- Ну че, гулеваним? Давай, давай, - бубнил Санька Овчинников.

Заплясали бабы, замелькали платочки. Петровна проплыла по избе.

Легкая и стройная, в белых рукавах и сарафане, в толстых чулках и ботинках, Дуня вышла на середину избы. Она подняла голову и, разводя руками, легко проплыла по избе.

- Вот Ваньку выбери!

Дуня повела плечами, улыбнулась.

- Гляди - Дунька! Молоденькая, молоденькая, а какой змеей вильнула!

- Парень, ожгла? Куда теперь денешься?

- Эх, ма-а, забайкальские казаки! - пустился в пляс Бердышов.

По тому, как ловко и с каким притопом Иван прошелся по кругу, видно было, что мужик он еще молодой и бравый. Он надулся, вытаращил глаза, лицо его побагровело.

- Гляди, Ванька чего вытворяет!

- Эй, бурхан пляшет!

- Брюхан, истинно брюхан...

Бердышов и Дуняша, взявшись за руки уж после того, как стихла музыка, отделали несколько коленцев, как бы не желая уступать друг другу конец танца.

Иван вдруг схватился за голову и грузно пошатнулся на сторону. Дуня засмеялась.

- Ты что?

- Вы, дяденька, маленечко меня не придавили, - отстранясь, вымолвила она.

Иван взял ее за руки и развел их, клонясь к ее шее.

Дуняша вырвалась и отбежала.

Иван, пошатываясь, отошел к столу.

- Хоть бы и я тигру показывал? А что? - говорил Спирька.

- Усов меньше стало. Кто-то повыдергал! - сердился Родион. - Куда тигра без усов!

- Тебе бы бороду повыдергать! - пробасил Овчинников, желавший отвести от себя подозрения.

- Хотя бы, - безразлично ответил Спиридон. - Что, без бороды не проживу?

- Ты думаешь, эта тигра нам легко досталась?

- Скорей всего, что китайцы выдернули, - сказал Сильвестр. - Мы только в шутку об этом говорили, но ничего не делали.

- Какие шутки! - с досадой воскликнул Родион.

- Вот Овчинников свидетель! - сказал Сильвестр.

- Я ничего не знаю... Это, верно, китайцы!

- Родион, встретишь Ваську Галдафу, повыдергай у него косу - это, наверно, он, - сказал Иван, пристально приглядываясь к Овчинникову, замечая его смущение.

- Ну чего, весело у нас?

- Как не весело! - засмеялся Иван. - И девчонки у вас славные. Я всем женихов найду. А одну, как подрастет, сам просватаю!

- А ты не хотел на праздники оставаться, - хлопнул его Родион по спине.

Шишкин за гульбой повеселел.

Иван гулял во всех домах. Тамбовцы радушно принимали его. В деревне распустили слух, что Иван и Родион где-то добыли богатство.

На прощание Шишкин крепко поцеловал. Ивана, просил приезжать еще.

Голубые озера стояли на льду Амура, и похоже было, что уже нет пути. Иван ехал на риск.

- Иван Карпыч, погоди, - окликнул его на дороге полупьяный Спирька.

- Чего тебе?

- Я тебя уважаю. Я все знаю и никому не скажу. Я сон видел, таинственно заговорил мужик, - будто пошел я ловить калуг, а на прорубях заместо рыбы...

На огороде ходили Спирькины жеребята. Молоденькая кобыленка подошла к перегородке и потянулась к Иванову жеребцу. Буланый задрожал и, раздувая ноздри, стал обнюхивать ее. Кобыленка жадно тянулась трепетными губами к его морде.

- Смотри, кони милуются. Жеребенок, а покрыться хочет, - перебил Иван.

- Это тебе мерещится все! Не покрыться, а жеребенок просто играет... Глупости все на уме...

Иван проворно слез, вспугнул жеребенка, с жестокостью ударил жеребца кнутовищем по морде и опять лег в розвальни.

- Ты шибко пьяный сегодня, - сказал Иван Спирьке. - Чего городишь - я не пойму. В другой раз потолкуем. Ну, будь здоров!

- И тебе не хворать, - снял шапку Шишкин.

Иван погнал коней.

Едва поравнялся он со Спирькиной избой, как из ворот выбежала Дуня. Увидевши коней, она ахнула и замерла.

- Ты чего, плясунья, ахнула?

- Маленечко вам дорогу не перебежала.

- Смотри, а то я бы тебя бичом, - проезжая, весело молвил Иван. "А ведь славная девчонка подрастает", - подумал он.

Через два дня, где верхом, а где вброд, бросив по дороге розвальни и навьючив тюки на коней, Бердышов с трудом добирался к Уральскому.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Федор решил, что сейчас самое время съездить к лавочникам и что они после драки с Егором станут покладистей. "Хоть с Егоровых кулаков разжиться".

В Бельго он заехал к Удоге, но того дома не оказалось. Айога ушла утром в дальние фанзы, а старик был на охоте. Соседи его не выражали гостеприимства и почему-то враждебно смотрели на Федора. "Узнали теперь все, твари, про мылкинскую ловушку!" - подумал он.

Не хотелось Федору сразу заезжать к торговцам, но деваться было некуда. Чтобы дело повести как полагается, в лавку следовало бы зайти невзначай, даже будто нехотя.

Удрученный, тихо ехал Федор по деревне по направлению к лавке. Вдруг из какой-то фанзы вышел высокий молодой гольд с непокрытой, наполовину выбритой головой и, покачиваясь, пошел ему наперерез.

- Здрасту! - застенчиво улыбаясь, молвил он.

- Здравствуй! Ты какой здоровый детина, а какой стеснительный! Тебе если чего надо, так говори смелей.

- Меня знаес?

- Конечно, знаю! Апчих, что ли, тебя зовут?

- Уй-уй-уй, - удивился гольд. - Как знаю? Моя Гапчи... Уй! Черт тебе знает, как тебе помню все... Уй-уй-уй!.. - радостно засмеялся он тоненьким голоском. - Ты у Удоги гостил, тот раз приходил?

- Гостил.

- Моя тятька Хогота знаешь? Который медведя показывал...

- Знаю, знаю.

- Потом ты как раз был, на охоту ходил с Савоськой в компании...

- Ходил и на охоту.

- Ну, конесно, мы знакомы. Здрасту, - протянул Гапчи руку. - Нам пойдем?

- Зачем?

- Гости нам пойдем. У нас водка есть... Мясо тоже. Вон тот наш дом, там моя отец, моя баба есть.

Федор завернул к фанзе. Выпить водки, хорошенько поесть, завести знакомство с гольдом - все это было кстати. Федор вспомнил, что вражда между Мылками и Бельго шла из-за жены Гапчи, украденной им у соседей. Барабанов желал узнать все подробности.

Хогота, отец Гапчи, седоусый, приземистый, с красными, воспаленными глазами, радушно встретил Федора. По-русски он разговаривал лучше сына.

- Ну, как живете? Как с лавочниками обошлось дело? - спрашивал Федор.

- Ладно обошлось, помирились... Конесно, еще заботу имеем.

- Слышь, а где же Григорий?

- Тадяна, Тадяна!.. - крикнул Гапчи.