Я. Да, знаю...

Катакази. Есть сведения, что, несмотря на высочайший запрет посещать Петербург, он его украдкой посещает и бывает у вас.

Я (в замешательстве). Как вам сказать... Я слышал, что он как-то был в Петербурге, да... не упомню сейчас, от кого слышал...

Катакази. Да это и не важно... Он был, был и у вас...

Я. Ну, знаете...

Катакази. Вы запамятовали: он был у вас, тем более что вам в вашем затворничестве хочется иногда поделиться с кем-нибудь, а кроме него, людей достойных, с вашей точки зрения, вокруг вас нет...

Я. Это фантазии, и это не имеет отношения к мнимому маркизу. Тем более что у меня много друзей.

Катакази. Это не фантазия, а цепь логических умозаключений.

Я (упрямо). Это вздор.

Катакази. Слово, которое не может служить аргументом.

Я. Мы затягиваем беседу...

Катакази. Войдите в мое положение: в бумагах Третьего отделения значится, что маркиз Труайя посещал вас два года назад, в январе сорок шестого года. Это известно достоверно. Я не настаиваю, что он и нынче проживает у вас, но, ежели он значится, стало быть, он был? (Смеется.) Войдите же в мое положение: я должен закрыть это дело и не могу. Теперь, когда Франция подарила нас такими событиями, да и вся Европа бурлит и бесчинствует, дело маркиза Труайя приобретает новый оттенок... Войдите в мое положение...

Я. Я был бы рад хоть в чем-то содействовать вам, но это все такой вздор...

Катакази. Мы не утверждаем, что вы разделяете его воззрения, упаси бог; просто он заглянул на часок, ошибся адресом, молчал, пил кофий, исчез, ну, что хотите, лишь бы закрыть дело...

Я. Но это несусветица какая-то...

Катакази. Вам следует лишь подтвердить, что он был, и все. Мы закрываем дело, и все...

Я. Вы просто смеетесь надо мной.

Катакази. До смеха ли тут? Я умоляю вас войти в мое положение! Вам это ничего не стоит, а у меня гора с плеч.

Я. Если эта пустая формальность может вас...

Катакази (оживленно). Вот именно... Но из-за нее уже несколько лет я испытываю всяческие сложности по службе.

Я. Черт возьми, извольте же: был проездом, задержался на полчаса, чинил колесо брички...

Катакази. Великолепно, только не колесо, князь, ибо это происходило зимой, в январе, если вы помните...

Я (распоясываясь). Ладно, извольте, полоз саней, кнутовище, дышло, колокольчик, нельзя же без колокольчика. Французский колокольчик!.. Подковывали коренную, пристяжную, делали компресс кучеру, пустили кровь маркизу...

Катакази. Вот вы смеетесь, а у меня гора с плеч. Теперь мы закроем это проклятое дело, и все. Кстати, князь, не мешало бы вам, это мой дружеский совет, впредь, ежели, скажем, появится этот таинственный маркиз, ну, мало ли что может с ним еще случиться, послать к нам вашего человека, чем вы очень обяжете нас, да и себя избавите от излишних хлопот. (Совершенно обнаглев.) Лично я стараюсь не допустить о себе всяких предосудительных мнений...

Я. Вы позволяете себе поучать меня...

Катакази. Помилуйте, и в мыслях не держал. Я вам так признателен, так признателен... вы меня очень выручили. Вы просто меня спасли. (И вот он поднялся, чтобы удалиться.) Что ж делать, князь? В моем положении выбирать не приходится... Я не могу, ваше сиятельство, позволить себе удовольствие думать только о душе. Для вас, может быть, все это сущая безделица, а для меня служба, как говорится, мать, а мундир - отец родной... Прошу прощения за беспокойство... (Уже в дверях.) Да, кстати, простое любопытство, вот знакомый вам господин Колесников... как вам его сочинения?

Я. Что-то не припомню такого.

К а т а к а з и. Колесникова? Помилуйте... Ну литератор, пишет в журналах...

Я. Нет, нет... Не припоминаю...

Катакази. Странно. А он-то вас знает...

Я (вспомнил салон господина Свербеева, две замерзшие ноги). А-а-а, ну как же... да, мы незнакомы. Случайная встреча... А что, господин поручик, вы... я, признаться, не читал его сочинений... а вы хотели что-нибудь... я вообще современных журналов не читаю. Хотя он показался мне довольно любопытным созданием...

Катакази (оживленно). Вот именно, вот именно! Действительно любопытное... В одной из его статей проскользнуло мнение... э-э... ну, там была такая деталька... ну, как бы... в общем, намек на то, что некая сила вторгается в искусство с целью его искоренения...

Я. Вам виднее. Уж если вы с ним так накоротке... Я статей не читаю.

Катакази. Да ведь я так... Не дай бог вам с ним заговорить заговорит. (Смеется.) Апломб, дурные манеры... Вы не находите?

...Вдруг он принялся от меня отдаляться, отдаляться, исчезать, погружаться в небытие. Когда я очнулся, его уже не было ни в комнате, ни, кажется, в доме. Я понял, что со мной произошла опять та самая дурнота, над которой я, пользуясь ее длительным отсутствием, уже посмеивался как победитель. Вот так штука! Где же искать спасения?.. А что, если доктор Моринари одним движением руки смог бы меня исцелить?.. О, поздние сожаления!"

"19 октября...

Ничто не проходит без последствий. Оказалось, что и эта нелепая сцена с поручиком имела свое продолжение. Я получил письмо.

"Ваше сиятельство!

Считаю своим долгом еще раз поблагодарить Вас за Ваши удивительные благородство и щедрость, с которыми я имел честь познакомиться, будучи у Вас третьего дня с официальным визитом. Признаюсь, лишь на короткое мгновение у меня возникла возмущающая мое достоинство мысль о попытке с Вашей стороны подкупить должностное лицо. Повторяю: лишь на короткое мгновение, ибо Вы предложили мне деньги с такой искренностью и так по-дружески, что подозревать Вас было бы подлым, а не принять денег значило бы оскорбить Вас в лучших намерениях.

Я поражен Вашей проницательностью: как Вы могли угадать, что я и моя семья находимся в крайности, почти бедствуем!

Отныне я считаю себя Вашим должником и финансовым и духовным и уповаю на бога в надежде, что он предоставит возможность мне доказать Вам это в самом ближайшем будущем.

Всегда готовый к услугам,

Вашего сиятельства покорный слуга

поручик Катакази Тимофей".

Так вот, оказывается, чем кончился наш разговор! Я в припадке идиотизма всучил ему бумажник с ассигнациями, а он не решился мне отказать. Впрочем, боюсь, что он все-таки принял эти деньги как выкуп за мое спокойствие. И то дело!.. Кстати, денег было, как я помню, триста рублей! Не слишком ли много для одной паршивой Катакази?"