– Избавился от них? – тупо повторил я.

Она кивком головы подтвердила, что именно это и имела в виду.

– Это невозможно, – прошептал я.

– Почему? – спросила она. – Собственно, чем они там занимаются?

И тут меня будто осенило – а ведь это на самом деле возможно! Причем без особых проблем. Все необходимое нужно отдать местным властям – они прекрасно с этим справятся. Мы создадим Национальный совет школьных инспекторов, а оставшиеся функции МОНа передадим министерству окружающей среды. А этого прирученного придурка Патрика можно отправить в палату лордов.

– Черт меня побери! – восторженно прошептал я. – Да, но что скажет Хамфри?

Дороти улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой.

– Все, что угодно. Причем я очень хотела бы присутствовать, когда вы сообщите ему об этом.

– Чтобы стать свидетелем смертельного конфликта между волей политической и волей административной?

Она задумчиво откинулась на спинку стула.

– Скорее, смертельного конфликта между политической волей и административным «не буду»,

Сегодня утром первым делом вызвал к себе секретаря Кабинета. Дороти пришла еще раньше. Я изо всех сил старался скрыть свое возбуждение, когда как бы мимоходом заметил, что хотел бы обсудить с ним одну новую идею.

Обычно слово «новый» сразу же настораживает Хамфри – ему немедленно начинает мерещиться очередная каверза или по-настоящему серьезная проблема, – однако на этот раз он почему-то воспринял его на редкость спокойно и даже весело хихикнул, когда я сообщил ему, что наконец-то понял, как надо реформировать нашу систему образования.

– Хамфри, я собираюсь разрешить родителям забирать своих детей из школы. И отдавать их учиться в любую другую школу, какую они только пожелают.

Его это, похоже, нисколько не тронуло.

– Вы имеете в виду, после подачи официального заявления, тщательного рассмотрения, судебных слушаний, соответствующих апелляционных процедур?

Теперь настала моя очередь весело захихикать.

– Нет-нет, Хамфри. Вы меня не поняли. Они смогут просто забрать их. В любое удобное для них время.

– Простите, господин премьер-министр, но я вас действительно не понимаю…

Дороти, со свойственной ей точностью выражений, дополнила мою мысль:

– Правительство, сэр Хамфри, намерено разрешить родителям самим выбирать, в какую школу отдавать своих детей.

Тут до него, видимо, дошло, что мы совсем не шутим, потому что он, заметно побагровев, чуть ли не закричал:

– Господин премьер-министр, вы это серьезно?!

Я с довольным видом кивнул.

– Совершенно серьезно.

– Но это же абсурдно!

– Интересно, почему? – язвительно поинтересовалась Дороти.

Он не обратил на нее никакого внимания.

– Родителям ни в коем случае нельзя позволять самим выбирать школы. Откуда, скажите, им знать, какие из них хорошие, а какие нет?

Я бросил на него оценивающий взгляд.

– А в какой школе учились вы, Хамфри?

– Винчестер.

– Школа была хорошей?

– Не просто хорошей, а великолепной.

– И кто ее для вас выбирал?

– Мои родители, конечно. – Я только усмехнулся. – Господин премьер-министр, это же совсем другое дело. Мои родители были на редкость проницательными людьми, умевшими отличить хорошее от плохого. Но нельзя же ожидать, что такими же способностями обладают и обычные люди, что они будут точно знать, куда именно отдать своих детей.

Очевидный снобизм и просто кричащая элитарность сэра Хамфри чуть не вывели Дороти из себя.

– Интересно, это почему же? – Сквозь зубы процедила она.

Он равнодушно пожал плечами. Лично ему ответ был очевиден.

– Откуда им знать?

Но и у Дороти, которая сама была матерью, с ответом тоже не было никаких проблем.

– Им-то прекрасно известно, умеют ли их дети читать, писать и складывать числа. Им прекрасно известно, довольны ли их соседи школой. Им прекрасно известно, хорошо ли их дети сдали экзамен или нет…

Хамфри снова ее проигнорировал. Подчеркнуто намеренно.

– Экзамены – это далеко не все, господин премьер-министр.

Дороти встала, обошла вокруг стола и села рядом со мной, так что теперь секретарь Кабинета не имел возможности избегать прямого взгляда моего главного политического советника.

– Совершенно верно, Хамфри… и если родители не хотят, чтобы их дети получали академическое образование, то они смогут отдать их в обычные общеобразовательные Школы. В любое удобное для них время.

Было заметно, что с точки зрения Хамфри мы с Дороти говорили на китайском языке. Причем не просто китайском, а на древнекитайском. Он нас попросту не понимал. Снова и снова возбужденно повторял нам одно и тоже. Иначе говоря, настойчиво пытался объяснить свою личную позицию.

– Родители не имеют необходимой квалификации, чтобы сделать грамотный выбор. Учителя же самые настоящие профессионалы. Собственно говоря, родителям вообще нельзя доверять воспитание детей, у них нет для этого должной подготовки. Мы ведь не позволяем неподготовленным учителям учить! В идеальном мире такая же непогрешимая логика должна относиться и к родителям…

Тут ко мне впервые с ошеломляющей ясностью пришло осознание того, насколько разительно мечта Хамфри об идеальном мире отличается от моей.

– Вы хотите сказать, – медленно и подчеркнуто спокойно произнес я, – что родителям следует запретить иметь детей до тех пор, пока они не пройдут соответствующую подготовку?

Он глубоко вздохнул. Не скрывая досады. Очевидно, что-то понял не так.

– Нет-нет, проблема совсем не в том, чтобы иметь детей. Этому их всех в свое время учили. Уроки полового образования давно уже стали самым обычным школьным предметом.

– Понятно, – пробормотал я и повернулся к своему главному политическому советнику, которая широко открытыми глазами с удивлением смотрела на самого старшего в стране государственного служащего и одновременно ярого поборника тоталитарного общества по типу Оруэлла.

– Тогда, может, нам стоит расширить эту программу полового образования? Например, включить в нее экзамены. Письменные или практические. Или, что было бы даже еще лучше, и то и другое. После чего они получат соответствующие лицензии и смогут иметь детей.

Хамфри даже не улыбнулся. Вместо этого бросил на меня осуждающий взгляд.

– Не вижу в этом ничего забавного, господин премьер-министр. Все достаточно серьезно. Родители неподготовлены не рожать детей, а воспитывать их! Вот почему они не имеют и не могут иметь ни малейшего понятия о том, какую школу для них выбирать, вот почему ничего толкового у них из этого не выйдет, да и не может выйти!

Дороти чуть наклонилась вперед, чтобы поймать его взгляд.

– Ну как же тогда, по-вашему, работает здравоохранение? Ведь семейного врача выбирают себе люди, не имеющие никакой медицинской подготовки!

– Ну, – несколько смущенно протянул Хамфри, явно пытаясь протянуть время. Затем, видимо, все-таки придя в себя, решительно заявил: – Да, но это же совсем другое дело. – Таким тоном, как будто бы сказал что-то действительно существенное.

– Почему? – спросила Дороти.

– Видите ли, врачи… то есть пациенты – это же не родители, вы же понимаете.

– На самом деле? – Похоже, Дороти открыто насмехалась. – С чего вы это взяли?

– Я имел в виду другое! – уже не скрывая раздражения, ответил он. – Да и в любом случае, лично мне кажется, позволять людям выбирать себе врачей самим – тоже далеко не самая хорошая мысль. Слишком хлопотно и заведомо бесперспективно. На мой взгляд, куда как лучше было бы семейных врачей назначать. Так было бы и логичней, и, согласитесь, намного справедливее. Я имею в виду, в социальном плане. Тогда можно было бы сократить количество пациентов на каждого врача, и у всех появились бы равные возможности пользоваться услугами также и плохого врача.

Больше всего меня искренне поразила концепция «справедливости» нашего секретаря Кабинета и, соответственно, всей государственной службы Британии, которую он возглавляет и, значит, в известном смысле олицетворяет.