- Пришёл я сюда просто так гуляючи, а теперь хочу твою дочь в жены взять как честный человек, уж очень она у тебя замечательная. И хамить на меня тоже не стоит - я, между прочим, орков только так режу.

Тингол медленно ответил:

- Ну, дочка, знала что делала, когда поклясться заставляла. А то прям на месте убил бы ублюдка.

- Никакой я не ублюдок, - обиделся Берен, - у меня док`умент есть, вот папа, вот мама, всё путём.

Мелиан наклонилась к Тинголу и сказала тихонько:

- Не горячись, дорогой, его и без тебя найдётся кому убить.

Тингол ещё некоторое время сидел, надувшись, но потом решил, что так даже лучше, и сказал:

- Ну, раз документ есть, то другое дело. Значит так: ты приходишь ко мне, в одной руке документ, а в другой сильмариль. И я тогда не возражаю. Так что неча губы дуть, и давай скорее в путь. Государственное дело. Ты улавливаешь суть?

Но тут уж и Берен обозлился:

- Значит на камешек свою дочь меняшь? Ну, чмота же ты, король! Когда мы повстречаемся вновь, моя рука будет держать сильмариль. До свиданьица, я ещё с тобою повстречаюсь.

Когда Берен ушёл, Тингол попытался стушевать впечатление от слов Берена, долго и путано объяснял, что парень идёт на верную смерть, и он всё правильно придумал, что на хамство людское только так и можно отвечать, но его слова мало кто слушал.

Берен же выбрался из Дориата и отправился в дорогу, памятуя, однако, при этом, что нормальные герои всегда идут в обход. В конце концов, как говорят легенды, "будучи в сильной нужде, пришёл он в окрестности Нарготронда". Мы не будем комментировать этот сюжетный ход, хотя манера ходить по нужде за тридевять земель могла бы стать темой для отдельного исследования. Итак, чтоб не пристрелили ненароком, дальше Берен шёл, время от времени нервно вскрикивая: "Нихт шиссен, я есть Берен!", а орки разбегались с его дороги врассыпную, решив, что это хитрый подвох коварного диверсанта. Наконец охране Нарготронда надоело слушать эти однообразные вопли, Берена схватили и привели к королям.

А в те времена в Нарготронде собралась милая компания король Финрод-Фелагунд-ибн-Финарфин, якобы главный, и двое Феанорычей-приживальщиков, которые чем дальше, тем активней пытались захватить власть. Перед этой троицей Берен и излил свои печали, а закончил просьбой помочь. Реакция на его рассказ была неоднозначной. Финрод понял, что затея Тингола в конце концов аукнется в основном самому затейнику и загрустил. Колегорм указал, что если сильмариль будет добыт, то Феанорычи все как один вспомнят старую клятву, ибо Берен не Моргот, и против него геройство проявлять очень даже можно. Следом за Колегормом выступил Куруфин, у которого, как известно, был скверный характер. В соответствии с ним он долго запугивал собравшихся силами и мощью врага, а вывод сделал такой - пусть Финрод отправляется с Береном, а мы уж тут как-нибудь без него управимся. Несчастный король понял, что если он сегодня не уйдёт совершать подвиги, то завтра его всё одно так или иначе уберут, и почёл за лучшее отправиться в дорогу.

Осенним вечером Финрод и Берен с десятком спутников покинули Нарготронд, между делом перебили подвернувшийся под руку отряд орков и, воспользовавшись трофейной формой и документами, добрались аж до башни Саурона, таким образом предвосхитив один из подвигов четырёх танкистов и собаки. Но Саурона обмануть не удалось, и произошло знаменитое столкновение Финрода и Саурона дуэль на песнях. Говорят, что именно такое единоборство выбрал Саурон потому, что хотел отыграться за поражение своего хозяина давным-давно, и если это так, то цели своей он добился. Команда была побеждена и брошена в глубокую яму, в которою время от времени забредал волк-оборотень и съедал одного из товарищей не со зла, а исключительно с голодухи.

В те мгновения, пока Берен летел вниз, сердце Лютиен сковала морская болезнь, а добрая мамаша попыталась успокоить дочку тем, что надежды на спасение парня всё равно нету, и нечего зря страдать. Лютиен действительно не хотела зря страдать, а для того, чтобы страдать не зря, она решила сбежать к Берену в компанию. Всё тот же благородный и влюбленный Даэрон вновь сдал Лютиен Тинголу, который несколько опешил, но практической сметки не потерял. Для дочери был выстроен дом со всеми мыслимыми удобствами, вплоть до зарешеченных окон, но зато без дверей, и, по мнению Тингола, этого должно было хватить для возвращения Лютиен хорошего настроения. Но она не поняла отцовской заботы и, усыпив охрану, сбежала, прикрывая свою красоту плащом из собственных волос. ............... (Размышления автора о подробностях прикрытия красоты как всегда опущены, а жаль. Хотелось бы наконец узнать, какие ещё пошлости могли родится в его воспалённом воображении).

И случилось так, что пошла Лютиен прямиком в ту местность, где сволочные Феанорычи из Нарготронда развлекались волчьей травлей. Главный волкодав по имени Хуан (хоть и не сильно породистый, зато из Валинора родом) привел Лютиен к Колегорму, который, заглянув под волосы, решил не торопить события и не афишировать свою осведомлённость по Береновским делам. Лютиен же по молодости лет доверилась братьям и в результате оказалась под замком с перспективой насильной выдачи замуж за Колегорма. Из этой ситуации был простой выход - надо было и Куруфину со скверным характером дать увидеть то, что под волосами, а дальше Феанорычи всё бы сделали сами. Но случилось по другому: в одну прекрасную ночь пёс Хуан без церемоний принёс ей плащ, сказал: "Венсеремос, сеньорита!" - и они вместе бежали из Нарготронда.

А тем временем в подземелье дела шли своим чередом. Волк-оборотень доел почти всех арестованных, оставив Берена на предпоследнее кормление, а Финрода на последнее - так его попросил Саурон. Но Финрод разорвал оковы и в следующий заход сам подставился волку, так что Берен остался один.

- Финрод, Финрод! - оплакивал Берен друга. - Ну чтоб тебе раньше эти оковы не разорвать, да и не только на себе, а и на всех остальных тоже, глядишь, чего бы и нарисовалось, а теперь совсем конец мне, несчастненькому...

Как раз в это время на мосту появилась Лютиен верхом на Хуане. Встав на мосту, она запела песню, а Берен, услыхав её голос, упал в обморок, что в общем-то простительно - столько всего с ним случилось, а тут ещё и песня. Саурон тоже эту песню услыхал, и для разминки послал на мост волка, которого Хуан без лишних слов отправил со снижением в сторону моря. Саурон пожал плечами, послал следующего волка, и дальше всё пошло как по-писаному - волков у Саурона хватило часа на четыре, но потом он решил, что разминка закончена, и, превратившись в волка, двинулся вперёд сам. На этот раз Хуану пришлось несколько напрячься, но с помощью Лютиен, которая в критический момент вкатила Саурону в глаза порцию СиЭс из баллончика, враг был повержен, а чтоб не дергался, она пригрозила лишить его крайней плоти и отослать к Морготу: "И будет он вечно обзывать тебя тем, кем ты тогда окажешься, если не уступишь мне власть над твоей башней". Тогда Саурон признал себя побеждённым, превратился в летучую мышь и улетел переживать, а Лютиен, встав на мосту, на котором она и так уже давно стояла, объявила о своей власти. Радостные вопли пленников и узников огласили окрестности, но Берен всё ещё лежал в шоке от услышанной песни, и пришлось Лютиен его откачивать. Радостные, они взглянули в глаза друг другу, и день засиял над ними, и до самой осени держалась в тех местах хорошая погода. Среди пищевых отходов Берен отыскал фрагменты Финрода, и захоронил несколько наиболее крупных рядом с башней, так что место в какой-то степени очистилось. Теперь Берен и Лютиен снова были свободны, и, как говорят легенды, куда-то "отправились через леса", видимо, решив в этих лесах от души побродить после долгого воздержания. А выпущенные на волю пленники и узники вернулись в Нарготронд, и раскрыли местному населению глаза на предательство Колегорма и скверный характер Куруфина. Произошёл новый переворот, и власть взял Финродов брат Ордорет. Некоторые горячие головы предлагали заодно порешить Феанорычей, но Ордорет на это ответил: