— Нет, — рассмеявшись, он выпустил руку смертной и выпрямился в полный рост. — Я властвую над кое-чем более реальным, чем сны.

— Расскажи! — в ней не было страха, нет, лишь одно любопытство, которое так старательно и аккуратно подогревал собеседник, зная, когда следует продлить молчание, а когда — сказать слово.

— Неужели ты никогда не слышала обо мне? — удивленно воскликнул тот, впрочем, и в его удивлении было что-то ненастоящее, нереальное, как и в касании руки. — Ну, этого просто не может быть!

Та долго глядела на своего собеседника, старательно вспоминая… Ведь если он говорил, что она не могло его не знать, значит, она должна была помнить… Но нет. Ее память была чиста, словно небеса над головой.

Лаль стоял чуть в стороне, не вмешиваясь в разговор, но, в то же время, не пропуская из него ни слова. Нельзя сказать, что он был очень удивлен тем, что Нергал не назвал своего настоящего имени. Скорее, ему показалось странным, что тот воспользовался малоизвестным и давно забытым, но, все же, своим именем, а ведь мог выбрать любое, назваться хоть Намтаром, хоть… Нет, только не Шамашем. И потому, что душа этой крошки, несомненно, почувствовала бы обман, не способная забыть своего спутника-покровителя, и потому, что Нергал, несмотря на весь свой изощренный ум, хитрость и особое, вернее, весьма специфичное чувство юмора, никогда бы не назвался именем своего заклятого врага, даже для того, чтобы осквернить его.

— Ну, постарайся, малышка! — тем временем продолжал Эрра. — Ты должна помнить!

— Нет, — Мати виновато развела руками. — Я не помню ничего с тех пор, как попала сюда.

— Совсем ничего? — Эрра не спускал с нее взгляда пристальных, не мигающих глаз, в глубине которых с новой силой разгорался холодный синий огонь.

— Ну… — та задумалась. — Почти. Я помню снежную пустыню, помню, что я — караванщица, что меня зовут Мати, что у меня есть друзья, младшие, которые сейчас где-то там, — она махнула рукой вниз, в сторону застывших у подножия холма деревьев, а затем хотела вернуться к перечислению, но собеседник остановил ее.

— Вообще-то, я имел в виду несколько иное. Прости, наверно я не совсем ясно выразился. Со мной такое бывает, ведь я не бог речей. Я хотел узнать, кого из небожителей ты помнишь.

— Лаля, — та бросила быстрый взгляд на бога сновидений, — и еще… — она, задумавшись, наморщила лоб, — еще… Я не могу вспомнить! — ее глаза наполнились болью и чувством вины за то, что она оказалась не в силах ответить на столь простой вопрос небожителя.

— Ну ничего, ничего, не переживай, — пробасил Эрра, — я не сержусь. Я же вижу, ты умненькая девочка, которая все знает, просто забыла. На время. Давай, я расскажу о себе. По тому, как я одет, ты, наверное, догадалась, что я — бог войны. Сражения — моя стихия, дух битвы — пища. Я покровительствую воинам, чья храбрость не знает предела. Для них я — любимейший бог на земле. Не случайно смертные всегда изображали меня победителем — воином с серповидным мечом, вот этим, — он указал рукой на прикрепленные к поясу ножны, которые, казалось, были сделаны из чистого золота, — и дубиной… Ее я с собой не захватил, ведь я шел в гости, а не на бой.

— Здорово! — прошептала, не спуская с него восторженного взгляда, Мати. — Эрра, — даже зная, что перед ней бог, ей все равно даже в голову не приходило обращаться к нему так, как подобает — "господин Эрра". Возможно, она просто не помнила об этом. А, может, не хотела, — а у тебя есть другие братья или, может быть, сестра?

— Есть, — в его глазах зажглось удивление. Конечно, он знал, что будут вопросы, более того, с нетерпением ждал их, но что маленькая смертная спросить его о семье… — Почему тебе это интересно?

— Не знаю, — та пожала плечами, — может быть, потому что Лаль сказал, что вы братья. Не знаю, — повторила она.

— Да, у меня есть еще один брат, Нимрод.

— Я никогда не слышала о нем.

— В этом нет ничего странного. Ты ведь караванщица, твоя жизнь проходит в снежной пустыне, а мой брат — повелитель плодородия. Его почитают в городах.

— В городах? А что такое город?

— Неужели ты и этого не помнишь?

— Нет, — конечно, ей было обидно обо всем забыть но, с другой стороны, это ведь означало, что ей предстоит узнать еще столько интересного, любопытного, потрясающего и важного. Смирившись с тем, что она не в силах вспомнить ничего из прошлого, она оставила все попытки, решив, что минувшее не может быть таким важным, как настоящее. Оно ушло. И все. Ее глаза лучились. В них не осталось и следа от прежней тоски.

— Города, — начал объяснять Эрра, — это такие места, где живут люди, которые предпочли покой оседлой жизни вечному странствию по снежным дорогам.

— А почему они сделали это?

— Что?

— Ну… Предпочли.

— Взгляни вокруг. Тебе нравится этот мир, который окружает тебя: зеленый лес, сад, поля и луга?

— Конечно!

— Вот и им нравится. Они считают, что лучше жить в тепле сада, чем скитаться среди вечного холода и пустоты. И ведь действительно лучше, разве не так?

— Так-то так… — ей, конечно, понравилось бы жить в таком месте. Наверное. И, все же… В снежной пустыне было что-то, что звало ее к себе, не отпускало, не давало забыть… Девочке вновь захотелось заглянуть ей в глаза, почувствовать на себе ее взгляд. И рука потянулась к скрытому под складками одежды талисману, вытянула его на свет…

— Что это у тебя? — Эрра тотчас заинтересовался, протянул руку: — Дай-ка взглянуть.

— Это… — она с неохотой протянула ему камень, не снимая удерживавшей его на шее цепочки. — Это мой талисман.

Несколько мгновений бог с интересом рассматривал его, затем, взглянул на девочку, удерживая камень в руках, несмотря на то, что совершенно явственно ощущал страстное желание маленькой смертной скорее спрятать его подальше от чужих глаз.

— Магический камень? Ты позволишь мне оставить его у себя? На некоторое время.

— Ну… — конечно же, ей хотелось расставаться с талисманом, однако не могла же она сказать «нет» богу. — Ладно, — тяжело вздохнув, она сняла цепочку. — Возьми. Только… — в последний миг она замешкалась, лоб нахмурился, брови сошлись у переносицы. — Ты ведь вернешь его мне? Потом?

— Ну конечно! — поспешил заверить ее Эрра. Разумеется, он отдаст. Зачем ему камень, имеющий значение лишь для смертных?

Проводив взглядом свой талисман, который перекочевал из рук Эрры за его пояс, девочка недовольно качнула головой:

— Только не потеряй, — проговорила она.

— Обещаю, — заверил бог войны.

Мати вновь вздохнула с явным сожалением. Она вдруг ощутила какую-то пустоту внутри своей души.

— А куда мы пойдем? — спросила она.

— Пойдем?

— Ну, я подумала, может быть, ты покажешь мне свой мир.

— Мати, — вмешался в их разговор до тех пор молчавший Лаль. — Ты ведь еще здесь не все осмотрела, — ему не хотелось отпускать девочку с Нергалом.

— А мне кажется, ты уже все здесь видела, — Эрра не спускал с девочки взгляда чуть прищуренных глаз, притягивавших к себе все внимание маленькой собеседницы, подчиняя ее своей воле, очаровывая. — И теперь самое время взглянуть на что-то еще. Да, деточка, я с радостью покажу тебе свой мир. Там, конечно, нет такого сада, но есть нечто получше. Город.

— Город? — глаза Мати вспыхнули предвкушением чувства. — А какой он?

— Ну, стоит ли забегать вперед? Мы ведь все равно пойдем в него. И ты увидишь все сама. И, потом, мне бы хотелось, чтобы это явилось для тебя сюрпризом. Ты ведь любишь сюрпризы?

— Да, — кивнула девочка.

— Ну конечно! Разве могло быть иначе?

— Эрра, а как он называется, твой город?

— Куфа.

Услышав это слово, Лаль вздрогнул, с ужасом взглянув на Нергала, не понимая, что тот делает? Зачем говорит правду, когда так просто ее скрыть? Да, маленькая смертная почти все забыла, но людская память — странная штука — достаточно маленькой искры, и она воспламенится былым костром. Ведь не случайно на земле людей говорят: "Можно забыть весь свет радости, но только не отблеск страха". А разве есть нечто, чего смертные бояться больше, чем попасть в город мертвых?