Они могут соскальзывать в воду и тонуть, и это не будет иметь никакого значения, поскольку размножение и воспроизведение уже произошло.

– Да, – сказал Эндер, – теперь я понимаю.

– В воде встречаются чистые мелкие яйца. Я не видела, чтобы водяные змеи откладывали их, но так как других животных, способных откладывать яйца, в реке или ее окружении нет, то логично предположить, что это яйца водяных змей. Только эти большие чистые яйца – около сантиметра в диаметре – абсолютно стерильны. В них есть питательная среда, все готово, но в них нет эмбриона. В некоторых из них есть гамета, половая клетка, – половина генетического набора клетки, готовая к слиянию – но в одиночку не способная породить жизнь. Я никогда не находила яиц водяных змей на суше.

В один из дней здесь нет ничего, кроме грамы, становящейся все пышнее и пышнее; а наследующее утро все кишит детенышами водяных змей. Разве это не заслуживает стать главным вопросам изучения?

– Это звучит как самозарождение, во всяком случае для меня.

– Да, я бы очень хотела выяснить больше фактов и проверить альтернативные гипотезы, но мама не позволила мне. Однажды я спросила ее об этом, а она поручила мне исследовать амаранта, у меня совсем не стало времени следить за рекой. Другой вопрос. Почему здесь так мало разных видов? На любой планете, даже такой пустынной как Трондейм, тысячи различных видов, особенно в воде. Здесь хватит пальцев одной руки.

Хиндагора – единственная наблюдаемая нами птица. Сакфлаи – единственные насекомые. Кабры – единственные жвачные животные, питающиеся капумом.

Кроме кабр, пожалуй, свиноподобные – самые крупные животные. Только один вид деревьев. Один вид травы прерий – капум. Только одно конкурирующее растение – тропека, длинный вьюн, тянущийся по земле на долгие метры хиндагора вьет гнезда там, где нет тропеки. Что еще? Хиндагора питается сакфлаями и больше ни чем. Сакфлаи едят водоросли, на которых крепятся речные яйца. И наши отходы. Никто не ест хиндагор, никто не питается кабрами.

– Очень ограничено, – сказал Эндер.

– Невообразимо ограничено. Здесь десять тысяч экологических ниш и все они абсолютно не заполнены. Вряд ли эволюция сделала этот мир таким скудным.

– Разве какая-нибудь катастрофа.

– Точно.

– Которая стирает и уничтожает все, кроме горсточки видов, которым удалось приспособиться.

– Да, – сказала Эла, – вы видите? И у меня есть доказательства. Кабры проявляют стадные поведенческие модели. Когда вы подходите к ним, когда они обнюхивают вас, взрослые особи образуют своеобразный круг лицом к центру. Так они могут легко отбрыкаться от возможного нападения и защищают молодняк.

– Кроме кабр так поступают многие другие животные.

– Эта защита, от кого она? Свиноподобные – полностью лесной вид – они никогда не охотятся в прерии. Какая угроза заставила кабр развить подобные образцы поведения? Возможно, она уже исчезла. Относительно недавно – в последние сто тысяч лет, возможно, миллионы лет назад.

– Здесь нет следов падения метеорита, по крайней мере, последние двадцать миллионов лет, – сказал Эндер.

– Нет. Такая катастрофа могла уничтожить все крупные виды животных и растений, но оставила бы сотни мелких видов; или уничтожила бы всю жизнь на суше и оставила бы в море. Но суша, море, все окружение ограблено, хотя уцелели некоторые крупные формы. Нет, я думаю, это заболевание. Болезнь, которая поразила все виды и обрекла их на вымирание, кроме адаптировавшихся к ней. Конечно, мы не можем обнаружить эту болезнь сейчас, поскольку все виды уже адаптировались к ней. Она стала частью их жизненного цикла. Единственный путь обнаружить заболевание…

– Если мы заболеем, – догадался Эндер. – Десколада.

– Поняли? Все опять возвращается к десколаде. Мои прародители обнаружили способ остановить смерти людей, за счет генных исследований.

Кабры и водяные змеи тоже нашли свой путь адаптации, я сомневаюсь, что за счет принятия каких-либо противодействующих веществ. Я думаю, все связано между собой. Таинственные аномалии при воспроизводстве, пустоты экосистемы, все вертится вокруг десколады, ее телец. А мама не разрешает мне изучать их. Она не разрешает исследовать, что они из себя представляют, как работают, как все это связано с…

– Со свиноподобными.

– Да, конечно, но не только с ними, со всеми животными…

Эндер выглядел так, как будто его озарила гениальная догадка. Как будто она объясняла что-либо сверхтрудное.

– В ночь смерти Пайпо она заблокировала все файлы с текущей работой, а так же все файлы, касающиеся исследования десколады. Значит то, что она показывала Пайпо о тельцах десколады, было связано со свиноподобными.

– Поэтому она и заблокировала файлы? – спросила Эла.

– Да, да.

– Тогда я права, правда?

– Да, – сказал он, – спасибо, ты помогла мне больше, чем я ожидал.

– Значит вы скоро расскажете об отце?

Эндер озабоченно посмотрел на нее. – Ты ведь совсем не хочешь, чтобы я говорил о твоем отце. Ты хочешь, чтобы я рассказал о матери.

– Она не умерла.

– Но ты ведь понимаешь, что я не могу Говорить от имени Макрама без анализа того, что заставило его жениться на Новинхе, и почему они оставались в браке все эти годы.

– Вы правы, это так. Я хочу, чтобы открылись все секреты. Я хочу, чтобы вся информация была разблокирована. Я не хочу больше тайн.

– Я не понимаю, зачем тебе все это, – сказал Эндер. – Я не знаю сколько боли и страдания может принести открытие секретов.

– Посмотрите на мою семью, Говорящий, – ответила она, – как может правда принести больше боли, чем та, которую уже принесли все ее секреты?

Он улыбнулся ей, но улыбка получилась не веселой. Она казалась наигранной, даже грустной.

– Ты права, – сказал он, – полностью права, но проблемы могут возникнуть и после того, как услышишь всю историю целиком.

– Я знаю всю историю настолько, насколько это возможно.

– Так все думают и, как правило, ошибаются.

– Когда вы начнете говорить?

– Скоро, как только смогу.

– Но почему не сейчас? Сегодня? Чего вы ждете?

– Я не смогу ничего сделать, пока не поговорю со свиноподобными.