Капитан прочел письмо и красным карандашом подчеркнул слова дезертир, предатель, Чонкин. Синим карандашом подчеркнул фамилию Гладышев, сбоку написал анонимщик и поставил вопросительный знак.
Письмо было как раз кстати. Пора было приниматься за претворение в жизнь указаний Верховного Главнокомндующего. Капитан вызвал к себе лейтенанта Филиппова.
– Филиппов,– сказал он ему,– возьми сколько тебе нужно людей, завтра поедешь в Красное, арестуешь дезертира по фамилии Чонкин. Ордер получишь у прокурора. Разузнай, кто такой Гладышев. Может быть, он нам еще пригодится.
– 19 -
С вечера небо затянуло обложными тучами, и пошел дождь. Он шел не переставая всю ночь, и к утру дорогу так развезло, что идти по ней было немыслимо. Нюра шла по обочине, и ее большие, отцовские еще сапоги то и дело слезали, приходилось придерживать их за голениища. Да еще сумка от дождя набухла и норовила сползти с плеча. Промаявшись так километра два с половиной, вышла Нюра к первой развилке и увидела крытую брезентом полуторку. Возле нее копалось несколько человек в серых гимнастерках. Промокшие и перепачканные с ног до головы, они расчищали кто лопатами, а кто и просто руками дорогу перед машиной, а один с двумя кубиками на петлицах стоял чуть в стороне и курил, прикрывая ладонью от дождя, расклеившуюся самокрутку. Сзади из-за машины вышел огромный верзила с куском фанеры, используемой вместо лопаты. Увидев Нюру, огибавшую полуторку стороной, верзила остановился и уставился на нее зверскими своими глазами из-под рыжих бровей.
– Женчина!– вскричал он удивленно, словно встреча произошла на необитаемом острове.
Люди в серой форме бросили работу, повернулись к Нюре и стали молча ее разглядывать. Под их взглядами Нюра попятилась.
– Девушка!– окликнул Нюру тот, что курил.– До Красного далеко?
– Нет, не далеко,– сказала Нюра.– Вот еще с километр проедете, за бугор перевалите, а там уже будет видно. А кого вам нужно?– Она осмелела.
– Там у вас дезертир какой-то живет, мать его в душу,– доверчиво объяснил стоявший рядом с лейтенантом боец с лопатой.
– Прокопов,– строго оборвал его лейтенант,– не болтай.
– А чего я такого сказал?– Прокопов бросил лопату и сел за руль. Машина тронулась, продвинулась немного вперед и снова засела в грязи. Нюра пошла дальше. Она прошла немного по дороге, потом забрала вправо и низом, низом вдоль речки кинулась назад, к Красному.
Чонкин спал так крепко, что разбудить его удалось не сразу. Пришлось даже плеснуть в лицо холодной воды. Нюра рассказала о людях, застрявших на дороге, о разговоре насчет дезертира.
– Ну и пущай ловят своего дезертира,– мотал сонной головой и ничего не понимал Чонкин.– Я-то здесь при чем?
чем?
– О, господи!– всплеснула руками Нюра.– Да неужто ты не можешь понять? Дезертир-то кто? Ты.
– Я дезертир?– удивился Чонкин.
– Я, что ли?
Чонкин спустил ноги с кровати.
– Чтой-то ты не то, Нюрка, болтаешь,– недовольно сказал он.– Какой же я тебе дезертир, сама подумай. Меня сюда поставили охранять эроплан. Сколь я ни обращался в часть, никто меня не сымает. Сам я покинуть пост не могу, не положено по уставу. Как же я могу быть дезертиром?
Нюра стала плакать и умолять Чонкина принять какие-то срочные меры, потому что им все равно ничего не докажешь.
Чонкин подумал и решительно встряхнул головой.
– Нет, Нюрка, прятаться мне негоже, потому что я свой пост оставлять не имею права. И снять меня не может никто окромя разводящего, начальника караула, дежурного по части или…– Чонкин подумал, какое еще ответственное лицо может снять его с поста, и решил, что после дежурного по части он может подчиниться не ниже, чем генералу…– или генерала,– заключил он. И стал одеваться.
– И что же ты будешь делать?– спросила Нюра.
– А что мне делать?– пожал он плечом.– Пойду, стану на пост, и пущай попробуетпкто подойти.
На дворе по-прежнему шел дождь, поэтому Чонкин надел шинель, а поверх нее натянул ремень с подсумками.
– Стрелять в них будешь?– с испугом спросила Нюра.
– Не тронут, не буду,– пообещал Чонкин.– А если уж тронут, пущай не обижаются.
Нюра кинулась к Ивану, обхватила его шею руками, заплакала.
– Ваня,– попросила она, давясь слезами.– Прошу тебя, не противься им. Убьют.
Чонкин провел рукой по ее волосам. Они были мокрые.
– Что делать, Нюрка,– вздохнул он.– Я ж часовой. Давай на всякий случай простимся.
Они поцеловались три раза, и Нюра, хотя и не умела этого делать, перекрестила его.
Чонкин перекинул винтовку через плечо, нахлобучил пилотку и вышел на улицу. Дождь как будто бы утихал, и где-то за Ново-Клюквиным засветилась неяркая радуга.
С трудом выдирая ноги из липкой грязи, Иван прошел к самолету, чувствуя, как в худой правый ботинок сразу же просочилась вода. Дождь шуршал, как пшено, по тугой обшивке крыльев, тяжелые капли дрожали на промасленном брезенте чехла. Чонкин забрался на правую нижнюю плоскость, а верхняя укрывала его от дождя. Сидеть было не очень удобно, потому что плоскость была покатой и скользской. Зато обзор был хороший, и Чонкин держал в поле зрения обе дороги – верхнюю и ту, что шла вдоль берега Тепы.
Прошел час, никто не появлялся. Прошло еще полчаса, Нюра принесла завтрак – картошку с молоком. Тут кончился дождь и выглянуло солнышко. Оно отразилось в лужах и засверкало яркими блестками в каждой капле. То ли от солнца, то ли от завтрака, то ли от того и другого вместе у Чонкина улучшилось настроение и прошло ощущение близкой опасности. И стал он даже немножко подремывать.
– Эй, армеец!
Чонкин вздрогнул и вцепился в винтовку. У забора стоял Плечевой. Он стоял босиком, и обе штанины его были почти до колен подвернуты. Через плечо перекинут был бредень.
– Ищу напарника с бредешком походить,– объяснил он, с любопытством поглядывая на Чонкина.
– Отойди,– сказал Чонкин и отвернулся. Но одним глазом приглядывал все-таки за Плечевым.
– Да ты что?– удивился Плечевой.– Обиделся на меня? Есл ты насчет того, что я про Борьку рассказывал, так это т зря. Я сам не видел, может, она с ним и не живет. Плечевой повесил бредень на забор, нагнулся и просуну ногу между жердями. Он собирался просунуть уже и втору но Чонкин соскочил с плоскости.