– Кто-нибудь вмешался?

– Нет, никто не вмешался. – Эла глядела на воду, думая, что это звучит ужасно нелепо для постороннего. Но разве он был посторонним? Ведь даже Квора заговорила с ним, Олхейдо вернулся к жизни из своих грез, даже Грего, пусть на короткое время, но удалось стать нормальным ребенком. Он не был посторонним.

– Чем же все кончилось? – спросил Эндер.

– Все кончилось, когда свиноподобные убили Лайбо. Она так сильно его ненавидела. Когда он умер, она отпраздновала это, даровав прощение ее сыну. В эту ночь Майро пришел очень поздно, обед давно кончился, была поздняя ночь. Страшная ночь, свиноподобные казались такими зловещими, ведь все очень любили Лайбо – кроме матери, конечно. Мама ждала Майро. Он вошел, прошел на кухню и сел за стол. Она не сказала ни слова. Он ел. Ни слова не было произнесено. Когда будто и не было этого позорного года. Я проснулась среди ночи, услышав плач и рыдания Майро в ванной. Я не пошла туда, так как думала, что он не захочет, чтобы кто-нибудь видел его слезы.

Теперь я знаю, что надо было пойти, но я испугалась тогда. В нашей семье творились такие ужасные вещи.

Говорящий кивнул.

– Нужно было подойти к нему, – снова повторила Эла.

– Да, – сказал Эндер, – надо было.

Произошла странная вещь. Эндер согласился, что она совершила ошибку той ночью, она знала, что он говорит правду, что его осуждение справедливо. Тем не менее, она почувствовала облегчение, будто простого признания ее ошибки было достаточно, чтобы избавить боли и страдания.

Впервые она ощутила влияние великой силы слов. Это было сродни исповеди и отпущения грехов священниками. Но это было чем-то более глубоким.

Рассказывая о том, какой она была, то вдруг поняла, что уже не является такой. Она совершила ошибку и ошибка изменила ее, и теперь она не совершит подобных ошибок, так как стала совсем иной, более сострадательной и менее пугливой.

А если она не та перепуганная девочка, которая видела страдания брата и не осмелилась разделить их, то тогда кто она? Но вода уносила свои воды за ограду, в даль, не давая ответа. Может быть ей незачем знать, кем она стала. Может быть достаточно просто знать, что она стала другой, не такой какой была раньше.

Говорящий все еще лежал на степной траве, разглядывая облака, начинающие темнеть на западе.

– Я скажу вам все, о чем знаю, – сказала Эла, – я расскажу вам, что в тех файлах – информация о десколаде. Это все, о чем я знаю.

– Нет, не все.

– Все, я клянусь.

– Ты хочешь сказать, что ты послушалась ее? Что когда она запретила тебе вести теоретические изыскания, ты согласилась, передумала и сделала, что она просила?

Эла захихикала.

– Она так думает.

– А на самом деле, все наоборот.

– Я – настоящий ученый, а она – нет.

– Но, однажды, она тоже была им, – сказал Эндер, – она сдала квалификационные экзамены в тринадцать лет.

– Я знаю, – произнесла Эла.

– Она вместе с Пайпо что-то открыли перед его смертью.

– Я знаю об этом тоже. Поэтому она ненавидела Лайбо.

– Скажи мне, Эла, что удалось тебе выяснить в твоих исследованиях?

– Я пока не нашла ни одного ответа. Но, по крайней мере, я знаю те вопросы, на которые стоит ответить. Хотите послушать? Еще никто не искал вопросы. Смешно, правда? Майро говорил, что зенадоры – фрамлинги постоянно надоедают им с Аундой, требуя все больше информации, больше данных и фактов, хотя закон запрещает им детальное углубленное изучение. Но до сих пор ни один фрамлинг – зенобиолог не обратился к нам за информацией. Они все изучают биосферы своих планет и не задают маме ни одного вопроса.

Только я одна спрашиваю, и никого это не интересует.

– Меня интересует, – сказал Эндер. – Я хочу знать, что это за вопросы.

– О'кей, вот один. Внутри изгороди обитает одно стадо кабр. Кабры не могут перескочить через изгородь, не могут даже коснуться ее. Я обследовала и проследила за каждой каброй по-одиночке, и знаете что выяснила? В стаде нет ни одного самца. Они все самки.

– Грустный вывод, – сказал Эндер. – Ты думаешь, что они оставили по крайней мере одного самца за изгородью.

– Не в этом дело, – продолжила Эла. – Я вообще сомневаюсь есть ли самцы. В последние пять лет каждая взрослая кабра производит на свет потомство по крайней мере один раз в год. Но ни одна из них не спаривалась.

– Может быть, вегетация, – предположил Эндер.

– Потомки не идентичны матерям по своим генам. Это то немногое, что мне удалось выяснить лабораторным путем в тайне от матери. Происходят некоторые генные трансформации.

– Гермафродиты?

– Нет. Чистые самки. Ни намека на мужские половые органы. Можно это назвать важным вопросом? Каким-то образом кабры, без секса, осуществляют генетические изменения.

– В святых писаниях есть чудеса и поинтересней.

– Не иронизируйте.

– По поводу чего? Науки или религии?

– По поводу всего. Вы хотите услышать другие вопросы?

– Да, – откликнулся Эндер.

– Тогда, как вам этот. Трава, на которой вы разлеглись, мы называем ее грама. Все водяные змеи вылупляются здесь. Такие маленькие червячки, что их едва можно различить. Они съедают траву до корней; едят друг друга, сбрасывают шкуру по мере роста. Затем все они, внезапно, когда вся трава превращается в липкую грязь и гниль от их шкур, все они соскальзывают в воду и никогда больше не возвращаются обратно на берег.

Он не был зенобиологом и не сразу улавливал смысл сказанного.

– Водяные змеи вылупляются здесь, но они не выходят откладывать яйца.

Взрослые змеи не выходят из воды, – объяснила она.

– Значит они спариваются до того, как уйти в воду.

– Необычайно забавно. Я видела их спаривание, дело не в этом. Вопрос в том, почему они водяные?

До него не доходил смысл.

– Посмотрите, они полностью адаптировались к жизни под водой. У них есть жабры вдоль легких, они прекрасно плавают, у них есть защитные плавники, короче, они полностью подготовлены к взрослой жизни под водой.

Но почему они развиваются подобным образом, если они рождаются на земле, спариваются на земле, и воспроизводятся на земле? Применительно к тому, что имеет отношение к эволюции, все, что происходит после рождения, не существенно, за исключением периода вынашивания детей. А водяные змеи определенно не вынашивают потомство. Жизнь под водой не повышает их способности к естественному отбору, до тех пор, пока они воспроизводятся.