– Ах ты, безбожник! Ах ты, гугенот!.. – не унимался аббат.

– Тихо! – приказал Бийо. – Раз я сказал, я это и докажу.

– Тише, тише! – пронеслось в толпе.

– Слышите, господин аббат? – с неизменным спокойствием продолжал Бийо. – Со мной согласны все. Я не умею так хорошо проповедовать, как вы, однако мне кажется, что я говорю более любопытные вещи, раз меня слушают.

Аббату очень хотелось ответить каким-нибудь новым проклятьем, однако голос толпы заставил его прислушаться вопреки его желанию.

Говори, говори! – насмешливо пригласил он Бийо. – Посмотрим, что ты скажешь.

– Сейчас увидите, господин аббат, – отвечал Бийо.

– Говори же, я тебя слушаю.

– И правильно делаете.

Он исподлобья взглянул на аббата, желая убедиться в том, что тот не станет ему мешать.

– Вот я и говорю: коль скоро человек получает жалованье, он обязан за него делать то, за что ему платят деньги.

– А-а, знаю я, куда ты клонишь! – перебил его аббат.

– Друзья мои! – все так же ласково продолжал Бийо, обращаясь к нескольким сотням зрителей. – Что вам больше нравится: слушать оскорбления господина аббата или прислушаться к моим рассуждениям?

– Говорите, господин Бийо, говорите! Мы слушаем. Тише, аббат, тише!

На сей раз Бийо не удержался и взглянул на аббата, после чего продолжал:

– Я сказал, что если кто-нибудь получает жалованье, он обязан исполнять то, за что получает деньги. Вот, к примеру, господин секретарь мэрии: ему платят за то, что он ведет делопроизводство, разносит послания господина мэра, доставляет ответы тех, кому эти послания адресованы. Господин мэр отправил его к вам, господин аббат, с программой праздника. Секретарю же не пришло в голову сказать на это: «Господин мэр! Я не желаю нести программу праздника господину Фортье!» Не так ли, господин секретарь, ведь вы и не подумали так ответить?

– Нет, господин Бийо, – наивно отвечал секретарь. – Клянусь честью, не подумал!

– Слышите, господин аббат?! – воскликнул Бийо.

– Богохульник! – вскричал аббат.

– Тише, тише! – зароптали присутствовавшие. Бийо продолжал.

– Вот господин сержант жандармерии; он получает жалованье за то, что наводит порядок там, где этот самый порядок нарушается. Когда господин мэр подумал, что вы можете его нарушить, господин аббат, и приказал господину сержанту прийти ему на помощь, господин сержант не счел себя вправе ответить: «Господин мэр! Как хотите, так и восстанавливайте этот порядок, только без меня!» Ведь вы же не сочли себя вправе так ответить, господин сержант?

– Нет, черт возьми! Я выполнял свой долг, вот я и пришел, – просто ответил сержант.

– Слышите, господин аббат?! – воскликнул Бийо. Аббат заскрежетал зубами.

– Погодите! – остановил его Бийо. – Вот наш славный слесарь. Его дело – изготавливать, отпирать и запирать замки. Господин мэр послал за ним, чтобы отпереть вашу дверь. Ему ни на минуту не пришла в голову мысль ответить господину мэру «Я не хочу отпирать дверь господина Фортье». Не правда ли, Пикар? Ведь не было у тебя такой мысли?

– Да нет же! – отвечал слесарь. – Я взял отмычки и вот пришел сюда. Пускай каждый добросовестно делает свое дело, и все будет хорошо.

– Слышите, господин аббат? – вскричал Бийо. Аббат собрался возразить, однако Бийо жестом остановил его – Так почему, скажите на милость, вы, избранный для того, чтобы подавать пример, – продолжал он, – вы один не исполняете свой долг, когда все другие его исполняют?

– Браво, Бийо! Правильно! – единодушно подхватили присутствовавшие.

– И вы не только не исполняете долг, – заметил Бийо, – но и подаете пример к беспорядку и злу.

– Ну вот что! – молвил аббат Фортье, понимая, что настала пора защищаться. – Церковь независима, Церковь никому не подчиняется. Церковь сама знает, что ей делать!

– Зло именно в том и заключается, – заметил Бийо, – что вы пользуетесь властью в стране и в государстве. Вы француз или иноземец? Гражданин вы или нет? Ежели вы не гражданин, не француз, а пруссак, англичанин или австрияк, то пускай вам платят господин Питт, господин Кобург или господин Кауниц. Но если вы считаете себя французом и гражданином, если вам платит народ, извольте народу и подчиняться!

– Да! Да! Так! – подхватили триста голосов.

– В таком случае, – нахмурившись, продолжал Бийо, сверкнув глазами и опустив тяжелую руку аббату на плечо, – именем народа, священник, я требую, чтобы ты выполнил свою миротворческую миссию, призвал Бога в помощь, попросил милости у Провидения, милосердия – у Всевышнего для твоих сограждан и во имя твоей родины. Идем! Идем же!

– Браво, Бийо! Да здравствует Бийо! – закричала толпа. – На престол! На престол, святой отец!

Чувствуя за собой поддержку, фермер мощным рывком вытащил из-под спасительных сводов родного дома возможно последнего французского священника, который столь открыто встал на сторону контрреволюции.

Аббат Фортье понял, что сопротивление бессмысленно.

– Ну что ж, хорошо, – кивнул он. – Я готов к мучениям… Я взываю к мучениям! Я требую пыток!

И он в полный голос запел «Libera nos, Domine!»19 Это и было то самое странное шествие, направлявшееся к главной площади и сопровождавшееся криками и воплями, которое поразило Питу в ту самую минуту, как он был готов упасть без чувств под влиянием нежных слов благодарности и рукопожатия Катрин.

Питу не раз слышал подобный шум во время уличных беспорядков в Париже; ему почудилось, что приближается шайка разбойников и ему придется защищать какого-нибудь нового Флеселя, Фулона или Бертье. Питу крикнул:

«К бою!» – бросился к своему отряду из тридцати трех человек и возглавил выступление.

В это время толпа расступилась, и он увидел, что Бийо тащит за собой аббата Фортье и что тому не хватает лишь пальмовой ветви для полного сходства с древними христианами, которых толпа волокла за собой в цирк.

Естественным движением Питу было защитить своего бывшего учителя, ведь он еще не знал, в чем была его вина.

– Господин Бийо! – воскликнул он, бросаясь навстречу фермеру.