После третьего провала я принял решение вырастить щенка в Шотландии, и с этой целью вернулся в Камусфеарну весной 1959 года, чтобы остаться там на продолжительное время.

Я пробыл там не больше недели, когда произошёл самый странный эпизод в саге моих усилий по замене Миджбила, такое из ряда вон выходящее совпадение, которое настолько попахивает выдумкой, что, если бы не было свидетелей или если бы оно случилось в другой стране, я даже, пожалуй, и не стал бы писать об этом.

19 апреля я поехал на машине на станцию за тридцать с лишним миль, чтобы встретить гостя, который вложил много труда в благоустройство Камусфеарны и за множество приездов сюда изготовил значительную часть мебели здесь, и который вместе со мной наблюдал, как из голых стен дом превращается в хозяйство. Я приехал в ту деревню пораньше, чтобы сделать кое-какие покупки, и затем зашёл в гостиницу пообедать. Это была большая и исключительно шикарная гостиница, в которой селятся наиболее зажиточные слои туристов. Летом здесь довольно шумно от "Кадиллаков" и заокеанского акцента. Теперь же она была полупустая, и разговорившись с носильщиком, я выяснил, что у нас много общих знакомых. Он помнил мой охотничий корабль "Морской леопард", мы с удовольствием вспоминали о капитане Робертсоне с островного парохода "Лохмор", которого за голос, обладавший почти сверхзвуковыми тонами, называли "пискуном".

Мы обменялись историями о "Пискуне", и выяснилось, что я знаю такую, которой он не слыхал. Она произошла ещё в годы войны, "Пискун" шёл на север с Барра в плотном белом тумане, а среди пассажиров у него был один адмирал, который проводил свой отпуск на Гебридах. Выглядывая со шлюпочной палубы в обволакивающий всё белый экран, адмирал вдруг посчитал, что корабль идёт курсом на минное поле, и по мере того, как тянулись минуты, а "Лохмор" неуклонно шёл вперёд, опасения у него усиливались всё больше и больше. В конце концов он настолько встревожился, что решил оттаскать за бороду капитана на мостике. Они не были знакомы, и "Пискун" понятия не имел, что на борту у него высокопоставленный морской чин. Уставившись вперёд стеклянным взглядом своих очень выпуклых голубых глаз он вероятно мечтал об удачных сделках с твидовой тканью без купонов в конечном пункте своего рейса и рассердился, увидев рядом с собой плотного человечка в плаще и шляпе котелком. "Пискун" был по натуре вспыльчивым человеком и тут взорвался:

- Вон с моего мостика, бродяга! - завопил он голосом сердитой наседки.

Адмирал вспомнил, что он в штатской одежде, извинился и представился. "Пискун", хоть по природе не очень-то тушевался, проникся к нему уважением.

- Адмирал? Вот как! И чем же могу быть вам полезен, адмирал?

- Ну, капитан Робертсон, не могли бы вы сделать любезность и указать мне наше местонахождение?

- Местонахождение? А, да мы где-то здесь рядом или около того.

Да нет, капитан, я имею в виду наше положение на карте.

- Какая карта? - взвизгнул Пискун. -Да я сорок лет карты в глаза не видал.

Адмирал всё-таки настаивал на своём.

- А, ну хорошо, адмирал, если уж вам так хочется поглядеть на карту, то пойдёмте ко мне в каюту, хлопнем по "маленькой" и тогда посмотрим, что можно будет сделать для вас.

Они спустились в капитанскую каюту, и после "маленькой" Пискун стал рыться в ящике для карт. Там были карты Индийского океана и Китайского моря, карты морей Северного Ледовитого океана и Карибского моря, карты Ламанша и пролива Скагеррак. Наконец, на самом дне ящика он обнаружил карту Минча. Он расстелил её на столе, поправил очки и, поразмыслив, ткнул свой толстый палец в карту в нескольких милях к северу от Эриская.

- Вот, адмирал, мы вот здесь, а вот наш курс на север.

Адмирал грозно посмотрел на россыпь черных точек прямо по курсу корабля и бесцветным голосом спросил: " А это что?"

Пискун глянул туда.

- Вот эти чёрные точечки? Ну, если это скалы, то мы наверняка напоремся на них, но если это то, что думаю я, то есть мушиные следы, то мы идём совершенно верно!

Я отвлёкся, чтобы рассказать всю историю целиком, отчасти потому, что не мог удержаться, и частью оттого, что все эти воспоминания и разговоры с носильщиком непосредственно связаны с тем, что как во сне произошло пару часов спустя. Если бы за те несколько минут мы не обрели столько общих друзей и воспоминаний, то эти чрезвычайные события так и не произошли бы.

Я встретил своего гостя на платформе вокзала, и мы вернулись в гостиницу за тем, что Пискун называл "маленькой", прежде чем отправиться в Камусфеарну. Мы сидели на солнечной веранде, обращённой к морю, но были в глубине её, довольно далеко от окна, так что нам не видно было гравийной дорожки вдоль дома. Вдруг из зала к нам выбежал носильщик.

- Г-н Максвелл! - позвал он. - Подойдите быстренько сюда и скажите мне, что это за странный зверь здесь на улице, быстро!

Я непредвзято отношусь к теме так называемой телепатии и в общем к парапсихологическому восприятию. У меня была пара любопытных случаев, но ни разу не возникало такой внезапной и ошеломляющей уверенности в том, что я сейчас увижу. То ли эта уверенность сама передалась от меня гостю, то ли у него самого вдруг проявилось ясновидение, но он тоже сразу понял, что там находится за дверью.

Четверо человек шли мимо гостиницы, направляясь к машине, стоявшей у пирса. У их ног перекатывалась большая гладкая выдра такого вида, какого мне раньше не приходилось видеть, с головой серебристого цвета и снежно-белой грудью и шеей.

Во мне вспыхнуло чувство нереальности, как будто бы я вижу всё это во сне.

Я бросился к этим людям и стал нечленораздельно бормотать о Миджбиле, о том, как его убили и сколько раз мои попытки найти ему преемника срывались в последний момент. Я должно быть говорил очень долго, потому что то, что они сказали мне в ответ, как-то не сразу дошло до меня, а когда всё-таки дошло, то чувство нереальности довело меня почти до головокружения.

"... ей всего восемь месяцев от роду, она всегда была свободна, приучена к дому, приходит и уходит, когда хочет... я сама вырастила её, кормила из соски. Через полтора месяца нам надо возвращаться в Западную Африку, так что мы предполагали либо отдать её в зоопарк, либо ничего...Что нам остаётся делать? Она всем нравится, но когда дело доходит до того, чтобы действительно взять её к себе, то все сразу как-то тушуются... Бедная Эдаль, у меня просто сердце кровью обливается...