Отец и Иван распрягли собак, покрикивая на них.

- Ты, Иван, ввел меня в грех, - сказал Родион, входя в зимник.

- За товарища надо согрешить... - усмехнулся Бердышов. - Забудем! Исправнику не вздумай сказать!

- Ка-ак?!. - изумился Шишкин.

Мужик совсем пал духом.

- А будешь жаловаться - самого тебя затаскают, - продолжал Бердышов.

- Не про жалобу речь, - ответил Родион. - В какое дело я попал!.. Он сел, опустив плечи:

Иван уговаривал Родиона взять часть пушнины из запасов Дыгена:

- Бери! Все равно мне не увезти. Что ж, бросать, что ли? Подумаешь, паря, в какое дело ты попал! Как не стыдно говорить так! Я ведь не жалуюсь, а тебе не совестно изменять товарищу, сожалеть, что помог?

- Да уж что тут! - махнул рукой Шишкин. "У меня дети, что я могу сделать с Ванькой? - размышлял он. - А с полицией не дай бог связываться. Лишь бы не узнали сами. Теперь век буду в кабале у Ваньки".

У Родиона было такое чувство, словно его запутали в силки.

- Но ты не совестись. Мы с тобой, по справедливости ежели рассудить, Горюн от разбойников избавили, славное, паря, дело сделали, для твоих же друзей старались. Осознай-ка!

Родион понимал, что Дыген разбойничал бы без конца, а полиция бездельничала бы. И при том беззаконии, которое было на Амуре, поймай Дыгена и привези его в город - горя не оберешься. Самих же затаскали бы по полициям. Вот и выходит: не убей - он бы ездил грабить, а убил - грех! Куда ни кинь - кругом клин.

- Все же я свою часть пропью! - сказал Родион. - Мне такого богатства не надо!

* * *

- Без ног вернулись, еле живы, завтра уж просим, - говорила Петровна всем мужикам, заходившим утром проведать, с чем вернулся Родион.

Она видела, что муж ее и Бердышов привезли что-то в мешках, и опасалась, что дело тут нечисто. Желая узнать, что делают мужики в зимнике, она зашла туда.

Иван и Родион еще спали. Груды черных соболей были разложены по лавкам.

- Что же это вы, купили или как? - окончательно расстроившись, спросила она очнувшегося супруга.

- Ты помалкивай! - тихо ответил Родион и кинул на жену такой яростный взгляд, что Петровна сразу ушла.

Мужики спали до полдня. Петровна послала Митьку в зимник звать отца и Бердышова к обеду.

- Ты где ночь пропадал? - спросил сына Родион. - Почему тебя вчера не было?

- На той стороне у гольдов в деревне был на празднике, там в медведя играли, - свободно ответил парень.

- Я ему никогда не запрещаю с гольдами гулять, пусть дружит, - сказал Родион.

Митька сел на лавку и, рассказывая про праздник, как бы невзначай водил по мешкам ладонью.

- А вы чего это привезли? - спросил он.

- Ну, пойдем обедать, - строго глянул Родион на сына и поднялся.

- А ты запасливый, - говорил Иван, заходя в горницу, где на столе расставлены были бутылки. - А, тут еще книги мои... - заметил он.

- Книги ваши очень девицам понравились, - приговаривала, суетясь, Петровна.

За столом сидели долго. Подвыпивший Родион, оставшись наедине с Бердышовым, ругал его:

- Тварь ты! Вот ты тигра-то и есть! А вот ты мне скажи: есть ли черти или нет? Вот вчера мы ехали, и горы были на левой стороне, потом, смотрю, горы справа пошли. Где верх, где низ - понять нельзя, будто другой рекой едем. А потом все обратно установилось.

- Скажи по душе: все же страшновато? - смеялся Иван.

- Да как сказать?.. Маленько есть... Ванька, ты быстро не уезжай, оставайся. Скоро пасха, мы всю деревню песни петь заставим, бабам платков пообещаем, девчонкам пряников, гулянку сделаем... Хитрый ты, тварь! Когда ты на реке Дыгена встретил, почему не сгреб, когда со своими пермскими ездил в Бельго в лавку? - говорил Родион. - Ты его нарочно отпустил.

- Нет, правда, я не знал. Какая мне выгода его отпускать?

- Ты давно в тайге шляешься, понимаешь, когда кого бить, Ты его отпустил, чтобы он жиру нагулял.

- Как же, это надо знать, когда зверя бить, - засмеялся польщенный Иван.

- У нас рядом Халбы - гольдяцкая деревушка, - рассказывал Родион. Там у них в лесу ящики стоят. В ящиках такие черти с усами размалеваны, куда тебе!.. А у меня там друг шаман. Если ящики пустые, он пошаманит, настращает гольдей, чтобы несли в тайгу водку, а сам на другой день пойдет опохмеляться. Из этих ящиков всю водку выпьет... А гольды радуются, думают, что ее черти выпивают.

- Как же тебе шаман признался?

- Я сначала не верил гольдам, они говорили, что Позя пьет. А я думаю: "Не может быть!" Выследил шамана, когда он прикладывался, захватил его у самого ящика. Ему уж деваться некуда было.

- В Халбах второй день в бубен жарят, орут, дверь заперли у Хангена и никого не пускают, - стал рассказывать Митька. - Только не Ханген, а заезжий шаман шаманит.

- Родион, пойдем поглядим, как шаман шаманит, - сказал Иван.

Вечерело. Мужики вышли из дому.

Родион лег на брюхо и полез под крыльцо.

- Ты чего, молишься, что ль?

- Я камень хочу достать. Подшутим над ними, кинем камень в окошко.

Иван повеселел.

- Ты погоди, надо бы обутку старую достать.

- Митька, сходи поищи на задах какую-нибудь старую обутку, - сказал Шишкин сыну.

- Чучело бы сделать или бы какой сучок, чтобы на бурхана походил, предложил Иван.

Митька принес старый унт. Иван положил в него камень, набил сеном.

- Угадай в шамана! - говорил Родион. - В заезжего-то! Знать будет, как у нас шаманить.

Мужики пошли в гольдскую деревню.

- Га-га-га! - орали в одной из фанз.

Родион подошел к окошку и стал всматриваться внутрь.

- А не убьют они нас, если поймают? - спросил он.

- Темно? - спросил Иван.

- Не шибко темно. Печку закрыли.

- Что-нибудь видишь?

- Только что тень ходит, прыгает, а больше ничего.

Крики стихли. Судя по разговору, шамана угощали водкой. Снова забил бубен. Заорал шаман.

- Да, это не Ханген, - сказал Шишкин.

Бердышов продавил решетник окошка и с силой запустил обутку внутрь фанзы. На миг наступила тишина. Иван скинул свою козью куртку, накрылся ею с головой и полез в окошко. Родион держал дверь. В фанзе поднялся ужасный вой.

Бердышов поймал заезжего шамана, содрал с него шапку, ударил по голове, забрал со стола жбан с водкой и выскочил в окошко.

- Ну, теперь беги! - крикнул он Родиону и со всех ног побежал к берегу.