Мог ли Сталин создать атомную бомбу первым? Думаю, что нет, для этого необходимо было изначально иное отношение к науке и к ученым. Точно так же и Гитлер мог и не мог этого сделать по той же причине. И все-таки, какое счастье, что боги лишили двух тиранов остатков и без того небогатого разума. Может быть, мы и существуем еще на этой планете только потому, что в руках вождя народов /о чем, правда, не все народы были проинформированы/ бомба оказалась тогда, когда он уже не мог ею воспользоваться. Мы знаем, что великие физики мира согласились участвовать в американском проекте, лишь поверив оказавшимся ошибочными или сознательно искаженными слухам о том, что атомная бомба у Гитлера на подходе. Судить, как относятся к своей работе советские ученые, по роману Булычева трудно: автор нам их не показал, за исключением мрачной фигуры руководителя проекта Матвея Шавло, честолюбца и, видимо, националиста. Шавло - это не Курчатов; Курчатов стал работать над атомной бомбой, как и Сахаров над водородной, уже зная, что такое оружие у американцев есть. Но так или иначе в булычевском "Заповеднике..." в строго секретной заполярной зоне, весьма напоминающей солженыценскую "шарашку", атомную бомбу создают. Две бомбы. Одну из них испытывают на месте, построив для этой цели настоящий город, изобретательно названный Берлином, и согнав в него обреченных зеков, в их числе Андрея. Правда, и после успешно проведенного испытания Андрей как герой фантастического романа остается в живых. Но есть вторая бомба. Напоминаю, что действие происходит в 39-ом году, до начала войны с Германией. Однако Сталин все-таки подвергает бомбардировке... Варшаву, чем весьма озадачивает лидеров западных держав. Им не дано понять, что его мстительная натура затаила еще с Гражданской войны обиду на этот гордый, непокорившийся красным конникам город. И надо же было случиться, что в момент бомбежки Гитлер принимал в польской столице военный парад в честь недавнего покорения Польши. Но и Сталин ненадолго пережил фашистского визави: ему на стол с торжеством положили сувенир, привезенный с места испытаний - расплавленный кирпич, чтобы пользоваться им как пресс-папье. О существовании радиоактивности никто еще не знал, а если кто и подозревал, то побоялся сказать. После смерти Сталина от лучевой болезни в воздух поднялись англо-американские бомбардировщики и сравняли секретный объект с землей. Равновесие в мире было временно восстановлено. И что война после этого налета не началась нетрудно поверить, если вспомнить об ударе израильских ракет по строительству иракского атомного реактора. Никто в мире и не пикнул. Так что в этой, "сухой" ветви времени все, можно сказать, закончилось сравнительно благополучно, если, конечно, не считать множества невинных жертв. А Андрею Берестову, вывезенному будущими союзниками России за границу, снова предлагают альтернативу - вернуться в родную страну, в реальную историю, где, правда, живы и Сталин, и Гитлер, но зато его там ждет Лида. Суждено ли влюбленным встретиться вновь? Кто их знает. Я имею в виду писателей-фантастов. А если герои все-таки встретятся, то у них будет масса возможностей убежать по реке времени от бериевских преследований, от ужасов 41-ого года, от мобилизации в Афганистан, от Чернобыльской катастрофы... Да только вряд ли они найдут в нашем веке год, попав в который, они могли бы наконец вздохнуть спокойно, отыскать какое-нибудь жизненное призвание, завести детей... Ведь они, выбирая год остановки, ничего о нем не знают. В далеком 17-ом им и 37-ой, и 41-ый представлялись годами мира и покоя. В сущности перед нами все та же, только теперь непрерывная попытка к бегству, попытка уйти из своего времени, которая, как известно еще из повести Стругацких, не может кончиться триумфальным прибытием в землю обетованную.

Сталин, какими бы уничижительными эпитетами его ни награждали, конечно, останется в истории одной из центральных фигур ХХ века, швырнувший век в такой крутой штопор, что мы из него не можем выкарабкаться до сих пор. Поэтому, естественно, что он становится персонажем, зачастую центральным, множества реалистических, фантастических, сатирических произведений, в которых разные авторы с разных сторон пытаются оценить эту зловещую фигуру. Недаром еще Ларошфуко сказал: "Зло, как и добро, имеет своих героев". Трагическая история нашей страны заставляет писателей рассматривать, как мы видели, самые различные исторические варианты, снова и снова пытаясь понять: а неизбежно ли было то, что с нами случилось, а нельзя ли было этих страданий избежать? Но такой оригинальной и по сути издевательской трактовки образа Иосифа Виссарионовича, которую предложил Вячеслав Рыбаков в рассказе "Давние потери" /1990 г./ едва ли можно еще где-либо найти. Молодой фантаст подумал: а что, если изобразить Сталина таким, каким он вырисовывается с плакатов, где держит на руках девочку Мамлакат, добродушным, улыбающимся в усы, лучшим другом детей и физкультурников, великим, но скромным философом, искусным дипломатом, близким другом Сергея Королева, у которого "магнитная ловушка не сбоила ни разу", и Николая Вавилова, у которого тоже "все расцвело"... Сталин у Рыбакова дан восторженными глазами его личной стенографистки-комсомолки /еврейки, между прочим/. Он совсем замучил бедную девочку государственными делами и страшно ей сочувствует, потому что ему и самому больше всего на свете хочется покончить, наконец, со всей этой суетней и уткнуться в журнал с новыми "осиными" стихами, который ему по блату дал на одну ночь Бухарин. /"Ося", как вы догадались, это Мандельштам/. Да и над собой надо поработать, ведь справедливо упрекнул его Зощенко на ХХ съезде партии за то, что он незаметно для себя стал не говорить, а вещать... Такой вот Сталин. Добрый-добрый... кто? Добрый царь? Добрый генсек? Добрый вождь народов? Автор нигде не обмолвился о том, что этот человек избран на столь высокий пост, тем более всенародно, тем более демократически. Нет, за ним стоит все та же партия /даже Зощенко оказывается делегатом съезда/, все то же политбюро, те же соратники, то есть та же диктатура пролетариата ли, партии ли, только "хорошая" диктатура, такая, какой ее изображали пропагандисты типа Радека, пускаемые ею же в расход через определенные промежутки времени. И, может быть, из всех, казалось бы, совершенно невероятных исторических зигзагов, которые прошли перед нашими глазами, этот - самый невероятный. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Хороших диктатур не бывает. Затевая разговор о романе Кузьменко, я предложил задуматься над тем, может ли существовать "хорошая" диктатура? Ну, вот вам - Рыбаков изобразил "добрую". Устраивает? От той же посылки - возрождение общественной жизни на Земле, нет, конкретнее, как у Кузьменко, - в нашей стране, после невиданного мора отталкивается и Эдуард Геворкян в романе "Времена негодяев" /1995 г./. Такое название подходит к полутора-двум десяткам новейших "фэнтези", о которых речь чуть ниже, но как раз роман Геворкяна я не хочу так называть. Итак, как у Кузьменко, государство и все его функциональные учреждения существовать перестают или доживают последние дни: остановилась промышленность, и вся металлическая техника ржавеет и рассыпается. Приходится вооружаться любимой эпикировкой новейших сказителей - мечами и арбалетами. Словом, несмотря на ХХI век, вновь раздробленная Русь оказалась в таком положении, как во времена татаро-монгольского нашествия: окруженная Дикой Степью, откуда совершают набеги духовные наследники профессиональных грабителей-кочевников. Да и своих лихих людишек хватает. Стандартная, можно сказать, обстановка у множества авторов для описания бесчисленных конных и пеших ратей и ратников, к сражениям и поединкам которых, как мы вскоре увидим, содержание книг и сводится. Но они обращены в прошлое, и относить их к утопиям ни с какого бока невозможно, в отличие от романа Геворкяна. На первый взгляд, автор видит путь к спасению в повторении того, что уже было в нашей истории. Снова наиболее сильные, наиболее волевые лидеры как их там ни называй - правители, князья, короли сплачивают вокруг себя региональные центры, которым предстоит путь к сплочению в единое государство - кровавый, жестокий, длительный и, повторяю, уже однажды пройденный путь, неизбежно сопровождаемый интригами, междоусобицей, предательством... Что будет дальше, можно прочитать в любом учебнике истории. Но я хочу понять книгу Геворкяна не так. Может быть, автор и не согласится, но трактовка уже вышедшего произведения не зависит от его воли. Написанные в 1992 и вышедшие в 1995 годах "Времена негодяев" моделируют, пусть и совсем в иных театральных декорациях, те процессы, которые происходят у нас именно сейчас, в период грандиозной ломки, непредсказуемых сдвигов в людских мозгах, когда политические деятели совершают неожиданные кульбиты, отрекаясь от вчерашних убеждений, а еще чаще не выдерживают бремени власти, как не выдержал его у Геворкяна Сармат, поначалу казавшийся таким демократично-положительным. Негодяев у нас хватает. Но все же наши времена - не времена негодяев; напротив - это времена отбора и отсева, времена выявления негодяев /в литературе, среди прочего/; мы наконец-то начинаем понимать, кто есть кто, и сбрасывать негодяев с корабля современности, хотя бы для начала в проекте. И в книге автор не стремится упрощать, но все же - назовем их по-детски - хороших людей у него больше, чем плохих. И кому отданы авторские симпатии тоже совершенно очевидно, что и делает Эдуарда наследником тех традиций, которые я называю шестидесятническими. С другой стороны, я неслучайно отнес Геворкяна и группу его сподвижников к "переходникам". Возможно, что опасение прослыть старорежимным, толкает его к включению в роман элементов, которые мне не кажутся необходимыми, хотя они сейчас очень модны. В свое время ни одна женщина не мыслила себе выйти на улицу без "шпилек", хотя не всем они шли, а уж как неудобно было ходить! Я отношу к этим элементам, например, неизвестно откуда взявшихся на Руси магов. Импортные, что ли, в красивой упаковке? Будет очень жаль, если Геворкян начнет усиливать в последующих своих книгах описания рыцарских поединков за обладание Прекрасной Дамой, а не попытается вколотить в головы многочисленным, но рухнувшим с дуба читателям истинно человеческие чувства. А поединки... Все равно сэра Вальтера Скотта не перещеголять, сколько ни старайтесь. Серьезными учеными доказано однозначно, что ясновидение, телепатия, астрология, черная и белая магия, спиритизм, тайные секты - звенья одной цепи, цепи тоталитаризма. Сам же Геворкян говорит об опасности "медиевизации сознания", то есть возвращения к средневековым представлениям. "...я как-то любопытства ради, - говорит один из его героев, - сделал выборку программ и ахнул: почти все заказанные сериалы рыцари, волшебники, пришельцы, разбойники, маги, звездочеты..." Возможно, что некоторым цветастые триллеры, заполонившие прилавки, кажутся безобидными, ну, пусть несколько грубоватыми сказочками. Об издателях я не говорю, им надо деньги зарабатывать, но я с удивлением вижу среди редакторов и авторов комментариев подобной литературы имена, к которым привык относиться с уважением...