- ...вот, а потом мы пошли к Машке Шершовой Домой, ну, ты ее знаешь, а у нее брат полгода как из армии уволился, тоже бывший офицер, служит в какой-то такой охране и уже машину купил, так он так на меня посмотрел...
- И тоже похож на Тома Круза? - подколола Чижик.
- Нет, - прыснула Сорочинская, - похож он больше на племенного бугая, но вот машина у него приличная, пятьсот двадцатая "BMW"...
Сорочинская славилась тем, что знала все марки машин и могла авторитетно рассуждать о них часами.
- А мне сон снился, - неожиданно для себя сказала Санечка. - Будто бы я-на свадьбе брата...
- А откуда у тебя брат? - удивилась Чижик.
- Нету у нее никакого брата, - объяснила Сорочинская. - Это-то и интересно.
- Да. И все равно я знаю, что этот человек мой брат, зовут его Войдан...
- Не бывает такого имени, - заявила Чижик.
- Дай рассказать, - зажала ей рот Сорочинская. В кои веки раз наша принцесса решила что-то рассказать, а ты!..
- Почему принцесса? - спросила Санечка.
- Ой, да это мы тебя промеж собой так прозвали:
ручки помыть, ушки помыть, шнурочки погладить... Рассказывай.
- Я-то как раз нормально живу, - обиделась Санечка, - это вы в грязи какое-то удовольствие находите...
- У меня мамка дома по два раза в день полы мыла, - тихо-тихо сказала Сорочинская. - И что она видела, кроме этого пола? А руки у нее какие стали... Да ладно тебе, я же не в обиду сказала.
- Я тоже зря брякнула. Извини, Валечка. Ох... и все равно настроение пропало.
- Ну расскажи-и... - протянула Чижик. - Ну, чего тебе...
- Да там нечего рассказывать. Просто странный какой-то сон. Яркий, но ни о чем. Я так не умею рассказывать. Очень долго все куда-то идут. И я иду, но меня вроде бы не видят. Или делают вид, что не видят. И все чего-то ждут. Ничего не говорят, но почему-то понятно, что вот-вот - и начнется... Приходят в церковь. Красивая такая, из белого камня. Только почему-то крестов нет. На берегу реки. Там... ну, как в кино: священник весь в золотом, свечи горят, хор поет... и вот еще интересно: голоса вроде бы и слышны, а в то же время - полнейшая тишина. Как в кино в том же: изображение есть, а звук отключен. Священник брата венчает, и я вдруг со стороны вижу, что венчает-то он его - со мной... только с мертвой. Я - невидимая - это вижу, и я же - мертвая, старая там стою. А все видят какую-то другую...
- Ну, мать, - сказала Сорочинская, - пора тебе замуж. А то насмотришься таких мультиков, и ку-ку.
- Давай ее сосватаем за нового военрука, предложила Чижик.
- Да ну его, - сказала Сорочинская. - Ни кола ни двора. Живет в нашей общаге...
- В нашей? - почему-то удивилась Санечка.
- Ну да. На втором этаже, в семейном крылышке...
В своей пустой комнате Алексей застелил кровать, лег не раздеваясь поверх одеяла и стал смотреть в потолок.
Похоже, надо было что-то делать, и делать как можно быстрее.
Ах, Еванфия... как же ты позволила так задешево убить себя? А ты, Домнин многомудрый, - не догадался, что дойти до цели - это не задача; задача же - найти девицу среди сотен подобных ей...
В легендах было просто: по щеке искомой особы ползла мушка, или катилась слеза, или птичка бросала отметину с большой высоты. Ничего подобного здесь ждать не приходилось. Даже прямой вопрос был здесь неуместен, поскольку кесаревна спрятана на совесть. И надо сейчас, не вставая с кровати, самому придумать способ распознать ее... причем распознать быстро, надежно и по возможности незаметно.
Но ничего лучшего, кроме примитивного просмотра журналов, где обязательно должен быть указан домашний адрес студентки: село Салтыковка Озерского района (туда его вывели карты, и там лежала Еванфия), - он не придумал. Так что придется ждать завтрашнего дня. Он покосился на стены, все еще запятнанные невидимой слизью, и вдруг подумал, что это могли искать не его.
Конечно же...
Спать было нельзя.
Алексей надел мягкие черные кроссовки и вышел в коридор. Было начало третьего.
Большой дом спал. Здесь, не в точечном объеме каморки, а в ломаной линии коридора, - он почувствовал, как шевельнулись где-то глубоко угнетенные местными законами те малые умения, которыми он владел. Но - только шевельнулись... и тут же съежились, как нежные листья мимозы.
Может быть, все складывается к лучшему, подумал Алексей. Самый надежный способ не вовремя выдать себя - начать тревожить тонкий мир. Будем просто внимательно слушать...
Широко простирает уши свои отважник Пактовий в дела человеческие. Подпись: "Мих. Ломоносов". Что-то похожее было написано на траченном непогодой щите у ворот страшно вонючего завода... Алексей ехал в автобусе из Салтыковки на станцию Озерск, чтобы там сесть на электричку, и, проехав этот завод, автобус остановился, два парня с одутловатыми мордами просунулись в дверь и спросили хмуро: кому и сколько? Человек пять подали им деньги и получили по одной или по две пластиковых бутылки с прозрачной жидкостью, потом уже Алексей догадался: спирт... "А милиция у них купленная вся", - сказал один из покупателей, с ним как-то отчаянно согласились, автобус же тем временем катил дальше, по обе стороны дороги были заснеженные поля, очень далеко чернел лес и стояли грязно-розовые дома.
Внизу в застекленной и зарешеченной каморке на медицинской кушетке спал милиционер. Спал бдительно: как ни тихо шел Алексей, он приподнял голову и посмотрел на него.
- Ты кто? А, сообразил. Новый военрук?
- Так точно. Извини, что разбудил...
- Да я не сплю. Днем выспался.
- Я вот тоже... Вообще не могу на новом месте, пока не привыкну.
- Знакомо. Куришь?
- Курю. - Алексей нырнул в карман, достал "Кэмел" - единственный здешний табак, который чем-то напоминал настоящий.
- О, - согласился милиционер, Алексей наконец сосчитал его звездочку: младший лейтенант. - Богато.
- Стараемся, - пожал Алексей плечами. Они немного подымили молча.
- Как тут обстановка? - спросил Алексей.
- Всяко, - сказал милиционер. - На праздники было тяжко, теперь вот двадцать третьего февраля да восьмого марта - тоже концерты ожидаются... А так ничего. Терпимо.
- Понятно.
- Через вход-то этот лезут отмороженные. Которые поумнее - тем девки из окон сами веревки бросают. Но это уже не наша компетенция. Ваша, скорее.