– Угроза передать другому мастеру столь выгодный заказ произвела свое действие, и мэтр Дюлоруа принял условия Питу, потребовавшего, чтобы ему самому была сшита униформа из нового сукна – для него не имело значения, будет ли это сукно толстое или тонкое: он скорее предпочитал толстое, – и чтобы это было сделано вместе с эполетами сверх общей стоимости.

Это явилось предметом нового, не менее продолжительного и горячего спора, в котором Питу снова одержал победу благодаря все той же угрозе добиться от мэтра Блини того, в чем ему упорно отказывал мэтр Дюлоруа.

В конце концов мэтр Дюлоруа взялся поставить к следующей субботе тридцать один комплект солдатского обмундирования, два комплекта офицерского обмундирования для сержанта и лейтенанта и один комплект с эполетами для капитана.

Если поставка не будет осуществлена в срок, портной уплатит неустойку, а церемония объединения Виллер-Котре с прилегавшими к этому главному городу кантона деревнями должна состояться в ближайшее воскресенье, то есть на следующий день после поставки портным обмундирования.

Это условие было принято, как и предыдущие.

В девять часов утра это великое дело было завершено.

В половине десятого Питу возвратился в Арамон, предвкушая удовольствие от сюрприза, который он готовил; своим землякам.

В одиннадцать часов барабанщик уже бил общий сбор.

В полдень Национальная гвардия в боевом порядке со свойственной ей точностью разворачивалась на главной площади городка.

После часовых маневров славных гвардейцев, заслуживших похвалу своего командира и приветственные крики женщин, детей и стариков, следивших за этим трогательным зрелищем с неизменным интересом, Питу подозвал: к себе сержанта Клода Телье и лейтенанта Дезире Манике и приказал им собрать своих людей и пригласить их от имени его самого, то есть Питу, а также от имени доктора Жильбера, генерала Лафайета и, наконец, самого короля зайти к мэтру Дюлоруа, портному Виллер-Котре, который; должен сообщить им нечто весьма важное.

Барабанщик подал сигнал построиться. Сержант и лейтенант, понимавшие ничуть не больше своих подчиненных, передали им слова капитана, затем раздался звучный крик Питу: «Разойдись!» Спустя пять минут тридцать один солдат Национальной гвардии Арамона, а также сержант Клод Телье и лейтенант Дезире Манике бежали сломя голову по дороге в Виллер-Котре.

Вечером оба арамонских музыканта пели капитану серенаду, в небе разрывались петарды, ракеты и фейерверки, а подгулявшие крестьяне кричали время от времени:

– Да здравствует Анж Питу! Слава отцу народа!

В следующее воскресенье жители Виллер-Котре были разбужены барабанщиком, с пяти утра выбивавшим сигнал к общему сбору.

По мнению автора, нет ничего бесцеремоннее, как будить таким вот способом население, большая часть которого предпочла бы провести остаток ночи спокойно, прибавив лишние минуты сна к тем семи часам, столь необходимым, следуя народной мудрости, для того, чтобы сохранять бодрость и здоровье.

Но так уж заведено, что во все времена в эпоху революций, когда общество переживает период бурного развития, людям приходится стоически отказываться от сна во имя неисчислимых жертв на благо отчизны.

Удовлетворенные или недовольные, патриоты или аристократы, жители Виллер-Котре были разбужены в воскресенье 18 октября 1789 года в пять часов утра.

Начало церемонии было назначено лишь на два часа пополудни, однако оставалось еще слишком много неотложных дел и потому встать надо было пораньше.

Большой, наподобие театрального, помост был подготовлен еще дней за десять до того и высился в центре площади. Однако этот помост, быстрое возведение которого свидетельствовало об усердии плотников, был, так сказать, лишь остовом сооружения.

Оно представлялось создателям в виде престола, и за две недели до торжественного мероприятия аббат Фортье был приглашен для проведения воскресной службы 18 октября в этом алтаре отечества, а не в своей церкви.

Чтобы сооружение было достойным местом для осуществления двойной цели – религиозной и общественной, – необходимо было использовать все богатства коммуны.

Мы должны заметить, что для столь торжественного случая каждый щедро предлагал все, что мог: тот – ковер, этот – покрывало для престола; один – шелковые занавески, другой – картину религиозного содержания.

Но так как в октябре погода неустойчива, и редко случалось, чтобы под знаком Скорпиона барометр долго показывал хорошую погоду, то никто и не подумал отнести свои вещи заранее: все дожидались, когда наступит назначенный день, чтобы внести свою лепту в общий праздник.

Солнце поднялось в половине седьмого, как и обычно в это время года, обещая яркими и горячими лучами один из тех прекрасных осенних дней, сравнимых, пожалуй, лишь с не менее погожими днями весны.

С девяти утра престол уже был украшен великолепным ковром Обюссона, покрыт кружевной скатертью, увенчан представлявшей проповедь Иоанна Крестителя в пустыне картиной, защищенной бархатным балдахином с золотыми кольцами, на которых крепились восхитительные парчовые занавески.

Необходимую для службы утварь должна была, разумеется, поставить церковь, и потому об этом никто не беспокоился.

Помимо этого все жители, как в праздник Тела Господня, обтянули дверь или фасад своего дома простынями, увитыми плющом, или гобеленами, расшитыми цветами или человеческими фигурками.

Все девушки Виллер-Котре и окрестностей должны были одеться в белое, перехватив талию трехцветным поясом, и держать в руках зеленые ветви. В таком виде они и должны были стоять вокруг престола.

После службы мужчины должны были дать клятву Конституции.

Национальная гвардия Виллер-Котре была поставлена под ружье с восьми часов утра в ожидании гвардейцев из близлежащих деревень и браталась с ними по мере их прибытия.

Надо ли говорить, что из всех отрядов народной милиции с наибольшим нетерпением ожидалась Национальная гвардия Арамона?