"Остров Крым" - не первая /и не последняя/ попытка изображения независимого государства на упоминаемом полуострове. Видимо, уж больно заманчиво его местоположение, если при одном взгляде на карту у романистов возникают безумные идеи. Первым /в советское время/ за него в 1925 году взялся молодой тогда писатель Борис Лавренев. Роман его назывался "Крушение республики Итль", и, между прочим, Аксенов тоже мог бы так назвать свою книгу. Ведь погибли обе выдуманные республики сходным образом: от внутренних раздоров и нашествия северного соседа. Но вот что удивительно: хотя у Аксенова Крым назван Крымом, картины тамошней жизни изображаются, как некогда было принято изъясняться, в формах самой жизни, в то время как у Лавренева слово Крым нигде не упоминается, республика Итль не совсем на него похожа /в Крыму нет, например, нефтяных скважин/, а автор развлекает читателей откровенной буффонадой, "Крушение..." имеет не менее прочную историческую основу, чем "Остров..." "Черный барон" П.Н.Врангель действительно пытался заложить в Крыму, где он закрепился после поражения Деникина, основы республиканской государственности: раздавал помещичьи земли крестьянам, обещал рабочим защиту от промышленников... И даже набросанный в водевильных тонах монархический мятеж принца Максимиллиана восходит к малоизвестному антиврангелевскому восстанию правых офицеров, возглавляемых одним из побочных родичей романовской династии. Лавренев разрешил себе /в 1925 году еще можно было/ слегка посмеяться и над самой революцией, введя в число руководителей повстанцев прожженного авантюриста грека Косту и кафешантанную певичку Гемму, содержанку английского офицера, привезшего ее в своей каюте под видом вестового. За что Лавренев незамедлительно получил втык от бдительных критиков. Действительно: что у нас, русских шлюх не хватало, что ли? И, кто знает, если бы Петр Николаевич Врангель не увлекся планами грандиозной Реконкисты, а бросил бы свои, немалые, силы на укрепление Турецкого вала и Ишуньских позиций, то фантазия Аксенова могла стать реальностью. Знал же и знает ХХ век две Германии, две Кореи, два Китая... Но опять-таки позорное бегство иностранных интервентов у Лавренева, все же ближе к реальности, чем предположение Аксенова о том, что воспетый советской пропагандой штурм Перекопа был остановлен полупьяным английским лейтенантом, который под угрозой расстрела заставил своих распропагандированных канониров открыть огонь из орудий главного калибра по наступающим красным цепям. "Какая чудовищная нелепость - паршивый мальчишка прервал мощный симфонический ход истории!" Да не сложится у читателей впечатления, что я, приводя эти, на мой взгляд, небезынтересные историко-литературные факты, хоть в чем-нибудь отдаю предпочтение пустоватой ррреволюционной агитке Лавренева, автору по-настоящему выдающегося рассказа "Сорок первый", в котором с большой художественной силой показана бесчеловечность революции, ее эффективность в ускоренной конвертации нормальных людей в палачей, враждебность всех этих классовых стычек, переворотов, воин и прочих государственных потрясений обыкновенному человеческому счастью. Хотя, возможно, автор ставил перед собой иные задачи..

И уже совсем недавно, в начале 90-х годов Кир Булычев обратил внимание все на тот же Крым в своем самом крупном романе "Река Хронос". Его герои начали романную жизнь в 1913 году, когда еще не было не только революции, но и мировой войны. Соответственно и действующие лица романа, молодые люди, как сейчас принято говорить, среднего класса, временно живут спокойной, мирной жизнью российских обывателей - оканчивают гимназии, собираются поступать в университеты, соблазняют горничных, ничего не ведая о предстоящих им испытаниях. Но в воздухе пахнет грозой, которую предсказывает отчим главного героя Андрея Берестова Сергей Серафимович, фигура загадочная и не проясненная автором; может быть, он даже поднадоевший пришелец. Но Андрей отмахивается от этих предупреждений, он влюблен, он счастлив, и долгое время сюжетное повествование сосредоточивается на похождениях и переживаниях Андрея, Лиды, их друзей в стиле добротного повествования о жизни "чеховской" интеллигенции начала ХХ века. Потом начинается война, происходит Февральская революция, Николай II отрекается от престола, и только после этого автор почти незаметно, как будто продолжая повествовать о действительной истории, вводит фантастическую ноту. Я не имею здесь возможности распутывать сложные сюжетные узлы, в которых есть и психологические, и детективные, и фантастические петли, скажу лишь, что после февраля 17-ого года автор раздваивает повествование, давая героям возможность прожить два варианта русской истории. Они очень коротки, эти исторические отрезки, книга кончается декабрем того же года, но всем ясно, что именно эти несколько месяцев были, выражаясь высоким штилем, судьбоносными для России, все висело на волоске, и случайный залп пьяного лейтенанта мог и вправду изменить историю страны. Автор использует эту случайность, чтобы показать, что произошло бы в России, если бы Ленину не удалось добраться до прославившегося броневичка. В том параллельном мире, в котором некоторое время удалось пожить Андрею, все и пошло наперекосяк /а можно сказать и наоборот - все пошло, как положено/ с того момента, когда вождя большевиков арестовывают в Берлине, а адмиралу Колчаку удается взять под контроль Черноморский флот, вызволить из-под ареста царскую фамилию /правда, без главного лица/ и даже, став Верховным Главнокомандующим, осуществить давнюю мечту русской империи: бросить флот на Константинополь для захвата проклятых проливов, которые доставляли /и до сих пор доставляют/ столько неприятностей России. О том, что было с нашей страной после, автор не стал рассказывать, и мы можем судить об этом только по краткому абзацу, в котором упомянуто, что через десять лет героям-освободителям императорской семьи на месте сего знаменательного события будет установлен памятник. Следовательно, монархия в России возродилась, хотя я бы ни за что не поверил, что и ее противники, и ее бывшие союзники спокойно смирились бы с захватом проливов. Тем не менее, альтернатива, намеченная Булычевым, имела гораздо больше шансов осуществиться в реальности, чем аксеновская Республика, не говоря уже об еще более маловероятной, однако же свершившейся победе большевиков. Но, как говорит сам автор, то, что прошло, изменить нельзя, и он возвращает персонажей из параллельного мира, где они, кстати сказать, погибают, в подлинную реальность, где Андрей остается в живых и соединяется с потерявшейся Лидой. А так как наши герои имеют волшебную возможность передвигаться по времени вперед, мы застаем их в начале 30-х годов снова разлученными уже в новом романе, который называется "Заповедник для академиков" и помечен тем же 1994 годом. В этих двух романах Булычев продемонстрировал совершенно новые писательские возможности, отказавшись от привычного для его читателя, так сказать, "гуслярского" стиля и показав себя мастером крепкой реалистической прозы, что особенно относится к первому роману. Это вовсе не означает, что он совсем отбросил свою прежнюю манеру, которую мы с легкостью обнаружим в других его новых книгах, например, в "Предсказателе прошлого" или в "Любимце". Автор не сообщил, почему Андрей и Лида не воспользовались машиной времени лишний раз, и в "Заповеднике..." мы обнаруживаем, что Андрей оказался в лагере, а Лида, скрывающая замужество с репрессированным, - в привилегированном санатории "Узкое", мало чем отличающемся по царящим в нем нравам от ГУЛАГовского заведения. О 1932 годе, точно так же, как и о 1913-ом или 1917-ом, я, как и большинство читателей, могу судить только по литературе. И вот, как ни странно, мне кажется, что более далекие от нас, предреволюционные и революционные годы автор описал точнее. Не исключено, что я ошибаюсь. Ведь если о прежних временах написано множество разных, но в том числе и правдивых книг, то мы можем судить о конце первой и начале второй пятилеток только по достаточно односторонним источникам. Но все же мне кажется, что в начале 30-х годов революционный энтузиазм, хотя и во многом выветрился, но окончательно не угас. Поэтому атмосфера повального страха и всеобщего сыска кажется мне преувеличенной. Зато недостатки первой части окупаются второй, в которой протянулся параллельный ход; его нереальность автор подчеркивает заглавием: "Как это могло быть". И опять я повторяю фразу - странно, но вторая, насквозь фантастическая часть кажется мне гораздо правдивее воспроизводящей обстановку тех лет, чем первая, названная "Как это было". Правда, речь идет уже не о начале, а о конце 30-х годов.