Поначалу все складывалось нормально. Каждый день Виктора таскали по всевозможным процедурам. Он глотал резиновую кишку и вскоре делал это уже привычно, хотя и с неизменным отвращением. Пил какую-то белую гадость. Вылеживался под разнообразными аппаратами, послушно переворачиваясь с боку на бок. Выслушивал рекомендации лечащего врача. Пить нельзя. Есть можно, но не все, потому что внутри воспаление каких-то оболочек, имеющее хроническую форму. Курение исключить. Виктор кивал головой, глотал таблетки и с нетерпением ожидал, когда принесут обед. После обеда лечебная активность затихала, и воровато озирающиеся коллеги по "Инфокару" начинали просачиваться в дверь палаты, укрывая от посторонних глаз предательски позвякивающие пакеты.

К вечеру приходила нянечка Марфа. Она убирала остатки пиршества, проветривала палату и протирала влажной тряпкой пол, при этом разговаривая с Виктором о политике. Ее кумиром был Жириновский.

– Ну и что же, что еврей, – рассуждала няня Марфа, тыча шваброй под кровать. – Ленин, говорят, тоже был еврей. И Брежнев – с кучерявинкой. Может, и Сталин был еврей, кто его знает. А Хрущев, вон, не еврей, дак что он для народа сделал? А? Кукурузу посадил? По мне, пусть хоть негр будет, лишь бы при нем русскому человеку жилось хорошо. Правильно я говорю?

Виктор кивал, соглашательски хмыкая. Он был согласен и на негра, и на Жириновского, лишь бы поскорее остаться одному. Ему ежедневно приносили кучу бумаг по делам СНК. Пола собирала отдельную папку газетных вырезок, "Известия" и "Коммерсант" придерживались нейтралитета, давая более или менее объективную информацию. "Правда" и "Советская Россия" вели себя предсказуемым образом, поливая грязью саму идею СНК, в которой коммунисты видели способ очередного ограбления трудящихся. "Московский комсомолец" и "Мегаполис" почему-то объявили Платону личную вендетту и стали полоскать его грязное белье. В "Комсомолке" периодически появлялись интервью с Петей Кирсановым, который именовался там ответственным представителем СНК. Эти интервью Виктор изучал особо внимательно, потому что Платон куда-то пропал и связи с ним не было. Вообще, Петя стал часто мелькать и в газетах, и по телевизору. Один раз Кирсанова показали в компании Гайдара, потом Виктор углядел его в президиуме какого-то сборища, где Петя сидел неподалеку от Бурбулиса, перед новым годом в "Московской правде" появилась фотография – впереди Кирсанов, за ним патриарх, а чуть поодаль – сам мэр Юрий Михайлович Лужков.

Такое преобладание Пети Кирсанова в делах СНК не то чтобы настораживало, но вызывало определенные вопросы. А задавать их было некому. Как-то раз Виктор прямо спросил у Марии, забежавшей его проведать, – что, собственно, есть такое Петя Кирсанов и при чем он здесь вообще?

– Петя Кирсанов, – сообщила Мария, – это отдельная песня.

Ничего более содержательного она рассказывать не стала, лишь ограничилась историей о том, как Петя должен был приехать к Платону на важное совещание и не приехал. Найти его по каким-либо известным телефонам так и не удалось, а вечером, из выпуска новостей, выяснилось, что вместо встречи с Платоном господин Кирсанов полдня провел на отпевании последней представительницы некой дворянской фамилии, где стоял в первом ряду со скорбно опущенными глазами и сложенными пониже живота руками.

Да еще Пола проговорилась, что Петя ежедневно посещает недавно открывшийся инфокаровский клуб и присутствует там на всех связанных с СНК совещаниях.

Клуб построил Муса. Он давно вынашивал эту идею, самолично выбил двухэтажный особняк, в котором когда-то размещался Дом политпросвещения, и отразил все атаки Марка, требовавшего устроить там ресторан или казино, но уж баню – во всяком случае. Еще Муса разработал и реализовал гениальную схему реконструкции и отделки особняка.

– Угадай, – любил он спрашивать кого-нибудь из знакомых, демонстрируя качество отделки, темные двери из дуба с бронзовыми ручками, лепнину на стенах и потолке, – угадай, сколько нам это стоило?

Знакомый окидывал взглядом окружавшую его роскошь и называл сумму. Обычно от пяти до десяти миллионов.

– Не угадал, – торжествовал Муса. – Ни копейки! На самом деле это было не совсем так. Муса договорился с одним из московских строительных начальников, и тот, пока еще аренда особняка не была оформлена, полностью реконструировал дом за городские деньги. За этот подвиг начальник получил треть стоимости ремонта наличными и на вырученные средства купил себе шестикомнатную квартиру на Тверской и дачку в ближнем Подмосковье.

Муса ежедневно пропадал на стройке, лично надзирая за ходом работ и воспитывая строителей. Когда отделка была завершена, он привез в дом Платона. Тот пролетел по залам, потребовал убрать лежавший на полу ковер и перекрасить одну из стен, а потом сказал:

– Класс! Просто отлично! А на фига нам это?

– Гостей возить, – объяснил Муса. – Будешь здесь, скажем, завтракать с каким-нибудь банкиром, потом обедать с министром, ужинать, допустим, с губернатором. Делегации будем принимать по-человечески. Поваров наймем, обслугу. Ну как? Только офис не надо здесь устраивать.

Идея завтраков с банкирами и обедов с министрами Платону чрезвычайно понравилась. Но больше всего ему понравилось, что в доме было много комнат. И уже через неделю все они заполнились людьми, терпеливо ожидающими аудиенции у Платона Михайловича. Потому что организовывать свое время он так и не научился. Те, кому назначалась пятнадцатиминутная встреча в четыре – нет! лучше в пять! – появлялись заблаговременно и заталкивались администратором в пустующую комнату. Там им включали телевизор, туда же приносили напитки и закуску. А Платон, если, конечно, к этому времени успевал приехать, летал из одной комнаты в другую, проводя несколько встреч одновременно. Через некоторое время он задумчиво сказал Мусе:

– Слушай, а мы не можем здесь какую-нибудь пристройку соорудить? Как-то тесновато.

Довольно скоро приглашения Платона на встречи в клубе приобрели исключительную ценность. Небрежно брошенное упоминание о назначенном через час рандеву в клубе "Инфокара" поднимало социальный статус говорящего на недосягаемую высоту. И уже место под солнцем стало незаметно определяться тем, как часто имярек приезжает в клуб "Инфокара" и сколько времени он там проводит. Ведь то, что этот самый имярек четыре часа ждет двух брошенных на ходу фраз, известно было только ему самому. Но водители, толпящиеся у припаркованных возле клуба машин, делали свои выводы. Позавчера приезжал, вчера приезжал, сегодня опять приехал, уже пятый час не выходит. О! С Платон Михалычем встречается!