– Это подобно «Королеве Пчел и Гегемону», – сказал Майро. Свиноподобные подобны баггерам. Только они меньше, слабее, примитивнее.

Нам необходимо изучать их, да, но этого недостаточно. Вы можете изучать зверей, и вас нисколько не заботит, если один из них умрет или будет съеден, но эти – они как мы. Мы не можем изучать их голод, наблюдать их уничтожение в войнах, мы знаем их, мы…

– Любите их, – добавил Эндер.

– Да, – с вызовом ответила Аунда.

– Но если вы бросите их, если перестанете бывать здесь, огорчит ли это их?

– Нет, – сказал Майро.

– Я говорила, что он всегда стремился на роль опекуна, – съязвила Аунда.

Эндер не среагировал.

– Если вы уйдете, чем это обернется для них?

– Это будет подобно… – Майро старался подобрать слова. – Это будет так, как если бы удалось вернуться на Землю, до Ксеноцида, до межзвездных полетов, и сказать им: вы сможете путешествовать между звездами и жить на других планетах. А затем показать сотни маленьких чудес. Свет, зажигающийся нажатием на кнопку, сталь. Даже такие простые вещи – горшок для воды. Сельское хозяйство, земледелие. Они видят вас, знают, кто вы такой, они знают, что тоже смогут стать такими, как вы и делать такие же вещи. Что они вам ответят – забери все назад, не показывай нам ничего, оставь нам нашу хмурую, короткую английскую жизнь, пусть эволюция изменит свой ход? Нет. Они скажут, дай нам, научи нас, помоги нам.

– А вы скажите, не могу, а затем уйдите.

– Слишком поздно! – воскликнул Майро. – Разве вы не понимаете? Они уже увидели чудеса! Они видели, как мы прилетели сюда. Они увидели нас, высоких и сильных, с чудодейственными орудиями и знаниями вещей, о которых они даже не мечтали. Слишком поздно сказать им прощайте и уйти. Они уже знают, что им нужно. И чем дольше мы пробудем, тем больше они будут знать, тем больше мы увидим, как знания помогают им, развивают их. И если вы хоть чуть-чуть умеете анализировать, если вы поймете, что они… они…

– Люди.

– Ремены. Они наши дети. Понимаете?

Эндер улыбнулся.

– Что вы за люди, если ваш сын просит хлеба, то вы даете ему камень?

Аунда кивнула.

– Именно так. Приказ Конгресса повелевает протягивать им камень. Хотя у нас достаточно хлеба.

Эндер поднялся.

– Хорошо, пойдем дальше.

Аунда медлила.

– Вы не дали слово…

– Вы читали «Королеву Пчел и Гегемона»?

– Да, я читал, – сказал Майро.

– Можете вы представить себе человека, называющего себя Говорящим от имени Мертвых, а потом вредящего этим маленьким некто, порквинхам?

Тревоги Аунды заметно убавилось, но враждебность до сих пор оставалась.

– Вы хитрец, сеньор Эндрю, Говорящий от имени Мертвых, вы очень умны и ловки. Вы напомнили ему о королеве пчел, а мне сказали фразой из священного писания, и все на одном дыхании.

– Я всегда с каждым говорю на том языке, который ему понятен, сказал Эндер. – Это – не хитрость, это – ум.

– Таким образом, вы поступите так, как вам заблагорассудится.

– До тех пор, пока это не ударит по свиноподобным.

Аунда скривилась.

– С вашей точки зрения.

– Я всегда руководствуюсь только своей точкой зрения.

Он отошел от нее, вышел из тени дерева, направляясь к лесу, терпеливо ожидавшему на вершине холма. Они направились за ним.

– Я должен сказать вам, – начал Майро, – свиноподобные все равно спросят вас. Они верят, что вы и есть тот Говорящий, написавший «Королеву Пчел и Гегемона».

– Они читали ее?

– Они довольно забавно соединили ее со своей религией. Они обращаются с распечаткой, которую мы им дали, как с настоящей книгой. А теперь они утверждают, что королева пчел разговаривает с ними.

Эндер изумленно уставился на него.

– Что она сказала им? – спросил он.

– Что вы настоящий Говорящий. И что привезли королеву пчел с собой.

Что вы собираетесь оставить ее жить вместе с ними, учить их всему, всему о металлах – и прочая сумасбродная чушь. Очень плохо, что они ожидают от вас подобных невозможных вещей.

Это могло быть простым желанием, получить то, что не могли дать им люди, так думал Майро. Но Эндер узнал от кокона, что королева пчел разговаривает с кем-то.

– Каким образом королева пчел разговаривает с ними?

Теперь Аунда шла с другой стороны.

– Не с ними, только с Рутером. А Рутер говорит с ними. Это часть их тотемной системы. Мы все время стараемся подыгрывать им и ведем себя так, как будто верим на самом деле.

– Какая снисходительность, – сказал Эндер.

– Просто обычная антропологическая тактика, – возразил Майро.

– Вы настолько увлекаетесь своим притворством, показывая, что верите им, что не оставляет ни единого шанса научиться чему-то у них.

На мгновение они замерли и отстали, поэтому он вошел в лес один.

Затем они догнали его.

– Мы посвятили наши жизни изучению их, исследованию всего о них! – воскликнул Майро.

Эндер остановился.

– Но не от них.

Они стояли между деревьями, густая листва едва пропускала свет, делая их лица почти невидимыми. Но он догадывался, что выражали их лица.

Раздражение, негодование, презрение – как посмел этот чужак подвергать сомнению их профессиональные установки?

– Вы насквозь пропитаны своим культурным превосходством. Ваша подозрительная деятельность призвана помочь несчастным маленьким свиноподобным, но вы не замечаете, что у них тоже что-то есть, что может быть полезно вам, может пополнить ваши знания.

– Что? Например! – потребовала Аунда. – Как совершать торжественные жертвоприношения, убивать, пытать до смерти того, кто до этого спасал жизнь дюжинам жен и детей?

– Тогда почему вы терпите это? Почему помогаете им после всего, что они сделали?

Майро втерся между Аундой и Эндером, защищая ее от него, или прикрывая ее, чтобы не было видно охватившей ее слабости.

– Мы профессионалы. Мы понимаем, что культурные различия, которые мы не можем объяснить…

– Вы понимаете, что свиноподобные – это животные, и вы осуждаете их за убийство Пайпо и Лайбо не больше, чем осуждали бы кабр за жевание капума.

– Да, пожалуй, вы правы, – сказал Майро.

Эндер улыбнулся.

– Поэтому вы и не учитесь у них ничему, вы считаете, что они животные.