Адриан пришел за полчаса до обеда и поднялся в детскую на верхнем этаже. Француженка-гувернантка поила детей на ночь молоком с сухариками; они встретили Адриана с восторгом и потребовали, чтобы он рассказывал дальше сказку, которую начал в прошлый раз. Француженка, уже умудренная опытом, удалилась. Адриан уселся и, глядя на сияющие детские лица, начал с того места, где остановился.

- Так вот, лодочник был громадный детина, весь коричневый от загара; его выбрали за силу, - ведь берег здесь кишмя кишел белыми единорогами.

- У-у! Дядя Адриан, единорогов не бывает.

- В то время они были, Шейла.

- Куда же они подевались?

- Теперь остался только один, - он живет там, куда белому человеку не добраться из-за мухи "бу-бу".

- А что такое муха "бу-бу"?

- Муха "бу-бу", Рональд, залезает человеку в тело и разводит там мушек.

- Да ну?

- Так вот, когда вы меня перебили, я рассказывал, что берег кишмя кишел единорогами. Лодочника звали Маттагор, и вот как он справлялся с единорогами. Заманив их на берег охапкой кринибобов...

- А что такое кринибобы?

- Они похожи на клубнику, а вкус у них, как у морковки.... Лодочник подкрадывался к ним сзади...

- Если он заманивал их кринибобами, значит, он был впереди; как же он мог подкрадываться сзади?

- Он нанизывал кринибобы на веревку из древесного волокна и развешивал их в ряд между двумя заколдованными деревьями. Как только единороги принимались щипать кринибобы, он появлялся из-за кустов босиком, совершенно бесшумно и попарно связывал их хвостами друг с другом.

- Но они же чувствовали, что им связывают хвосты!

- Нет, Шейла, белые единороги хвостами ничего не чувствуют... Потом он опять прятался в кусты, щелкал языком, и единороги бросались бежать куда попало.

- А хвосты у них не отрывались?

- Никогда. В том-то вся и хитрость, - ведь лодочник любил животных.

- Наверно, единороги больше никогда не приходили?

- Вот и не угадал, Рони. Они так любили кринибобы!

- А он ездил на них верхом?

- Да, иногда он вскакивал на спины двух единорогов и уносился в джунгли, стоя одной ногой на спине одного, а другой - на спине другого; да еще посмеивался в кулак. Сами понимаете, что под охраной такого человека лодки были в безопасности. Сезон дождей еще не начался, сухопутных акул кругом было не так уж много, и экспедиция совсем уже собралась в путь, когда...

- Что - когда, дядя Адриан? Это ведь только мамочка.

- Рассказывайте, Адриан.

Но Адриан молчал; взгляд его был прикован к той, которая к ним приближалась. Потом, с трудом отведя глаза, он посмотрел на Шейлу и продолжал:

- Теперь я должен вам объяснить, почему так важна была луна. Они не могли выступить в поход прежде, чем не увидят, как молодая луна выплывает им навстречу сквозь заколдованные деревья.

- А почему?

- Об этом я и хочу рассказать. В те дни люди, а в особенности племя воттакмолодцов, поклонялись всему, что красиво: такие красивые вещи, как мама, рождественские псалмы или молодые картофелинки очень им нравились. И прежде, чем что-нибудь сделать, они ждали знамения,

- А что такое знамение?

- Вы знаете, что такое воскресенье, - оно бывает в конце, после пятницы и субботы, а знамение бывает в начале, - оно приносит счастье. И знамение обязательно должно быть красивое. А молодая луна до начала сезона дождей была красивее всего на свете; вот они и ждали, чтобы луна вышла им навстречу сквозь заколдованные деревья, - как мама вышла к нам сейчас из той комнаты!

- Но у луны нет ножек.

- Нет, она плывет. И вот однажды вечером она выплыла к ним, такая прекрасная и стройная - самая красивая на свете, и глаза ее так сияли, что все сразу поняли - экспедиция будет удачной. Они пали перед луной ниц и воскликнули: "Знамение! Не покидай нас, и мы пройдем через пустынные пески и воды, с отражением твоего сияния в глазах и будем счастливы твоим счастьем во веки веков. Аминь!" И с этими словами все они уселись в лодки, воттакмолодцы с воттакмолодцами, воттакфеи с воттакфеями. А молодая луна осталась там над верхушками заколдованных деревьев, благословляя их ласковым взглядом. Но один человек отстал. Это был старый воттакмолодец, который полюбил луну так сильно, что забыл все на свете, и он пополз к ней, надеясь хоть коснуться ее ног.

- Но ведь у луны нет ног!

- Он-то думал, что есть, - она ему казалась женщиной из серебра и слоновой кости. Вот он полз и полз мимо заколдованных деревьев, но так и не мог ее достать, - ведь это была луна.

Адриан умолк, и наступила тишина. Потом он сказал:

- Продолжение следует, - и вышел из комнаты. В холле его нагнала Диана.

- Адриан, вы мне портите детей. Разве вы не знаете, что басни и сказки больше не должны отбивать интерес к технике? После вашего ухода Рональд спросил: "Дядя Адриан и правда верит, что ты луна, мамочка?"

- А вы как ответили?..

- Уклончиво. Но они ужасно хитрые.

- Что ж, спойте мне "Водоноса", пока нет Динни и ее кавалера.

Она пела, а Адриан не сводил с нее восторженных глаз. Голос у нее был хороший, и она отлично спела эту старинную тоскливую песню. Едва умолк последний звук, как горничная доложила:

- Мисс Черрел. Профессор Халлорсен.

Динни вошла с высоко поднятой головой, и Адриан отметил про себя, что взгляд ее не предвещает ничего хорошего. Он видел такие глаза у школьников, когда они собирались дать трепку новичку. За ней вошел Халлорсен, пышущий здоровьем и чересчур высокий для этой маленькой гостиной. Когда его представили Динни, он низко поклонился.

- Ваша дочь, господин хранитель музея?

- Нет, племянница; сестра капитана Хьюберта Черрела.

- Вот как? Считаю за честь с вами познакомиться, мисс Черрел.

Адриан заметил, что, встретившись взглядом, они не сразу смогли отвести друг от друга глаза.

- Как вам нравится гостиница Пьемонт, профессор? - спросил он.

- Готовят отлично, но там слишком много нашего брата, американца.

- Прилетели целой стаей?

- Да. Недельки через две мы снимемся и улетим.

Динни, воплощенную английскую женственность, сразу же взбесил цветущий вид здоровяка Халлорсена, да еще по сравнению с изможденным Хьюбертом. Она села рядом с этим олицетворением мужества с твердым намерением выпустить в его толстую шкуру весь запас своих стрел. Однако он принялся разговаривать с Дианой, и она, еще не кончив есть бульон с черносливом, поглядела на него исподтишка и решила изменить тактику. Все же он - иностранец и гость, а она - девушка воспитанная. И тихая вода берега подмывает, подумала Динни. Она не выпустит своих стрел; напротив, она "очарует его улыбкой и лестью" {Из стихотворения Льюиса Кэррола (1832-1898), английского детского писателя.}; это будет куда вежливее по отношению к Диане и дяде Адриану и в конечном счете стратегически выгоднее. С коварством, достойным поставленной цели, она дождалась, пока он не завяз в проблемах английской политики, - по-видимому, он считал политику одной из самых важных сторон человеческой деятельности, и, кинув на него взгляд, достойный кисти Боттичелли, сказала: