейсом.

– Да. Они сообщили моей любящей жене, конечно.

– Эл…

– Нет, прости. Это было неуместно. Спасибо, что пришла, – он снова взял ее за руку и ощутил – еще что-то.

– У тебя есть, что рассказать мне? – спросил он.

– Я собиралась обождать…

– Нет времени, кроме настоящего. Со мной все хорошо, Алиша.

Она кивнула.

– Ну что ж. Альфред, я беременна.

Он моргнул.

– Великолепно, – был ли это его ребенок? Вероятно, он никогда не узнает. Да ему и безразлично.

– Я надеялась, ты будешь счастлив.

– Хороший, сильный П12 для Корпуса? Конечно, я счастлив.

Она попыталась улыбнуться.

– Я рада. Рада, что ты в порядке. Я беспокоилась, что ты мог хотеть…

Он покачал головой, потянулся и чмокнул ее в щеку.

– Ты моя жена. Так и должно быть. И теперь у нас будет ребенок. Момент не самый подходящий, но мы с этим разберемся.

– Что ты имеешь в виду?

– Я тебе не рассказал? Я попросил о переводе на Марс. Бабино был здесь как раз перед тобой, сказать, что это утверждено. Это замечательная возможность, дорогая, для всех нас. Все самое значительное происходит на Марсе. Я не могу отказаться от этого. Думаю, ты понимаешь.

Она немного отстранилась.

– Я… думаю, да.

– Я знал, ты поймешь. Но я буду писать, конечно, и посылать видео, и бывать дома в отпуске при всякой возможности.

– Я тоже могу получить перевод. Я могу отправиться с тобой…

– В твоем положении? И я знаю, как для тебя неприятны космические путешествия. Нет, я не могу просить тебя сделать это, – он сказал это твердо, наконец, и она поняла.

– Если ты этого хочешь.

– Чего мы хотим, неважно. Мы делаем, что должны, – он улыбнулся. – Спасибо, что навестила меня. Думаю, мне лучше еще отдохнуть.

– Хорошо. Отдыхай.

Он почувствовал ее облегчение. Не будь его сердце пустым, это могло бы потревожить его.

Спал он как младенец.

ЧАСТЬ 4. ВОЗВЫШЕНИЕ

Глава 1

– Ненавижу то, как они на нас смотрят, – сказала Исидра Тапия, еще больше задирая подбородок на толпу, ожидавшую поезда на платформе. Большинство выглядело как шахтеры, однако были тут и несколько "белых воротничков". Все пялились на Эла и Тапию с разной степенью ярости.

Он пожал плечами.

– Меня утешают мелочи, – сказал он ей. – Те, что дают мне ощущение безопасности, постоянства. Солнце всходит и заходит каждый день, предметы под действием гравитации падают вниз, а не вверх, а нормалы ненавидят телепатов. Это успокаивает, право, когда достигаешь моих лет. Это говорит о том, что есть Бог на небесах, и с миром все в порядке.

Тапия нервозно улыбнулась. Она была ужасно молода, П12, в начале своей интернатуры. Она была стройной, высокой и смуглой. Она до неловкости напоминала ему Элизабет Монтойя.

– Мозгорезы вонючие.

Ему не нужно было его пси, чтобы услышать. Это предназначалось для его ушей и для каждого на платформе.

Так же было легко распознать говорившую – бандитского вида шахтершу лет сорока. Ее мускулистые руки почти как у гориллы свисали вдоль тела.

– Ты меня слышал, – сказала она угрожающе. – Мозгорез.

– И вам добрый день, – сказал Эл с преувеличенной веселостью.

– Ладно тебе, Ендра, – другая женщина-шахтер – молодая – потянула ее за руку.

– Ладно? – огрызнулась она. – Ты забыла, как голодают? Голодные бунты – забыла? Этих мозгорезов, жирных и ленивых, глядевших, как мы голодаем?

– Может, тебе следовало подумать об этом прежде, чем ты решила пересидеть Минбарскую Войну? – внезапно огрызнулась Тапия. Эл удивился про себя. Стажер явно обладала каким-то монтоевским огнем.

– Война была не наша. Не мы ее начали.

– Не ваша война? – подхватила Тапия. – Вы трусы. Мой отец погиб на Рубеже. И мой брат. Земля выплеснула в вакуум миллион галлонов крови, чтобы спасти человеческую расу, пока вы, ребята, отсиживались здесь как марсианские трусы, какие вы и есть.

– Лучше держи свою мелкую шавку на поводке, м-р П-сюк, – сказала Ендра. Ее голос зашкалил, счел Эл, за красную черту. В толпе тоже нарастал ропот – они становились злее с каждой секундой. Он понял, что должен что-нибудь сделать.

Но ему хотелось посмотреть, как справится Тапия. Она, в свою очередь, кажется, подумала, что преступила границы, и внезапно притихла.

Тут подошел поезд.

– Поедете следующим, мозгорезы, – сказала женщина по имени Ендра, когда двери со вздохом открылись.

– Ну уж нет, – сказала Тапия. В момент затишья ее самоуверенность несколько поникла, но Эл мог бы сказать, что она собирается имитировать ее, раз уж ввязалась в это.