- А я все равно расскажу!

Но Кетхен закусила удила:

- В таком случае поторопись, не то я опережу тебя и повсюду раззвоню, что не ты, а я нашла эту дверь и застукала здесь вас обоих.

В ответ Густа только заморгала. Тогда Кетхен, внезапно протрезвев, прибавила:

- Должна же я думать о своей репутации, для тебя-то все это, разумеется, уже не имеет значения.

Дидерих встретился глазами с Густой, взгляд его скользнул по ее фигуре и нашел сверкавший на мизинце бриллиант, который они вместе выудили в тряпье. Он рыцарски улыбнулся, а Густа покраснела и почти вплотную придвинулась к нему, точно хотела прильнуть. Кетхен кралась к дверям. Склонившись над плечом Густы, Дидерих тихо сказал:

- Однако ваш жених надолго оставляет вас и одиночестве.

- Ах, что о нем толковать, - ответила она.

Он еще ниже склонил голову и прижался подбородком к плечу Густы. Она не шевелилась.

- Жаль, - сказал он и так неожиданно отступил, что Густа едва не упала.

Она вдруг поняла, что ее положение коренным образом изменилось. Ее деньги уже не козырь, цена такому мужчине, как Дидерих, куда выше. В глазах ее появилось жалкое выражение.

- На месте вашего жениха, - сдержанно сказал Дидерих, - я действовал бы иначе.

Кетхен с величайшей осторожностью прикрыла за собой дверь и вернулась.

- Знаете, что я вам скажу? - Она приложила палец к губам. - Третье действие началось и, думаю, давно уже.

- О боже! - сказала Густа, а Дидерих заключил:

- Значит, мы в ловушке.

Он обшарил стены, ища запасной выход: даже отодвинул кушетку. Не найдя второй двери, он рассердился:

- Это и вправду настоящая ловушка. И ради такого вот старого барака господин Бук обошел при реконструкции эту улицу. Он у меня дождется, что я ее снесу! Мне бы только в гласные пройти!

Кетхен хихикнула:

- Чего вы злитесь? Здесь очень мило. Что хочешь, то и делай.

И она прыгнула через кушетку. Густа вдруг оживилась и последовала за ней. Но она зацепилась и застряла. Дидерих подхватил ее. Кетхен тоже повисла на нем. Он подмигнул обеим.

- Ну, что теперь?

- Предлагайте, - сказала Кетхен. - Вам и карты в руки! Мы друг друга теперь узнали.

- И терять нам нечего, - сказала Густа.

Все трое прыснули со смеху. Но Кетхен пришла в ужас:

- Дети, в этом зеркале я похожа на свою покойную бабушку.

- Оно совсем черное.

- И все исцарапано.

Они прильнули лицами к стеклу и в тусклом свете газового фонаря увидели на стекле старые даты, сдвоенные сердца, вазы, фигурки амуров и даже могилы, и на каждом рисунке - какое-нибудь восклицание или ласкательное имя. Они с трудом разбирали слова.

- Здесь на урне... нет, что за чушь! - воскликнула Кетхен. - "Теперь лишь мы познаем страдание". Почему? Только потому, что они попали в эту комнату? Вот ненормальные!

- Зато мы вполне нормальны, - заявил Дидерих. - Фрейлейн Густа, дайте ваш бриллиант!

Он нацарапал три сердца, сделал надпись и предложил девушкам прочесть. Когда они с визгом отвернулись, он гордо сказал:

- Недаром же комната зовется "Приют любви"!

Внезапно у Густы вырвался крик ужаса:

- Там кто-то подсматривает!

И правда, из-за зеркала высовывалось мертвенно-бледное лицо!.. Кетхен бросилась к дверям.

- Идите сюда, - позвал Дидерих. - Это же нарисовано.

Зеркало с одной стороны отделялось от стены, он повернул его немного. И теперь стала видна вся фигура.

- Это все та же пастушка, которая прыгала через ручей!

- Все уже свершилось, - сказал Дидерих, так как пастушка сидела и плакала. На задней стенке зеркала виден был удаляющийся пастушок.

- А вот и выход! - Дидерих показал на полоску света, проникавшую сквозь щель, и пошарил по стене. - Когда все свершилось, открывается выход. - С этими словами он прошел вперед.

- Со мной ничего еще не свершилось, - насмешливо бросила ему вслед Кетхен.

- И со мной тоже... - печально проронила Густа.

Дидерих прикинулся глухим, он установил, что они находятся в маленьком салоне позади буфета. Поспешно добравшись до зеркальной галереи, он смешался с толпой, только что хлынувшей из зрительного зала. Публика еще была под впечатлением трагической участи тайной графини, которой все же пришлось соединиться узами брака с учителем музыки. Фрау Гарниш, фрау Кон, теща бургомистра - у всех были заплаканные глаза. Ядассон, уже без грима, явившийся пожать лавры, встретил у дам плохой прием.

- Это вы во всем виноваты, господин асессор! Она все-таки ваша родная сестра!

- Простите, сударыни! - И Ядассон произнес речь в защиту своих прав. Ведь он законный наследник графских владений!

Мета Гарниш сказала:

- Но у вас был слишком вызывающий вид!

Тотчас же все взгляды устремились на его уши; послышались смешки. И Дидерих, в предчувствии близкой мести, со сладостно бьющимся сердцем взял под руку Ядассона, пронзительным голосом вопрошавшего, в чем же, наконец, дело, - и повел его туда, где президентша, прощаясь с Кунце, выражала майору свою живейшую признательность за его услуги, которые так способствовали успеху пьесы. Увидев Ядассона, она попросту показала ему спину. Ядассон так и примерз к полу, Дидерих не мог сдвинуть его с места.

- Что с вами? - осведомился он с наигранным участием. - Ах да, фрау фон Вулков. Вы ей не понравились. Прокурором, сказала она, вам не быть. Очень уж торчат у вас уши.

Дидерих был ко всему готов, но такой чудовищной гримасы он не ожидал! Куда девалась высокомерная резкость, которую Ядассон всю жизнь вырабатывал в себе!

- Я это знал, - прошептал он, но в этих словах, сказанных шепотом, слышался мучительный вопль... Вдруг он весь задергался, точно приплясывал на месте, и закричал: - Вам смешно, драгоценнейший! Но вы и не подозреваете, чем владеете. Ваша внешность - капитал. Дайте мне ваше лицо, ничего больше, и через десять лет я министр!

- Но-но! - воскликнул Дидерих. - Всего лица вам и не нужно, достаточно одних ушей.

- А вы не продадите их мне? - спросил Ядассон и так взглянул на Дидериха, что тот не на шутку струхнул.

- А разве это возможно? - неуверенно возразил он.

Ядассон с циничной усмешкой на губах уже подходил к Гейтейфелю.

- Господин доктор, вы ведь специалист по ушам.