- Дядя сам был водителем грузовика. Несколько лет назад он попал в аварию и на страховку купил этот дом.

- А жены у него нет?

- Жена от него сбежала. Вот почему я здесь.

- А он что, недавно здесь побывал?

- Кто? Штрук? Месяца два или три назад. Точно не помню.

Я успокоился. Стало быть, он не имеет никакого отношения к нашему теперешнему разговору.

- Нам нет дела до Штрука, - сказала Нелли.

- Я его не люблю.

- Его никто не любит. Но и такие люди должны существовать.

Я взглянул на нее, силясь понять, что она имеет в виду.

- Ну? - спросила она.

- Он был когда-нибудь здесь, наверху? - ответил я вопросом на вопрос.

- Штрук? Тебе внушил это твой зять?

- Нет.

- А если да, то ему несдобровать. Вот почему ты спрашиваешь о Штруке?

- Да. Потому.

Нелли это явно поразило.

- Действительно потому?

- Да.

Она все еще сомневалась. Но постепенно ее гнев улегся.

- Не беспокойся. Уж он-то сюда не поднимется. Только не он. Как это могло прийти тебе в голову?

- Пришло, ведь все парни у вас внизу его знают. И еще потому, что другие тебя обнимали. Даже мой зять.

- Раз им это нравится, от меня не убудет, - сказала она.

Я подумал, что никто не стал бы лапать мою сестру. Никому это и в голову не пришло бы. Конечно, я не произнес ни слова вслух, но Нелли слегка покраснела, так мне показалось.

- Что ты вообще обо мне вообразил? - пробормотала она сердито. Схватила пачку сигарет, но тут же отбросила ее. - Если у тебя была одна цель: побеседовать о Штруке, - мог бы сказать это внизу.

- Я вовсе не желаю беседовать о Штруке. Просто должен соблюдать осторожность. Я хотел знать, не кроется ли за твоим приглашением что-то с ним связанное.

- При чем тут Штрук? Где он кроется? И вообще, что мне с тобой делать?

- Мы будем спать.

- Спасибо за лестное предложение.

- Ты спросила, хочу ли я спать у тебя наверху, и я ответил: да.

- Ты ответил: я не против.

- Я ответил неправильно. И увидел это по твоему лбу, по морщинкам на лбу. Но где мне было найти правильные слова? Все ведь произошло так быстро.

- Да, все произошло очень быстро. Иногда это происходит чертовски быстро. Кажется, ты намерен лечь в постель прямо в сапожищах?

Я тут же нагнулся и стал развязывать кожаные шнурки на своих башмаках. Но и это ее не устроило.

- Вы какие-то чудные. - Она нажала на кнопку выключателя, и настольная лампочка погасла.

Я испуганно подскочил и взглянул на нее. Было все еще очень светло. Свет фары падал на белые занавески. Я не успел стащить с себя башмаки.

- Что такое? - спросила она.

- Послушай, Нелли, - сказал я. В первый раз я назвал ее по имени, и она это заметила.

- Да?

- Здесь очень сильно пахнет гвоздикой.

- Могу выставить цветы в коридор.

- Нет, я не это хотел сказать. Мне очень нравится запах гвоздик. Они пахнут очень, очень хорошо. Да. Я опять говорю не то. Я хотел сказать, что мы, может быть, не такие уж чудные. Это только кажется другим людям из-за того, что мы не умеем правильно выражать свои мысли. А это происходит потому, что мы мало говорим. Нам нельзя говорить много, слишком опасно. Если есть возможность, мы ограничиваемся двумя словами: "да" и "нет". В наших местах следует избегать всего, из чего стало бы понятно, о чем мы думаем. Ибо мы, разумеется, думаем очень напряженно; поскольку нам не положено говорить, мы, вероятно, думаем больше, чем все остальные люди. Без думанья нам не обойтись, но наше искусство состоит в том, чтобы делать вид, будто мы вообще не думаем. Живи ты с нами, ты была бы такой же. Я почти уверен. Хотя вовсе не легко говорить только два слова: "да" и "нет", - а во всех других случаях держать язык за зубами. Особенно трудно с непривычки. Иногда хотелось бы говорить весь день напролет или всю ночь напролет. Прямо подступает к горлу. Но так не годится, сразу пропадешь. Они только и ждут той минуты, когда человек не выдержит и заговорит. В детстве мы спали с сестрой в одной кровати. Они считали, что мы спим, а мы вместо этого шептались под периной и рассказывали друг другу решительно все. И даже когда мы засыпали, то видели одинаковые сны. В ту пору нам было хорошо, но потом мы подросли, и меня отправили спать на сеновал, а сестра укладывалась в ту же кровать. Теперь, когда она уехала, в кровати сплю я. А она... Я рассказываю все это, чтобы ты меня правильно поняла. Но в сущности, я и сейчас говорю не то, что намеревался сказать. Такие люди, как мы, люди, которые много думают, не смея высказаться, считают, что все другие думают то же самое и что, стало быть, для объяснения вовсе не надобны слова. Поэтому-то все сказанное нами звучит фальшиво, ибо люди ждут от нас совсем иного. Вот и тебя мои речи удивили и даже рассердили, хотя я этого, ей-богу, не хотел. Я выскажу тебе, Нелли, все наперед, пусть это и не будут по-настоящему правильные слова. Прошу тебя, не сердись. Но я не знаю, что из всего этого получится. Да и как это можно знать? Ничего плохого не будет, точно. Почему из этого должно получиться плохое? Моя сестра, как-никак, послала меня к тебе, и поэтому я сразу сказал "да". Но не знаю, знала ли она все, то есть знала ли она, что из этого произойдет. И потом, надо же подумать о тебе тоже. Уж лучше я выскажу все наперед. Возможно, с этим тоже надо считаться, Нелли, потом будет слишком поздно, и ты начнешь удивляться, начнешь злиться, возможно... Да, не исключено, что произойдет вот что: я в тебя влюблюсь...

Потом мы некоторое время лежали тихо. Оба с открытыми глазами. Я понимал, что Нелли напряженно думает. Быть может, у нее опять появились такие же, как и прежде, маленькие морщинки на лбу. Я мог легко стереть их, чувствовал, что во мне скопилось множество слов, целый поток. Но я ждал. Было так приятно нежиться в постели и ждать слов, которые вот-вот сами потекут. Хотя стало жарко. Я бы с удовольствием сбросил с ног одеяло.

- Ты вспоминаешь о своей сестре? - спросила в конце концов Нелли.

- Нет, - сказал я. В эту минуту я не вспоминал о ней. То есть не думал, как думал раньше (так или иначе она постоянно присутствует в моих мыслях). - По-твоему, она умрет от этого?

- Почему она обязательно должна умереть? Хрупкие создания переносят роды часто лучше других женщин. Да, часто так бывает. Даже если родятся двойняшки. Это еще ничего не значит. А может, никакой двойня и не будет. Кто его знает? Я сказала про двойняшек, потому что недавно подумала об этом. Стояла у бакалейщика около прилавка, покупала изюм для сладких пирогов - некоторые мужики просят сладких пирогов, чудно - и тут увидела ее на улице. Она прислонилась животом к витрине, личико у нее было совсем маленькое. Меня она не заметила. Смотрела на товары, выставленные в витрине, а может, еще куда смотрела. Вот у меня и мелькнула мысль. Конечно, от родов помирают, всякое случается. Но никто об этом не думает.