"Что же заставляет вас шпионствовать?" - хотел спросить Мятлев, но не спросил.

Суконная занавеска дрогнула, распахнулась, из-за нее показался человек, одетый самым неподобающим образом. Он был в темно-зеленом форменном сюртуке, распахнутом и лишенном рукавов, однако без панталон, вместо которых было черное, установленное регламентом исподнее, и босой. Широкое, гладко выбритое его лицо дышало здоровьем, мясистые губы улыбались, маленькие умные глаза глядели проницательно.

- Я услыхал "князь Мятлев" и не удержался, чтобы не выйти из своего тайника,- проговорил он с неторопливым достоинством.- Я наслышан о вас...и поклонился.- Колесников Адриан Симеонович, коллежский секретарь канцелярии коннозаводства, очень рад. Не приходилось ли читать моих сочинений по журналам?.. Не могу похвастаться широкой известностью, однако имею почитателей среди читателей,- и засмеялся с хрипотцой.

Ни господин Свербеев, однако, ни его простуженная дама не удивились появлению полураздетого литератора, и, пока он, пользуясь замешательством Мятлева, рассказывал о своих подвигах и знакомствах, они стояли, не шевелясь, не произнося ни слова.

Босые ноги литератора, видимо, мерзли, он, как кирасирский конь, приплясывал на месте, исповедуясь перед оторопелым собеседником.

- О вас, князь, ходят всевозможные слухи, один фантастичнее другого, но лично я не придаю им значения. Для меня лично вы в прошлом друг нашего печальною гения, не правда ли?.. Я удивляюсь, почему вы до сих пор не удосужились написать своих воспоминаний, хотя в нынешних, скажем, не совсем благоприятных условиях вряд ли их можно было бы издать, не так ли? Присядем,- и он указал Мятлеву на кресло тем легким и непререкаемым движением руки, которому трудно не уступить.- Конечно, всякую неблагоприятность и даже нелепицу можно весьма просто объяснить государственными причинами, да так объяснить, что вы и спорить не решитесь. Можно ведь, например, запретить пить кофий по утрам, сославшись на государственные причины, и вы не будете пить и даже сумеете себя убедить, что это действительно необходимо, не так ли? Все есть государственная причина, глубокая тайна, не постижимая разумом обывателя... Да, кстати, некий попечитель договорился вывести в России романы, чтобы никто не читал романов! Это обсуждается... Каково?

Меж тем, не получая отпора, руки господина Свербеева продолжали действовать, определяя что-то одному ему известное в одежде князя, он отклонялся, прищурившись, воображал, фантазировал, и по его тоскливому лицу пробегали волны вдохновения и страсти.

"А ведь он не лгун,- с симпатией подумал Мятлев, глядя на босые ноги господина Колесникова.- Какой милый человек. И все у него так просто, а ему все так ясно, что его и обидеть-то грех".

- Лично я хотел бы увидеть ваши мемуары. Могу, если хотите, порекомендовать несколько журналов, кроме, разумеется, "Северной пчелы". Да вы и без меня в курсе, конечно. Вот, к примеру, "Современник". Некрасов висит на волоске, но делает свое дело...

- Какое дело? - спросил Мятлев.

Колесников засмеялся с видом заговорщика. Пальцы на его ногах совсем скрючились и посинели. За суконной занавеской позванивала посуда и топали чьи-то сапоги.

- Какое дело? - сказал Колесников с удовольствием.- А вот взгляните-ка, извольте-ка: известные вам события в Европе заставили нас изрядно поволноваться, так что мы, и так давно находясь в арьергарде, откатились черт знает куда... Принято считать, что события в Европе результат чтения книг и увлечения науками, а посему, чтобы у нас избежать всяких катаклизмов, следует науку и чтение по возможности упразднить!..

- Вы думаете? - растерянно спросил Мятлев.

- Да, так думают те, кто именуют себя патриотами, тогда как истинные патриоты стараются из последних сил противодействовать этим пагубным мнениям и даже действиям... Не так ли? - И зашептал: - Невежество возводится в систему... Меж тем как события в Европе...

- Какие события? - спросил Мятлев.- Что вы имеете в виду?..

Тут Колесников откровенно рассмеялся и ударил пятками об пол. Посуда за занавеской отозвалась звонче. В убогом салоне теперь никого, кроме них, не было.

- Вы шутник, князь,- сказал Колесников, озираясь,- а то, что Европа, не выдержав произвола, подняла голову, это что по-вашему?.. Я имею в виду революцию, князь...

- Вы хотите, чтобы и у нас?..- сказал Мятлев, еще не совсем понимая направление мыслей литератора.

- Можно подумать, что вы защитник произвола,- обиженно произнес Колесников, растирая пальцы ног руками.

- Я в этом мало смыслю,- улыбнулся Мятлев.- Разве вас лично не устраивает существующий порядок вещей?

- Помилуйте, князь,- сказал Колесников, ударяя об пол ногами, будто это они вели разговор,- дело не во мне, а в государстве, которое некогда рождало Пугачевых и многих других...

- Лично я Пугачевых боюсь,- сказал Мятлев ногам литератора.

- Князь,- воскликнул Колесников с недоверием,- не из обскурантов ли вы?.. Когда мы задыхаемся в невежестве, стонем под палками, теряем человеческое достоинство, когда произвол во всем и всюду, говорить такое... Или вы одобряете это?

- Нет, я этого не одобряю,- сказал Мятлев твердо,- но я не знаю, как поступить... как лучше. Что нужно, я не знаю... Не уверен...

- Лучше сражаться среди немногих хороших людей против множества дурных, чем среди множества дурных против немногих хороших! - выкрикнул Колесников.

- Это Антисфен,- засмеялся Мятлев.- Вы его знаете?

- Я знаю и кое-что еще,- огорченно вздохнул Колесников и пошевелил окоченевшими пальцами.

- Государства гибнут, потому что не умеют отличить хороших людей от дурных,- сказал Мятлев и подумал: "Господи, как не хочется наряжаться в черное исподнее и в темно-зеленый вицмундир и делать вид, что ты приносишь обществу пользу..."

Господин Свсрбеев притащил штуку темно-зеленого сукна, лихо швырнул ее в кресло, разматывая, и свободный конец бросил князю через плечо, словно наряжал его в тогу, и снова отклонился, определяя, не бледнит ли...

- Прошу прощения,- сказал внезапно Колесников, густо краснея,- я не понимаю, как это...- Он пошевелил пальцами голых ног, с удивлением их разглядывая.- Вот ведь зарапортовался!.. Стыд-то какой!.. - Он вскочил и грузно поскакал к занавеске, из-за которой выходила простуженная дама.Пардон, князь, как это я так?..- И уже из-за занавески:- Проклятый наряд должен быть готов к завтрашнему утру... Ах ты, господи... Так вы, если надумаете, не побрезгайте моими услугами: я вас мигом сведу с издателями, как вам будет угодно... Ах ты, господи, мундир-то почти готов, это ведь так, прикидочка была... и я босой и, наверное, застудился... А вы, значит, так думаете?.. Неужели же мы не можем определить человека: хороший он или дурной? Или мы должны уподобиться принцу Ольденбургскому, который, например, не благоволит к одному моему знакомому, и знаете за что? Вот вы послушайте: он встретил моего знакомого на каком-то университетском торжестве и сделал ему выговор за то, что у того был черный галстук, а не белый, как это предписано уставом. И знаете что? В глазах принца это выглядело опасным свободомыслием. Вот как... Вы подумайте...