- А! Вот хорошо! - раздался голос Халлорсена. - Я боялся, что вас не застану.

Динни подала Халлорсену руку, и они вместе вошли в гостиную Флер, где на фоне мебели в стиле Людовика XV он выглядел, как слон в посудной лавке.

- Я хотел рассказать вам, мисс Черрел, что мне удалось сделать для вашего брата. Наш консул в Ла-Пас заставит этого парнишку Мануэля прислать данное под присягой свидетельское показание о том, как на капитана Черрела было совершено вооруженное нападение; это я уже устроил. Если здесь у людей есть хоть капля здравого смысла, вашего брата оправдают. Я положу конец всей этой идиотской истории, даже если мне придется вернуться ради этого в Боливию.

- Большое спасибо, профессор.

- Не за что! Я теперь на все готов ради вашего брата! Я полюбил его, как родного.

Динни вздрогнула, но в его словах было столько великодушия и душевной теплоты, что она почувствовала себя маленькой и ничтожной.

- Вы сегодня плохо выглядите, - сказал он вдруг. - Если вы чем-нибудь расстроены, скажите, я все улажу.

Динни рассказала ему о возвращении Ферза.

- Эта очаровательная дама! Как жаль! Но, может быть, она его любит, тогда со временем ей станет легче.

- Я собираюсь переехать к ней.

- Молодчина! А что, этот капитан Ферз не опасен?

- Мы еще не знаем.

Он сунул руку в задний карман и вытащил крошечный револьвер.

- Положите эту штуку в сумочку. Самый маленький револьвер на свете. Я купил его специально для Англии, - ведь у вас не принято ходить с оружием.

Динни рассмеялась.

- Спасибо, профессор, но у меня он непременно выстрелит совсем некстати. И даже в случае опасности было бы нечестно им воспользоваться.

- Верно! Мне это не пришло в голову. Но это верно, Человек, которого постигло такое несчастье, имеет право на сочувствие. Но мне не нравится, что вы будете подвергать себя опасности.

Помня наставления Флер, Динни храбро спросила:

- Почему?

- Потому, что вы мне очень дороги.

- Это так мило с вашей стороны; но должна вас предупредить, профессор, что на брачной бирже я не котируюсь.

- Всякая женщина котируется, пока не вышла замуж.

- Кое-кто полагает, что она только тогда и начинает котироваться.

- Знаете, - серьезно сказал Халлорсен, - лично я не признаю измен. Я стою за честную игру в отношениях между мужчиной и женщиной, как и во всем остальном.

- От души желаю вам найти честного партнера.

Он выпрямился во весь рост.

- Я его уже нашел. Имею честь просить вашей руки, и, пожалуйста, не говорите сразу "нет".

- Если вы стоите за честную игру, профессор, я должна сказать - "нет".

Она увидела, как его голубые глаза затуманились, точно от боли, и ей стало его жаль. Он подошел к ней поближе, возвышаясь над ней, как гора, - ее даже дрожь пробрала.

- Вас смущает, что я американец?

- Я сама не знаю, что меня смущает.

- Может, вы все еще на меня сердитесь из-за брата?

- Не знаю.

- Но вы мне позволите надеяться?

- Нет. Поверьте, я польщена и благодарна. Но... нет.

- Простите, вы любите другого?

Динни покачала головой.

Халлорсен замер, на лице его было написано недоумение, потом оно прояснилось.

- Наверно, я вас еще не заслужил, - сказал он. - Мне надо вас заслужить.

- Я этого не стою. Просто я к вам ничего не чувствую.

- У меня чистые руки и чистое сердце.

- Не сомневаюсь; я восхищаюсь вами, профессор, но я никогда вас не полюблю.

Халлорсен отступил, словно не доверяя своей выдержке, и отвесил ей глубокий поклон. Во всем его облике было столько благородства, что она невольно им залюбовалась. Наступило долгое молчание.

- Ну что ж, слезами горю не поможешь, - сказал он наконец, располагайте мною, как вам будет угодно. Я ваш покорный слуга. - И, круто повернувшись, вышел.

Внизу хлопнула дверь, и Динни почувствовала комок в горле. Ей было больно оттого, что она причинила ему боль, но она испытывала и облегчение такое, какое испытываешь, когда тебе перестает угрожать что-то огромное, стихийное, первобытное. Динни постояла перед зеркалом, злясь на себя, словно она только сейчас обнаружила, какие у нее чувствительные нервы. Как мог большой, красивый, пышущий здоровьем человек полюбить это существо с рыбьей кровью, эту спичку, которую она видела сейчас в зеркале? Да ведь он может убить ее одним щелчком. Не это ли ее и оттолкнуло? Своим ростом, своей силой, своим румянцем и звучным голосом он как бы олицетворял безбрежный простор его прерий. Смешно, глупо, может быть, но это и в самом деле ее отталкивало. Ее место здесь, в ее мире, а совсем не среди таких, как он. Если поставить их рядом, они будут выглядеть просто смехотворно. Она все еще стояла, невесело улыбаясь, перед зеркалом, когда приехал Адриан.

Динни порывисто повернулась к нему. Трудно было представить себе больший контраст с недавним посетителем. Она поглядела на этого совсем не цветущего, немолодого, умного, мягкого и глубоко встревоженного человека - и сразу как-то успокоилась. Динни поцеловала его.

- Я переезжаю к Диане и хотела перед этим тебя повидать.

- Ты в самом деле туда едешь?

- Да. Ты, наверно, не обедал и чаю не пил... - Она позвонила. - Кокер, принесите мистеру Адриану...

- Пожалуйста, коньяку с содовой, Кокер.

- Теперь рассказывай, дядя, - сказала она, когда он проглотил коньяк.

- Боюсь, Динни, что на них не очень-то можно положиться. По их мнению, Ферзу лучше вернуться в клинику. Но я не пойму, зачем это нужно, пока он ведет себя нормально. Они отрицают возможность его выздоровления, но не могут припомнить у него ни одного ненормального поступка за последние недели. Я разыскал его служителя и расспросил его. По-моему, это порядочный человек; он мне сказал, что в данный момент Ферз так же здоров, как он сам. Но беда в том, что Ферз однажды уже поправился - он был здоров три недели, а потом все началось снова. Этот парень считает, что если что-нибудь выведет Ферза из равновесия, - например, если ему будут перечить, - он заболеет опять, и, может быть, еще хуже. Просто ужас.

- А он не буйный, когда у него приступ?

- Буйный, но это какое-то мрачное буйство, направленное больше против себя, чем против других.

- А они не попробуют взять его обратно силой?