В лазури растворился и исчез.

Мчись, летун мой белоногий!

Скалы, коршуны - с дороги!

Тут, от закатных отделясь лучей,

Вдруг облак полетел за мной на крыльях белых:

Прослыть в небесных захотел пределах

Таким гонцом, каким был я в песках степей.

Спустившись, он повис над головой моею

И свистнул мне, в лучах закатных пламенея:

"Стой! Умерь ты прыть свою!

Зной сожжет тебя тлетворный;

Не прольется благотворный

Дождь на голову твою.

Там ручей не отзовется

Серебром своих речей;

Там голодный суховей

Пьет росу, чуть та прольется".

Я все вперед лечу, не слушая угроз.

Усталый облак стал на небесах метаться,

Все ниже головой склоняться...

Потом улегся на утес.

Я оглянулся - он не превозмог бессилья,

На небо целое его опередил я,

Он видел издали, что в сердце он таил:

Побагровев от злобы волчьей,

От зависти налившись желчью,

Он почернел, как труп, и в горы пал без сил.

Мчись, летун мой белоногий!

Степи, тучи - прочь с дороги!

Огляделся я кругом:

На земле и небосклоне

Уж никто не смел в погоню

За моим лететь конем.

Тут объятой сном природе

Не слыхать людских шаг.ов;

Тут стихии без оков

Спят, как звери на свободе,

Что укрыться не спешат,

Человечий встретив взгляд.

Глядь! Я не первый тут! Какие-то отряды

Там за песчаной прячутся оградой.

Кочуют ли они иль вышли на разбой?

Какой пугающей сверкают белизной!

Взываю к ним, - в ответ молчанье. Трупы это!

Здесь караван погиб, засыпанный песком.

И дерзкий ураган отрыл его потом.

Верблюды, всадники - с того пришельцы света.

Между голых челюстей,

Сквозь широкие глазницы,

Мне конец пророча дней,

Медленно песок струится:

"Бедуин, вернись назад!

Ураганы там царят".

Я не ведаю тревоги.

Мчись, летун мой белоногий!

Ураганы - прочь с дороги!

Тут африканский смерч, пустыни властелин,

Блуждая по сухим волнам ее стремнин,

Заметил издали меня. Он, изумившись,.

Остановил свой бег и крикнул, закружившись:

"Что там за вихрь? Не юный ли мой брат?

Как смеет он, ничтожный червь на взгляд,

Топтать мои наследные владенья?"

И - пирамидою - ко мне в одно мгновенье.

Увидев смертного с душой, где не жил страх,

Ногою топнул он с досады,

Потряс окружных гор громады

И, словно гриф, сдавил меня в своих когтях.

Жег меня огнем дыханья,

Из песка до неба зданья

Возводил биеньем крыл

И на землю их валил.

Не сдаваясь, бьюсь я смело,

Чудище в объятьях жму,

Ярыми зубами тело

Тороплюсь разгрызть ему.

Столбом хотел уйти на небо смерч сыпучий,

Но нет! Дождем песка рассыпавшись, упал,

И, словно городской широкий вал,

У самых ног моих лег труп его могучий.

Вздохнул свободно я и поднял к звездам взор.

Очами золотыми все светила

Послали мне привет в земной простор,

Мне одному: кругом безлюдие царило.!.

Как сладостно дышать всей грудью, полной силой!

Казалось мне, во всей полуденной стране

Для легких воздуха не хватит мне.

Как сладостно глядеть вокруг! С безмерной силой

Я напрягаю восхищенный взор,

И убегает он все дале, дале,

Чтобы вобрать в себя земные дали

И улететь за кругозор.

Как сладко обнимать красу природы милой!

Я руки с нежностью вперед простер,

И мнится мне: от края и до края

Весь мир к своей груди я прижимаю.

В безбрежную лазурь несется мысль моя,

Все выше, в горние незримые края,

И вслед за ней душа летит и в небе тонет,

Так, жало утопив, пчела с ним дух хоронит.

1828, Петербург

Фарис - всадник, почетное звание у арабов-бедуинов, означающее то же, что кавалер, рыцарь в средние века, под этим именем известен был на Востоке граф Вацлав Жевуский.

Как туча он, мой черный конь ретивый. //Звезда на лбу его денницею горит; // Как перья страуса, летит по ветру грива, // Сверкают молнии из-под копыт. - Эти четыре строки, содержащие описание коня, являются переводом арабского четверостишия, помещенного в примечаниях к "Арабской антологии" Лагранжа.

"Чую, - каркнул, - запах трупа..." - На Востоке распространено поверие, будто коршуны чуют смерть издалека и кружат над человеком, которого ждет смерть. Как только путник умирает в дороге, тотчас же появляется поблизости несколько коршунов, хотя раньше их не было видно.

Тут африканский смерч, пустыни властелин... - Смерч (ураган) - это название (американское - урикан), означающее ужасную тропическую бурю. Так как это название широко известно в Европе, я употребил его вместо арабских слов сесум, серсер, асыф для обозначения вихря, смерча (тайфуна), засыпающего иногда целые караваны. Персы называют его гирдебад.

СТИХОТВОРЕНИЯ 1829 - 1855

К***

На Альпах, в Сплюгене 1829

Нет, не расстаться нам! Ты следуешь за мною,

И по земным путям, и над морской волною

Следы твои блестит на глетчерах высоко,

Твой голос влился в шум альпийского потока,

И дыбом волосы встают: а вдруг однажды

Увижу въявь тебя? Боюсь тебя и жажду!

Неблагодарная! На поднебесных кручах.

Схожу я в пропасти, и исчезаю в тучах,

И замедляю шаг, льдом вечным затрудненный,

Туман смахнув с ресниц, ищу во мгле бездонной

Звезду полярную, Литву, твой домик малый.

Неблагодарная! Ты и сейчас, пожалуй,

Царица бала там и в танце хороводишь

Веселою толпой. А может быть, заводишь

Интрижку новую, вот так, для развлеченья,

Иль говоришь, смеясь, про наши отношенья?

Своими подданными можешь ты гордиться:

Загривок рабски гнут, кадят тебе: "Царица!"

Роскошно задремав, проснешься в ликованье.

И даже не томят тебя воспоминанья?

Была б ли счастливей ты, милая, со мною,

Вручив свою судьбу влюбленному изгою?

Ах, за руку б я вел тебя по скалам голым

И песни пел тебе, чтоб не был путь тяжелым.

Я устремлялся бы в бушующие воды

И камни подстилал тебе для перехода.

Чтоб ты, идя по ним, не промочила ножки.

Целуя, согревал бы я твои ладошки.

Мы в горной хижине искали бы покоя.

В ней под одним плащом сидели бы с тобою,

Чтоб там, где теплится пастушеское пламя,