На фоне всего этого великолепия почетные гостьи смотрелись довольно скромно. Гофмейстер двора провел англичанок по залу, представляя их собравшимся на французском языке, на котором он изъяснялся немногим лучше леди Милдред.

В толпе сновали, разнося на подносах бренди, двое рабов. От бренди англичанки наотрез отказались, что привело гофмейстера в некоторое недоумение - может быть, дамы предпочитают виски? Если так, то это можно организовать. Или пиво?

- Mon bon homme, - одернула его леди Милдред, - il vous faut comprendre que nous ne buvons rien de tout, jamais[19]; после чего ее и мисс Тин сразу же зауважали: внешний вид обеих дам оставлял желать лучшего, это верно, зато они, по-видимому, знали что-то такое, о чем азанийцы и не догадывались. "С такой женщиной хорошо вместе путешествовать", - подумал гофмейстер и учтиво осведомился, берут ли в Англии лошадей или верблюдов в приданое.

Тут, однако, разговор прекратился, ибо в зал из дальней двери вошел император и сел на трон, неприметно стоявший на возвышении. Дворцовый этикет находился еще в стадии формирования, и поэтому, когда монарх опустился на трон, в зале воцарилась напряженная тишина - никто не знал, как себя вести. Но вот Сет что-то шепнул своему конюшему, который направился к почетным гостьям и подвел их к императору. Дамы сделали реверанс и отступили в сторону, наблюдая за тем, как мимо трона, в строгом соответствии с табелью о рангах, прошествовали остальные приглашенные. Многие отвешивали по-восточному низкие поклоны, поднося руку сначала ко лбу, а потом к груди, а некоторые гости, причем обоего пола, в подражание англичанкам, тоже делали реверанс. Один убеленный сединами вельможа, приверженец старинных обычаев, повалился перед троном на пол и начал посыпать голову пеплом. Когда же все, каждый на свой лад, приветствовали императора, Сет встал и направился к накрытому столу, а гости бросились за ним и стали, без особых церемоний работая локтями, занимать места. Леди Милдред и мисс Тин посадили по обеим сторонам от императора, и вскоре все начали с невероятной скоростью есть и пить.

15 марта (продолжение)

Обед во дворце. Оч. невкусно. Сплошное мясо - жирное, переперченное. Ела через силу - исключительно из вежливости. Сара к еде не притронулась. Император засыпал меня вопросами, на некоторые я ответить не смогла: "Сколько костюмов у английского короля?", "Он принимает ванну до завтрака или после? А что считается более культурным?", "В каком магазине лучше всего купить артезианский колодец?", и т. д. Сара весь вечер промолчала. Я рассказывала императору про совместное обучение и школьную дисциплину. Слушал с большим интересом.

Соседом, сидевшим справа от леди Милдред, оказался тот самый вельможа, который по старинке распластался перед троном в гостиной. Со стороны казалось, что он поглощен едой, на самом же деле старик лихорадочно повторял заученные им еще с утра английские фразы. Наконец, набравшись смелости и подняв от тарелки свое огромное бородатое лицо,он выпалил:

- Сколько мул ты имел? Сколько сын? Сколько дочь? Сколько брат? Сколько сестра? Мой отец пал в бою.

Леди Милдред бросила на него испуганный взгляд. В седой бороде старика застряли куски мяса.

- Что, простите? - переспросила она.

Но вельможа свое дело сделал. Он счел, что и так сказано больше, чем в таких случаях полагается, и, по правде говоря, сам был несколько ошарашен беглостью сымпровизированной английской речи, а потому, нервно улыбнувшись леди Милдред, вновь принялся за еду и больше уже к своей соседке не обращался.

- Из этих двух белых женщин ты бы какую взял?

- Толстую. Но они обе страшные.

- Да. Наверно, английские джентльмены очень тоскуют, когда женятся на английских дамах.

Наконец, когда с витаминами было покончено, виконт Боз поднялся произнести тост за здоровье почетных гостей. Его речь была встречена громкими аплодисментами и переведена на английский язык придворным переводчиком:

"Ваше величество, дамы и господа. Сегодня на мою долю выпали большая честь и огромное удовольствие приветствовать в нашем городе с распростертыми объятиями братской любви леди Милдред Порч и мисс Тин, двух дам, известных во всей европейской державе своей беззаветной борьбой в защиту человека от животных. Мы, азанийцы, - независимая и древняя нация, однако и нам есть чему поучиться у наших северных и западных белых братьев. Мы тоже, в свою очередь, стараемся, как можем, защитить человека от животных... - Тут министр внутренних дел отвлекся и во всех подробностях описал, как он недавно отделал топором дикого кабана. - ...Однако по пути прогресса мы следуем за великими нациями Запада и Севера, и прежде всего за их достойными представительницами, которые сегодня здесь присутствуют. Дамы и господа, давайте же будем современными, давайте же, все как один, подымемся на защиту человека от животных. Ведь именно к этому призывают нас наши гостьи, провозвестницы Прогресса и Новой Эры. Разрешите мне в заключение поднять этот бокал за здоровье леди Милдред Порч и мисс Тин и пожелать им долгих лет жизни и многодетности".

Все выпили стоя. Соседи Боза поздравляли его с замечательной речью. Необходимости в ответном тосте, судя по всему, не было, в противном случае почтенной леди Милдред, которая обычно за словом в карман не лезла, на сей раз пришлось бы очень нелегко. Что же касается Сета, то он, похоже, не слышал слов министра. Император сидел молча, погрузившись в глубокие раздумья. Леди Милдред попыталась было завести с Сетом разговор: "Речь очень трогательная, но, мне кажется, он неверно понял смысл нашего визита. Было бы интересно увидеть всех этих людей не во дворце, а у себя дома... Прошу вас, расскажите мне про каждого из гостей в отдельности... Они что, больше не носят национальные костюмы?.." - но получала лишь весьма расплывчатые ответы.

- Мне было очень интересно узнать про вашего дядю Ахона, - сказала она напоследок. Император рассеянно кивнул. - Надеюсь, его наконец-то вызволят из монастыря. Ведь монастырская жизнь бессмысленна, согласитесь? Это же чистый эгоизм - целыми днями только и думать о собственной душе. Мне кажется, граф, или кто он там, очень правильно поступил, что за ним поехал.

Но Сет и эти слова пропустил мимо ушей.

16 марта

После приема во дворце долго не могла заснуть. Пыталась дозвониться в посольство. Никто не брал трубку. Попыталась встретиться с мистером Силом. Сказал, что оч. занят. Чемодана Сары по-прежнему нет. Носит мои вещи. Вчера вечером попробовала поддеть императора - безрезультатно. Гуляла по городу. На улицах оч. много народу, к никто не работает. Судя по всему, что-то произошло с бумажными деньгами. Видела, как какой-то человек бил верблюда. К сожалению, полиции поблизости не было. Мне начинает казаться, что я трачу здесь время попусту.

Хотя монастырь святого Марка Евангелиста и был последнее время заражен ересью, он по-прежнему оставался центром духовной жизни Азании. В незапамятные времена именно здесь несторианские миссионеры из Месопотамии построили церковь; именно здесь, когда Амурат Великий объявил христианство государственной религией, были впервые возрождены несторианские догмы и рукоположено местное духовенство. В соответствии с давней, подкрепленной убедительными доказательствами традицией, протекавшая через монастырские земли речушка считалась потоком Кедроном, который, как полагали, тек под землей из Палестины и исцелял кожные болезни и сильные ожоги. Здесь же, наряду с прочими реликвиями более сомнительного свойства, хранились камень Давида, вонзившийся в лоб Голиафа (валун чудовищных размеров), листок с Бесплодной смоковницы, ребро, из которого Бог создал Еву, и деревянный крест, который несколько лет тому назад совершенно неожиданно упал с неба во время трапезы на Страстную пятницу. Однако как архитектурный памятник монастырь решительно ничем не выделялся: аркады и галереи отсутствовали, не было здесь ни библиотеки, ни балюстрад, ни здания капитула, ни трапезной с крестовыми сводами - вокруг большой глиняной хижины стояло несколько хижин поменьше, а единственным каменным зданием во всем монастыре была церковь святого Марка, построенная Амуратом Великим. Правда, смотрелась эта церковь превосходно: она стояла на высоком откосе, и из нее открывался сказочной красоты вид на земли ванда, раскинувшиеся на многие мили вокруг, и на Кедрон, что извивался серебряной змейкой вдали и, рассыпаясь тысячью переливающихся брызг, обрушивался водопадом в Изол, который лениво нес свои мутные воды в пяти тысячах футов ниже монастыря.