- Значит, у нас верных четыреста фунтов в год, люди женятся, не имея и этого. А потом у нас будет больше. Конечно, мы можем обвенчаться. Где?

У Хьюберта перехватило дыхание.

- В войну, - сказала Джин, - люди женились, не откладывая, жениха ведь могли убить. Поцелуй меня еще.

Она обняла его за шею, и у Хьюберта совсем захватило дух. Так их и застала Динни. Не меняя позы, Джин объявила:

- Мы поженимся, Динни. Как это лучше сделать? Зарегистрироваться? Оглашение в церкви - такая долгая история.

Динни даже рот раскрыла.

- Вот не думала, Джин, что ты сделаешь ему предложение так скоро.

- Пришлось. Он просто набит рыцарскими предрассудками. Отцу, конечно, регистрация не понравится; лучше, пожалуй, запастись специальным разрешением. Для этого надо прожить на одном месте пятнадцать дней.

Хьюберт отстранил ее от себя.

- Не шути, Джин.

- А я и не шучу. Если мы возьмем разрешение, никто и знать ничего не будет заранее. Нам никто не помешает.

- Что ж, - спокойно сказала Динни, - наверно, ты права. Не надо откладывать того, чего все равно не миновать. Думаю, что дядя Хилери вас обвенчает.

У Хьюберта опустились руки.

- Обе вы рехнулись!

- Нечего сказать, вежливо, - откликнулась Джин. - Мужчины ужасно смешные; хотят, добиваются, а стоит им это предложить - начинают кудахтать, как наседки. Кто такой этот дядя Хилери?

- Священник прихода святого Августина-в-Лугах; приличия его мало заботят.

- Отлично! Завтра же поезжай в Лондон, Хьюберт; остановишься у себя в клубе. Мы приедем следом. А где мы будем жить, Динни?

- Надеюсь, Диана нас приютит.

- Тогда все в порядке. Придется по дороге заехать в Липпингхолл, захвачу кое-какие вещи и повидаюсь, с отцом. Посажу его стричь, да тут ему все и выложу, - он и пикнуть не успеет. Алан поедет с нами; нужен будет шафер. Динни, объясни Хьюберту.

Оставшись наедине с братом, Динни сказала:

- Она удивительная девушка, Хьюберт, и вовсе не сумасшедшая. Все это очень стремительно, но, пожалуй, разумно. У Джин никогда не было денег, так что хуже ей не будет.

- Дело совсем не в этом. Надо мной словно что-то нависло, а теперь нависнет и над ней.

- И будет висеть, даже если ты заупрямишься. На твоем месте я бы согласилась. Отец возражать не станет. Она ему нравится, и он предпочтет, чтобы ты женился на девушке из хорошей семьи и с характером, чем на деньгах.

- Как-то неприлично... такая спешка, - пробурчал Хьюберт.

- Но зато какая романтика; люди не успеют обсудить, правильно ты сделал или нет, а после все это примут, как должное, так всегда бывает.

- А что скажет мама?

- Если хочешь, я с ней поговорю. Она, наверно, не будет против, - ты же не поступаешь, как теперь принято, не женишься на какой-нибудь певичке. Мама просто в восторге от Джин. И тетя Эм и дядя Лоренс тоже.

Лицо Хьюберта прояснилось.

- Тогда решено. Даже не верится. И в конце концов чего мне стыдиться?

Он подошел к Динни, поцеловал ее с несвойственной ему пылкостью и выбежал из комнаты. Динни осталась одна в бильярдной, чтобы поупражняться в коротком ударе. Несмотря на внешнее спокойствие, она была очень взволнована. Объятие, которое она нечаянно застала, было таким страстным, а сама Джин такой странной смесью темперамента и выдержки, раскаленной лавы и стали, она была такой властной и в то же время такой до смешного юной. Неизвестно, что из этого выйдет, но Хьюберт уже стал совсем другим человеком. И в то же время Динни отчетливо сознавала, что такие порывы ей самой глубоко чужды. Нет, она не отдаст своего сердца второпях. Как говаривала ее старая няня-шотландка: "Наша мисс Динни сперва семь раз отмерит, а уж потом отрежет". Ей-богу же, она нисколько не гордится своим "чувством юмора, не лишенным остроумия, которое окрашивает, а иногда выхолащивает все остальное". Наоборот, она завидует экспансивности Джин, прямодушию Алана, кипучей энергии Халлорсена. Но и у нее есть свои хорошие стороны... И она с улыбкой отправилась в комнаты матери.

Динни нашла леди Черрел в небольшом кабинете рядом со спальней - она шила муслиновые мешочки для душистой вербены, которая росла вокруг дома.

- Родненькая, - сказала Динни, - приготовься к легкому потрясению. Помнишь, я говорила, что хотела бы найти идеальную невесту для Хьюберта? Так вот, она нашлась: Джин только что сделала ему предложение.

- Динни!

- Они обвенчаются, как только смогут, по особому разрешению.

- Но...

- Вот именно, родненькая. Поэтому завтра мы едем в город; Джин и я поживем у Дианы, пока все не будет кончено. Хьюберт скажет отцу.

- Но, Динни, постой...

Динни перешагнула через гору муслина, опустилась на колени и обняла мать.

- Я взволнована не меньше тебя, - сказала она, - хоть и немного иначе ведь не я его родила. Но, мамочка, ей-богу же, все будет хорошо. Джин удивительное создание, а Хьюберт влюблен в нее по уши. Ему это пошло на пользу, а уж она постарается, чтобы он чего-то в жизни добился.

- А деньги?

- Они на папу не рассчитывают. Как-нибудь сведут концы с концами, а детей рожать сразу не обязательно.

- Пожалуй. Но все это так неожиданно. К чему такая спешка?

- Чутье подсказало, - прижав к себе худенькое тело матери, добавила Динни, - а у Джин его хоть отбавляй. Хьюберт сейчас и правда в очень трудном положении, мама.

- Да, это меня пугает, и я знаю, что отца тоже, хоть он ничего и не говорит.

Ни та, ни другая не захотели высказать свою тревогу откровеннее, и они принялись совещаться, где поселить влюбленную пару.

- Но почему бы им не пожить здесь, пока все не устроится? - спросила леди Черрел.

- Им будет интереснее мыть посуду самим. Самое важное сейчас - занять чем-нибудь Хьюберта.

Леди Черрел вздохнула. Да, ни писание писем, ни садоводство, ни заботы по хозяйству, ни заседания деревенских благотворительных комитетов, конечно, нельзя назвать интересным занятием, а для молодежи, которая не делает и этого, Кондафорд покажется уж совсем тоскливым.

- Да, развлечений у нас тут мало, - сказала она.

- Вот и слава богу, - пробормотала Динни, - но я чувствую, что Хьюберту сейчас нужна более бурная жизнь, и он найдет ее с Джин в Лондоне. Они могут снять дешевую квартиру. Это ведь ненадолго. Словом, мамочка, сделай вечером вид, будто ты ничего не знаешь, а мы будем знать, что ты знаешь. И у всех на душе будет спокойнее.