Шишкин спешил за ним. Мужики спустились под обрыв. Сзади выстрелили несколько раз. Иван вскрикнул.

- Ты что? - спросил Родион.

- Только чуть живой, - пробормотал Иван.

- Врешь...

- Ей-богу!.. Пуля... попала... Вот дошутились...

Приятели вернулись домой. Родион осмотрел его. Иван был ранен в мякоть у лопатки, пуля чуть царапнула его.

- Что случилось? - заходя в зимник, спросила Петровна.

- Старого белья дай, - ответил ей Родион. - Гольды его подстрелили. Всадили пулю.

- Это на счастье! - молвил Иван. - Ты свидетель... Вот теперь я, чуть что, славно отбрешусь... Мол, Дыген первый начал драку, и меня подстрелили, стреляли в спину... Молчи. Мы с тобой еще наживемся на этой пуле. Спасибо гольдам! А маленько бы повыше - до свидания бы! Как раз следом бы за Дыгеном!

- Значит, еще рано, еще долго пропьянствуешь.

- Нет, я много пьянствовать не собираюсь...

- И что ж ты, без конца будешь жить?

- Не знаю, кто следующий меня стрелит!

- Кто-нибудь найдется...

Мужики пошли в избу.

Явились Спиридон и Сильвестр. Шишкин налил им по стакану водки.

- Я не пью, - ответил с достоинством Спиридон.

- Пей, я тебе велю! - Иван содрал со Спиридона куртку и усадил его за стол.

- Садись, сосед, - сказал Родион. - Хлещи!

- У меня пост...

- Гляди, какие у него разговоры! Ты что, поп или писарь? Откуда в тебе такая грамотность, чтобы так рассуждать? Ну, забудь все. Давай по-братски чокнемся. Ну-ка, Петровна, вставай, - разошелся Шишкин, созывай девчонок!

- Пост, окаянный ты! - всплеснула руками Петровна.

- Чего же, что пост? А мы будем как господа. В праздник гулять всякий дурак сумеет, а вот ты попробуй в пост, - молвил Родион. - Дожидать праздников мочи нет. Пускай попы-твари знают... На самом деле? Что за издевки? Почему нам часовню, церкву ли не построят? Пусть знают, что мы через это вовсе сопьемся...

- Кто неграмотный, так и не знает, пост ли, кто ли... - заговорил Сильвестр, которому хотелось выпить. - Верно, вот я, к примеру, я и вовсе не знаю, что сегодня вторник, а что в воскресенье пасха, откуда мне знать? Чего с меня возьмешь, темный - и все тут. Хоть от кого отоврусь.

- Гольдам на Мылке церковь хотят построить, а русским нет, - говорил Спиридон. - Это что такое? А мы как? Инородцам церкви, а мы в темноте...

- Это уж как водится. У гольдов меха, с них попы наживаются, - сказал Спирька.

- Давай нарочно в пост напьемся и гулянку устроим, - сказал Сильвестр, - а попу скажем, что ошиблись, не знали, когда пасха.

- Кхл... кхл... просчитались!

- Верно. Им, может, совестно будет!

- За этим должон поп смотреть, а его нету. Пусть нас господь накажет, зато видно будет, как мы страдаем.

- А то маленько еще поживем и одичаем.

- На Ваньке Бердышове и так уж шерсть растет.

- Уж дивно вылезло.

- Тигра и тигра: пасть позволяет!

- Вот только что пасть поменьше.

- Митька, лови курицу, кабанина надоела. Или девчонок позови, они хорошо поют, - обратился отец к Тане. - Митька! Наша гармонь у Овчинниковых. Живо! - шумел Родион. - Скажи: ко мне исправник едет.

Но Петровна не позволила созывать девушек, уняла мужиков, не разрешила им устроить гулянку.

- Вот поп те узнает, проклянет, - ворчала она.

- Пущай проклянет: Ванька уж и так давно проклятый.

- Поп ученый человек, он все поймет... - пытался возражать Спиридон.

- Гуляй, Мишка, ее не слушай, баб черти придумали. Дергай, запевай забайкальскую! Митька, дуй за Овчинниковыми, пущай принесут спирту, у них в амбаре есть. Э-эх!.. Эх, ты!..

С этого дня Родион и Иван загуляли. Бердышов остался в Тамбовке на праздники.

В первый день пасхи на широкой, недавно протаявшей лужайке, на берегу, между Горюном и избами, мужики, парни и девушки играли в "беговушку".

Иван, причесанный, в одной рубахе, без картуза, поплевывал на обе ладони, перекладывая с руки на руку длинную жердь, и подмигивал белобрысому Терешке Овчинникову, державшему в руках тугой и тяжелый, как камень, маленький кожаный мяч.

Бердышов был трезв, но прикидывался подвыпившим и потешал всех.

Терешка подкинул мяч. Жердь со страшным свистом пронеслась у самого его носа, не задев мяча. Иван, видно, и не собирался бить по мячу, а хотел напугать Терешку. Тот обмер и побледнел. Иван пустился бежать. По нему били мячом, он увернулся, кто-то из бегущих навстречу с силой пустил в него перехваченный мяч. Иван прыгнул, как кошка, схватил черный ком в воздухе и с размаху на бегу врезал им по брюху бежавшего навстречу Родиона так, что слышно было, словно ударили по пустой бочке.

Все захохотали.

Родион пустился за Иваном с кулаками. Все бегали, мяч летал в воздухе.

В другой раз Иван так ударил, что мяч ушел чуть ли не, за Тамбовку; и пока за ним бегали; Иван успел вернуться на место.

Терешка, когда ему приходилось подавать мяч, теперь отступал подальше, даже если бил и не Иван.

К обеду, раскрасневшиеся, веселой шумной толпой гости вошли в дом Родиона.

- Что в этой книге, дядя Ваня? - спросила Дуня у Бердышова.

- Стихи!

- Видишь ты! О чем же?

- Мне сказали: "Читай". Я купил книги, - говорил Иван. - Буду потеть вместо тайги... Городские любят, когда складно сложено. Кто влюбится, читает своей... Вот смотри, вырастешь, ищи себе грамотного...

Он стал читать стихи ей и Татьяне. Стихи были про любовь и разлуку.

Вечером в избе Родиона собрались соседи. Женщины - празднично разодетые, в белых кофтах с расшитыми рукавами. Худенькие, приодетые девчонки в сарафанах сидели на лавке.

- Бабы наши ожили на Амуре и осипли на рыбалках, голосу ни у одной не стало, - говорил Родион.

- А девки хорошо поют, - оказал Сильвестр. - Еще рыбу не ловят!

- У нас невесты еще не выросли, - пояснял Родион. - Есть из новоселок, а наши еще маленькие, но поют хорошо.

- Мы сами еще молодые! - подхватил Спирька.

- А подрастут, можно сватать, - добавил Родион. - Находи нам женихов хороших. Только бы не бандистов. Ищи загодя!

Грянула гармонь. Девчонки затянули песню.

- Петровна, у тебя ладный голос, подтягивай!

- Гуляй, кума!..

- Девчонки еще молоденькие, а славно танцуют, - сказал Спиридон.

- Подрастут - и можно сватать! - твердил Родион.

В избу ввалились великаны братья Овчинниковы.