- Наверно, у Майкла.
- К нему вечно все липнет. Священник говорит, что надо обуздывать свои аппетиты. Он приходил к нам обедать.
- И, наверно, пообедал с большим аппетитом.
- Да.
- Сколько он весит, тетя Эм?
- В раздетом виде, - не знаю.
- Ну, а в одетом?
- Порядочно. Он собирается писать книгу.
- О чем?
- О Тасборо. Там была одна, ее сперва похоронили, а потом она жила во Франции, только она была урожденная Фицгерберт. Потом один из них сражался при... как это... Макароне?... Нет, как-то иначе, Августина это нам тоже готовит.
- При Наварине? {а) Сражение при Наварине между соединенным флотом России, Англии, Франции, с одной стороны, и турецко-египетским флотом, с другой (1827).
б) Наварин - рагу из баранины с картофелем, репой и фасолью.} В самом деле?
- Да, но другие говорят, будто его там не было. Священник хочет все это раскопать. Потом был еще Тасборо, которому отрубили голову, а он забыл об этом рассказать. Но священник все разнюхал.
- При каком короле?
- Вот уж не могу запомнить всех этих королей. При Эдуарде Шестом... или Четвертом? Как ты думаешь? Он был Алая Роза {Ссылка на династическую войну Алой и Белой Розы (1455-1485), между потомками английского короля Эдуарда III.}. Потом был еще Тасборо, который женился на одной из нас. Звали его Роланд... а может быть, и не Роланд. Но он сделал что-то необыкновенное, и у него отняли земли. Он был еретиком - что это значит?
- Это значит, тетечка, что при протестантском режиме он был католиком.
- Сперва сожгли его дом. Он упоминается в "Меркуриус Рустикус" или еще в какой-то книжке. Священник говорит, что его очень любили. Дом его жгли два раза, а потом разграбили... или наоборот, не помню. Там был ров с водой. И остался список того, что они взяли.
- Какая увлекательная история!
- Варенье, серебро, кур, белье и как будто зонтик или еще что-то очень смешное.
- Когда все это было?
- В гражданскую войну, Он был роялистом. Вспомнила! Его звали совсем не Роландом, а ее звали Элизабет, в честь тебя, Динни. История повторяется.
Динни задумчиво смотрела на горящее полено.
- Был у них еще и адмирал - при Вильгельме Четвертом, он умер от перепоя, - он, а не Вильгельм! - Но священник говорит, что нет, и хочет доказать это в своей книге. Говорит, будто тот простудился, выпил рому от насморка и окочурился... Где я подцепила это слово?
- Я его иногда говорю.
- Ну да. Видишь, сколько их, не считая всех неинтересных - от самого Эдуарда Исповедника или кого-то там еще. Он хочет доказать, что их род древнее нашего. Какие глупости, правда?
- Ну и ну! - пробормотала Клер. - Кто будет читать такую книгу?
- Как знать! Но это потешит его спесь, да и спать он будет поменьше. А, вот и Алан! Клер, ты не видела, где у меня рос портулак? Пойдем взглянем.
- Тетя Эм, ты бесстыдница, - шепнула ей на ухо Динни, - и это все равно не поможет.
- "Если в первый раз не вышло"... помнишь стишок, который мы повторяли каждое утро, когда были маленькие? Подожди, я надену шляпу, Клер.
Они ушли.
- Значит, ваш отпуск кончается, Алан? - спросила Динни, оставшись наедине с молодым человеком. - Куда вы отправляетесь?
- В Портсмут.
- Это хорошо?
- Могло быть и хуже. Динни, я хочу поговорить с вами о Хьюберте. Ну, а если в следующий раз дело в суде примет дурной оборот, - что тогда?
Лицо Динни как-то сразу застыло, она опустилась на лежавшую у камина подушку и посмотрела на Алана с тревогой.
- Я наводил справки, - сказал он, - дело передается министру внутренних дел, и если через две-три недели он утвердит решение суда, приговоренного тут же вышлют. Думающего отправят через Саутгемптон.
- Неужели это возможно?
- Кто их знает, - хмуро ответил он. - Представьте. себе, что какой-нибудь боливиец убил бы кого-нибудь здесь, у нас, и вернулся домой, разве мы не добивались бы его выдачи и не нажали бы на все пружины?
- Но ведь это бог знает что!
Во взгляде молодого человека она прочла глубокое сочувствие.
- Будем надеяться, что все обойдется; но если дело примет дурной оборот, надо что-нибудь предпринять. Я этого не допущу, и Джин тоже.
- Но что же можно сделать?
Алан обошел холл, заглядывая во все двери, потом, наклонившись к ней, сказал:
- Хьюберт водит самолет, а я, с тех пор как вернулся из Чичестера, тренируюсь ежедневно. Мы с Джин кое-что подготавливаем... на всякий случай.
Динни схватила его за руку.
- Милый мой, это же безумие!
- Не больше чем тысячи вещей, которые делались на войне.
- Но это испортит вам всю карьеру.
- Черт с ней, с карьерой! Смотреть, как вы с Джин будете страдать, может быть, годами, а такого человека, как Хьюберт, погубят подлейшим образом... Еще чего не хватало!
Динни порывисто сжала его руку.
- До этого не может, не должно дойти. И потом, как вы увезете Хьюберта? Он же будет под стражей.
- Не знаю, но буду знать, когда придет время. Ясно одно: если они его туда отправят, его песенка спета.
- Вы с Хьюбертом говорили?
- Нет. Пока еще все неясно.
- Я уверена, что он не согласится.
- Об этом позаботится Джин.
Динни покачала головой.
- Вы не знаете Хьюберта, он на это не пойдет.
Алан ухмыльнулся, и она вдруг поняла, что если этот человек на что-нибудь решился, его уж не собьешь.
- А профессор Халлорсен знает?
- Нет, и не узнает, если не будет крайней необходимости. Но, должен признаться, он славный парень.
Она слабо улыбнулась.
- Да, славный парень, но переросток.
- Динни, а вы, часом, по нем не вздыхаете?
- Нет, дорогой.
- Ну и слава богу!.. Видите ли, - продолжал он, - вряд ли они обойдутся с Хьюбертом, как с обыкновенным Преступником. Может, это облегчит дело.
Динни смотрела на него, затаив дыхание. Эти слова почему-то убедили ее в реальности его замысла.
- Я, кажется, начинаю понимать Зеебрюгге. Но...
- Никаких "но", и не робейте! Пароход приходит послезавтра, и тогда делу снова будет дан ход. Увидимся в суде, Динни. Теперь я должен идти, - у меня сегодня опять полет. Мне просто хотелось, чтобы вы знали, - если все обернется плохо, мы не станем сидеть сложа руки. Передайте привет леди Монт; я ее больше не увижу. Будьте здоровы!
И, поцеловав ей руку, он вышел из холла, прежде чем она успела открыть рот.