Изменить стиль страницы

— Они тут ни при чем!

— Только не убеждай меня, что ягоды принесли на своих крыльях белые птицы и спустили прямо детишкам в рот!

— Хорошо, женщина, пойдем, поговорим, — лекарь хмуро глянул на нее, видя, что Лину сейчас не переубедят даже слова бога. Лишь проверив все сама, она поймет, что реальность, а что — лишь фантазии и страхи.

И они ушли.

— Что бы там ни было, — проговорил Лис, глядя им вослед. — Мне больше нравится такая решимость, даже упрямство жены, чем безнадежно опущены руки.

— Даже если дело в этих ягодах, они виноваты лишь отчасти. Это только средство. Причина в чем-то другом, — качнул головой Евсей.

— К чему ты ведешь?

— У Меслам есть хозяин. Ведь если сон не навеян госпожой Айей, тогда…

— Что тогда? — воин глядел на него, не понимая.

— Кроме богини у сна есть еще и бог.

— Кто…! А, этот… — он не мог вспомнить имени, впрочем, это не имело никакого значения. Караванщик пренебрежительно махнул рукой: — Не важно. Он ведь и не бог даже, так, дух, вредный и враждебный, но не опасный. Что он может? Насылать кошмары — только и всего… Да, а ведь малышам снится что-то совсем другое — светлое, доброе. Так что…

— Это ничего не значит. Да и бог сна — не такой беспомощный, как тебе представляется.

Евсей вновь и вновь вспоминал легенду о Маре. В ней говорилось о повелителях сновидений — госпоже Айе и боге сна… Как же его звали? Нет, он не мог вспомнить. Да и вся легенда представлялась как в густом тумане. И, все же, главное он помнил — то чувство опасности, которым веяло от мыслей о боге сновидений.

Летописцу захотелось поскорее отыскать нужный свиток, перечесть его, прояснить воспоминания. Он корил себя за то, что не сделал этого сразу же, узнав, что детишек не могут добудиться. Ведь в ней должно было быть объяснение всему!

По вере история — всего лишь чередование событий: рождение и смерть, взлет и падение, свет и мрак. Все, что происходит сейчас, уже случалось когда-то давно. Пусть прошлое имело иное обличие, не важно, что на новом круге трагедия всего народа может предстать бедой немногих и наоборот. Главное в другом — в минувшем должен быть ответ. Если не путь выхода из тупика несчастья, то хотя бы причина, что завела туда.

Да, он должен был подумать об этом раньше! Но еще не поздно. Он успеет наверстать упущенное. И Евсей ускорил шаг, стремясь поскорее догнать скользившую по снегу в голове каравана командную повозку.

— Подожди, ты куда? — Лис бросился за ним вослед.

— Хочу взглянуть на книгу Мара. Там должен быть ответ, — бросил через плечо Евсей.

— Книга Мара? — повторил караванщик, наморщив лоб. Он силился вспомнить легенду с таким названием, но не мог. Великие боги, да он вообще никогда не слышал этого имени — Мар!

Лис, видевший свою судьбу в дороге воина, не служителя, никогда особо не вчитывался в древние тексты. Конечно, он знал имена основных богов, события важнейших легенд, но не более того, чему учат детей, приобщая к единой вере. Мальчишкой его куда больше занимали истории о войнах древнего времени, о сражениях богов, в общем, все то, где знаки хранили в себе звон мечей, победные кличи, пиры в честь победителей и все такое прочее. Сейчас же помощник с ужасом осознал, что судьба его сыновей может зависеть от летописи, в которую он в свое время не удосужился заглянуть.

"Да уж, — мелькнуло у него в голове, — боги знают, как наказать человека, ставя его в зависимость от своих недостатков!"

И, все же… Нет, он не собирался сдаваться. Ему предстояло многое наверстать, ну и что из того?

— О чем говорится в легенде Мара? — он догнал Евсея, пошел с ним рядом, не спуская с летописца пристального взгляда. Весь его вид говорил, что караванщик не отстанет до тех пор, пока не получит ответ, который бы объяснил ему все.

— Это… Это история о повелителях сна, — о, как бы ему хотелось помнить больше! Но память… И почему она изменила ему именно сейчас, когда была больше всего нужна?

— Еще одна легенда о госпоже Айе? — Лис нахмурился. Странно, ведь Евсей только что сказал, что богиня снегов не имеет никакого отношения ко сну детишек.

— Нет. Не совсем. Не только о Ней… Лис, к чему вопросы? Пойдем со мной. Найдем свиток и прочитаем его вместе. Уверен, там мы найдем ответ.

— Хорошо, если так, — проворчал воин без особой веры…

…- Рамир!

К девушке, кормившей оленей, подошла старая рабыня, остановилась рядом.

— Да? — она тотчас повернулась к позвавшей ее, думая, что, может быть, для нее нашлось еще какое-то дело.

— Дочка, — та заговорила не сразу, словно раздумывая, стоить ли задавать Рамир вопрос, с которым она пришла к ней. "Вряд ли девочка что-то знает, — в ее глазах были сомнения. — А раз так, чего еще и ее тревожить понапрасну?" И, все же, она обещала Лигрену, что поговорит со всеми. Фейр тяжело вздохнула. Нет, она не могла не сдержать данного ему слова. — У тебя ведь есть ягоды Меслам?

— Да, — Рамир взглянула на нее с удивлением, не понимая, почему та спрашивает об этой, когда ей и так все известно. Хотя, может быть, Фейр понадобились ягоды, а ее собственный запас закончился. — Я сейчас принесу… — она уже хотела двинуться к повозке, но старая рабыня остановила ее.

— Не надо, милая. Я лишь хотела спросить… Ты проверяла, все ягоды на месте?

— Какая разница? — девушка удивленно взглянула на старуху. Ей и в голову не приходило ничего подобного. Конечно, ей было бы обидно, если бы оказалось, что кто-то забрал ее ягоды. Но не более того. Она рабыня и в этом мире ей не принадлежит ничего, даже собственная жизнь, что уж говорить о вещи?

— Ты не можешь посмотреть? Рамир, здесь вот какое дело… Ты, наверно, слышала, что несколько детишек никак не могут проснуться. Минуло уже десять дней, и…

— Я слышала, — поспешно кивнула девушка, начиная ощущать в груди нараставшее беспокойство.

— Лигрен говорит, что это может быть связано с ягодами… — и тут она увидела, как побледнела молодая рабыня. Ее губы задрожали, в глазах отразился ужас. — Что с тобой? — та отшатнулась, пряча глаза. — Скажи мне! — она взяла девушку за плечи, повернула к себе лицом.

— Фейр я… — она виновато взглянула на собеседницу. Ее глаза были такими несчастными, что заглянувшей в них женщине захотелось заплакать, прижать к себе голову девушки, стремясь хоть как-то успокоить.

Рамир долго не могла совладать со своим голосом, который сперва дрожал как лист на ветру, а затем и вовсе пропал, так что девушка не могла произнести ни слова, будто онемев. Ей было страшно. Она боялась говорить правду. Вот если бы было можно просто промолчать! Ведь никто не видел, как она передавала дочке хозяина каравана эту проклятую ягоду.

"Если караванщики узнают, они убьют меня! — в ужасе думала она. — Боги накажут меня и у души не останется никакой надежды, она навеки станет узницей самых черных и страшных пещер во владениях госпожи Кигаль!»

Она хотела промолчать… Но потом подумала: а если правда нужна? Если без нее девочка никогда не проснется?

— Я дала дочери хозяина каравана ягоду. Только одну! — поспешно добавила она, а затем, со страхом глядя на Фейр, продолжала, оправдываясь: — Она попросила и я… Я не могла ей отказать! — уткнувшись лицом в грудь старой женщины она расплакалась.

— Ну-ка успокойся! — прикрикнула на нее Фейр, понимая, что, стоит ей проявить слабину и пожалеть девушку, как этим потокам слез не будет конца. А ей нужно было еще так многое разузнать.

— Я не хотела причинить ей зла! — всхлипывая, продолжала та. — Я просто не могла отказать ей в просьбе… Фейр, это ведь всего одна ягода! Она же не должна была, не могла ей повредить! — в ее глазах была мольба — просьба понять и простить.

— Пошли, девочка, — старая женщина потянула ее за собой в сторону повозки рабынь. — Будет лучше, если ты обо всем расскажешь.

— Хозяевам каравана? — Рамир побледнела, словно снег, в страхе стала упираться. — Нет, я не могу! — сорвался у нее с губ толи возглас, толи стон.